Начало раннего железного века в Приамурье

Оценивая современное состояние уровня изучения этнокультурных процессов в Приамурье в эпоху палеометалла, начало которой связано с урильской культурой (в XII в. до н.э.), в первую очередь, нужно иметь в виду переходный период от одной эпохи к другой и те этнические и культурные изменения, которые происходили у данного населения. Для Приамурья – это был период конца II тыс. до н.э., когда в регионе вместе с урильской культурой появляются изделия из бронзы и железа. Несмотря на то, что поздненеолитические осиноозерская и вознесеновская культуры различаются в культурном плане, есть мнение исследователей о том, что их население могло принять участие в формировании урильской культуры [Деревянко А.П., 1973, с. 272; Гребенщиков, Деревянко Е.И., 2001, гл. III]. Однако данный процесс в настоящее время мало изучен. Не совсем понятна доля участия приамурского поздненеолитического населения в ее становлении на раннем этапе, т.к. уже в это время (к рубежу II–I тыс. до н.э.) урильская культура представлена археологическими памятниками, свидетельствующими об ее однородности. Причем ранние памятники урильской культуры есть и в Западном (Урильский Остров, Букинский Ключ-1, Сухие Протоки-2), и в Восточном (Рыбное Озеро, Кочковатка, Круглое Озеро) Приамурье.

Носители урильской культуры объединили территорию Приамурья в единый культурный ареал. Однако уже в середине I тыс. до н.э. в восточной части Приамурья с ее участием формируется польцевская культура [Деревянко А.П., 1976]. В Западном Приамурье урильская культура доживает до II в. до н.э., когда ее население смешивается с прототала-канскими племенами, пришедшими из Забайкалья, образуя талаканскую культуру. Новое объединение Приамурья в единый этнокультурный регион происходит не ранее конца VII в. н.э., когда в Западное Приамурье переселяются мохэ.

Основная проблема, которая требует своего разрешения, – определение места исхода протоурильского населения в Приамурье. О том, что это была мощная миграция, причем не только в Приамурье, но и в Приморье, свидетельствует сходство урильской и янковской культур [Деревянко А.П., 1973].

Предположение А.В. Гребенщикова [Гребенщиков, Деревянко Е.И., 2001, гл. III] об участии населения поздненеолитической культуры в формировании урильской культуры не объясняет, почему в ареале поздненеолитической осиноозерской культуры в Западном Приамурье раннеурильская керамика схожа с таковой из Восточного Приамурья. К тому же для урильских памятников западной части Приамурья получены пока самые ранние радиоуглеродные даты [Нестеров, Кузьмин, Орлова, 1998].

Анализ раннеурильских материалов с памятников Урильский Остров, Букинский Ключ-1, Сухие Протоки-2, Максим Горький показал, что ряд предметов из бронзы (дольчатые пронизки, бляшки, лапчатые бляшки-нашивки) и железа (коленчатый нож, кельты), свидетельствует о том, что носители урильской культуры, видимо, еще до прихода на Амур были знакомы с предметным комплексом карасукской культуры. Новое, что появилось уже в Приамурье, – это изделия из железа и чугуна [Крамин-цев, 1996]. Столь раннее появление в урильской культуре изготовления железа и чугуна могло быть связано с высокотехнологическими знаниями протоурильского населения в области обжига керамической посуды и бронзолитейного производства. В условиях Приамурья, где отсутствует легкий доступ к меднорудным источникам в горных районах [Конькова, 1989], навыки, связанные с высокотемпературным производством в области бронзовой металлургии, могли быть реализованы в производстве железа из болотных руд, которые представляют собой разновидность бурого железняка, отлагающегося в болотах, встречающегося в приречных или болотистых лугах (луговая руда).

Материалы ранних урильских памятников демонстрируют знакомство населения с земледелием, животноводством (свиноводством), охотой и рыболовством. Освоение левого берега Амура, Зеи и Буреи (охотничье-рыболовные стоянки в таежной зоне), Сунгари и Уссури косвенно можно связать с наличием в хозяйстве речного транспорта (лодок). Не исключено, что данные навыки хозяйственной деятельности были присущи им еще до прихода в Приамурье.

Для определения места исхода протоурильского населения в Приамурье необходимо сочетание фактов. Часть из них была названа выше, исходя из данных археологических материалов. Если говорить о географическом факторе, то масштабный исход с севера из Якутии синхронного урильской культуре населения усть-мильской культуры маловероятен. Можно говорить о совпадении в обеих культурах валикового, вафельного и гребенчатого орнамента, но якутская керамика – круглодонная, а приамурская – плоскодонная. Бронзовые изделия из Якутии имеют близкие аналоги среди образцов с севера Забайкалья и Прибайкалья, что предполагает культурные связи или инфильтрацию населения в это время на данную территорию [Эртюков, 1990, с. 95–109; Алексеев, 1996, с. 70–80]. К тому же для одновременного появления мигрантов из Якутии в разных частях Приамурья, т.е. к западу и к востоку от гор Малого Хингана, который практически всегда для населения был этнокультурной грани- цей, отсутствуют удобные маршруты. На северо-востоке нижнего Амура по окончании неолитической эпохи выделяется керамический комплекс раковинной традиции с петлевидной, шнуровой орнаментикой – памятники копинского типа (или культуры), отсутствующие в керамике урильской культуры [Шевкомуд, 2004, с. 139–141].

Западное (из Восточного Забайкалья) направление можно с определенной долей вероятности также исключить из возможной точки исхода. Несмотря на то, что население верховьев Амура в конце II тыс. до н.э. могло быть знакомо с достижениями бронзолитейного дела соседей в Забайкалье, в том числе с карасукскими бронзами, и в условиях гор Большого Хингана знать свиноводство, движение вниз по Амуру должно было привести к последовательному освоению его бассейна. Тогда в урильских материалах, возможно, можно было бы увидеть влияние на нее поздненеолитической осиноозерской культуры, элементы которой при дальнейшем освоении территорий вниз по Амуру должно было бы оказаться в Восточном Приамурье. Однако этого пока не наблюдается. Правда, и наши знания о населении верхнего Амура этого периода пока ограничиваются лишь находками керамики осиноозерской и урильской культуры в районе с. Албазино [Черкасов и др., 2012, с. 30].

Роль осиноозерских традиций в сложении урильской культуры пока в достаточной степени не выявлена. Можно лишь говорить о наличии в обеих культурах шлифованных каменных изделий, но они были широко распространены и во времени, и в пространстве азиатского региона [Деревянко А.П., 1973, с. 267–268]. Сохранение на раннем этапе в урильской культуре традиции изготовления шлифованных орудий (топоров, тесел, стамесок и др.) могло быть связано с дефицитом предметов из бронзы и с трудностями первоначального освоения железа. Так, на памятнике Сухие Протоки-2 на р. Бурее в урильском слое, наряду с обломком бронзового ножа, бронзовой бляшки-пронизки, фрагментом коленчатого железного ножа и кусками чугунного кельта, найдены шлифованные предметы. В тоже время на стоянке Букинский Ключ-1 ниже по течению Буреи, в раннем урильском слое найдена бронзовая лапчатая бляшка-нашивка, железный стержень, куски железистого шлака, но шлифованные изделия не обнаружены, хотя памятник раскопан практически полностью.

Южное, маньчжурское направление как региона, откуда началась миграция населения, которое освоило Приамурье и Приморье и положило начало эпохе раннего железного века на Дальнем Востоке, является наиболее перспективным. Маньчжурия граничит с северными районами Китая и Центральной Азией, откуда к ее населению могли попадать достижения в области материальной культуры (в том числе бронзолитейной) шан-иньской, чжоуской и карасукской общности.

Имеющиеся данные китайских летописей свидетельствуют о том, что толчком к переселению маньчжурских протоурильских и протоянковских племен могли послужить политические события XII–XI вв. до н.э., связанные с походами правителей государства Чжоу Чэн-вана (1115–1078 гг.

до н.э.) и Му-вана (1001–946 гг. до н.э.) против восточных варваров – сушэней. Последние были вынуждены мигрировать с Северо-Китайской равнины на территорию Ляодуна, Маньчжурии, Приморья и Корейского полуострова [Шавкунов, 1990, с. 23, 26]. Не исключено, что сушэньская миграция и чжоуская агрессия вынудили местное население искать спасение на севере – в Приамурье, а также на востоке – в Приморье. Наличие водных путей вверх по р. Нонни и ее притокам, вниз по р. Сунгари способствовало быстрому продвижению двух родственных миграционных потоков. В Западном Приамурье мигранты, пройдя «коридором» между западными отрогами Малого Хингана и Ильхури-Алинем, вышли на Амур и на Зейско-Буреинскую низменность. В Восточном Приамурье прото-урильские племена, пройдя узкий саньсинский проход в низовьях Сунгари, оказались в междуречье Амура, Сунгари и Уссури на Нижне-Амурской и Нижне-Сунгарийской низменности.

Протоурильские миграционные потоки в этнокультурном плане были схожи, хотя не исключено, что состояли из различных родовых и племенных групп. Возможно, о многокомпонентности состава урильской культуры свидетельствует разнообразие форм керамических сосудов и орнамент на них. В археологическом плане сейчас пока четко вычленяется «пиктографический» узор, который был свойственен керамике культуры байцзиньбао в бассейне Нонни и Сунгари. В урильской культуре он присутствует на памятнике Рыбное Озеро [Гребенщиков, Деревянко Е.И., 2001, с. 67]. Его производные в виде отдельных «пиктографических» элементов, по нашему мнению, можно наблюдать на посуде многих уриль-ских памятников Приамурья: к нему можно причислить и прочесы зубчатым шпателем («разложившийся меандр»), и сложнофигурные рельефы, выполненные как прочерчиванием, так и выглаженными валиками [Там же, с. 80–110].

Таким образом, появление урильской культуры в Приамурье в настоящее время можно связать с миграцией протоурильского конгломерата из Маньчжурии в XII–XI вв. до н.э., спровоцированного чжоуской агрессией против «восточных варваров». Роль поздненеолитических культур Приамурья в формировании урильской культуры пока в достаточной степени не определена.