Народная основа "Повести о славном Касперле и пригожей Аннерль" Клеменса Брентано

Клеменс Брентано (1778–1842) – немецкий писатель романтизма, автор богатого поэтического    наследия,    драматических произведений, романа «Годви», записей видений Анны Эммерик, сказок, а также некоторого числа произведений малой прозы, среди которых наиболее известна «Повесть о славном Касперле и пригожей Аннерль» («Geschichte vom braven Kasperl und dem schönen Annerl», 1817). Повествование о трагических судьбах героев, поступками которых движет представление о чести, пусть и ложное, тем печальнее повесть, не может не вызвать отклика в душе читателя. «Повесть... » находила положительные отзывы в критике. Г.Гейне, чьего расположения добиться было не так легко, в своей работе «Романтическая школа» пишет о ней: «Господин Брентано написал также несколько хороших рассказов, среди которых особенно хороша «История бравого Касперля и прекрасной Наннерль» (Гейне 1982: 401).

Среди наиболее значимых исследований в отечественном           литературоведении, посвященных «Повести...», назовем главу в монографии Н.Я.Берковского «Романтизм в Германии» (Л.,  1973), главу в учебнике

Р.Ф.Яшенькиной     «Проза     немецкого романтизма» (Пермь, 2006), главу «Лейтмотив и предметный символ в «Повести о славном Касперле и пригожей Аннерль»» в монографии М.И. Бента «Немецкая романтическая новелла: генезис, эволюция, типология» (Иркутск, 1987), главу «Религиозно-нравственные коллизии в поздней философии Шеллинга и прозе гейдельбергского романтизма», «Повесть о славном Касперле и пригожей Аннерль» К.Брентано» в учебнике Т.Л.Шумковой «Романтизм в Германии и России» (Екатеринбург; Нижневартовск, 2001), также Е.М.Мелетинский в «Исторической поэтике новеллы» (М., 1990) обращается к «Повести...».

На первый план в перечисленных исследованиях     выводится     проблема определения жанра, анализируется образный строй, подробно рассматривается стиль писателя, роль мотивов и символов в

произведении. Понятие «народности» «Повести...» также отмечается, но не выбирается авторами исследований как основополагающее в идейном строе всего произведения.

«Повесть о славном Касперле и пригожей Аннерль» рассматривается Н.Я.Берковским как «памятник гейдельбергского “народничества”», на первый план выдвигается идея духовного богатства крестьянства, которое живо вопреки неблагополучному социально-историческому фону, что выразилось на примере судеб героев (Каспера, Аннерль и старухи Анны Маргрет) в их понятии о чести и справедливости. Любопытна мысль Н.Я.Берковского о том, что нищета – результат осмысленного и добровольного отречения от богатства, что требует христианская религия. Нам бы не хотелось останавливаться лишь на социальном аспекте «народности», хотя он, несомненно, важен. Гейдельбергское «народничество» в повести неоспоримо, но сохранились и черты раннего романтизма, в том числе мистицизм, без него «Повесть...» была бы лишена своей прелести и неповторимого очарования. Мистицизм и вера также составные части «народного».

Под «народностью» мы понимаем обращение автора к сущностным, даже в некотором смысле статичным явлениям жизни народа, заложенную в произведении тенденцию воспитывать либо выявлять общественные пороки. В связи с этим язык произведения предельно прост, ясен и выразителен.

Образ Анны-Маргарет – воплощение «народного духа», христианской морали и нравственности. Уже в первой сцене мы видим ее простоту и непосредственность, когда она укладывается на ночлег на пороге одного из домов: «…она спокойно, словно у себя в спальне, устраивалась у всех на глазах переночевать здесь, под открытым небом. Она укрылась передником, надвинула на глаза большую черную клеенчатую шляпу, положила поудобнее под голову узелок и на все вопросы отвечала молчанием» (Брентано 1991: 128). Благочестие – вот главный жизненный принцип Анны-Маргарет. В ее словах – Вера в Бога и любовь ко всему миру, им сотворенному: «Как хорошо Господь сотворил мир, так прекрасно, так чудесно!» (Брентано 1991: 136); «Ничего не поделаешь, все на земле куда как хорошо, не по нашим заслугам, самые горькие слезы и те сладостны» (Брентано 1991: 136). Смирение – также добродетель героини. Она замечает, что Аннерль не грешница, что «у нее (Аннерль) доброе сердце, да только пути Господни неисповедимы» (Брентано 1991: 136), однако же не просит о ее помиловании, поскольку убийство, тем более ребенка – грех, Аннерль нарушила одну из заповедей, а за грех полагается расплата. Поступок самой Аннерль – ее признание о совершенном преступлении – также говорит о следовании христианской морали. И тот факт, что она не назвала имя отца ребенка, чтобы не подвергнуть его опасности, хотя в таком случае ей удалость бы избежать смерти, говорит о ее стремлении спасти от смерти отца ребенка. Анна-Маргарет просит только о возможности прощения Каспера и Аннерль и захоронении любящих рядом друг с другом. Анна-Маргарет верит во всепрощение Бога, осталось добиться разрешения властителя земного – герцога: «Господь Бог простит его, я верно говорю, а я не хочу помереть, пока его не схоронят, как положено по божескому закону» (Брентано 1991: 129); «двое любящих должны упокоиться рядом» (Брентано 1991: 136). Смирение Анны-Маргарет (и Аннерль) и покорность своей судьбе, предначертанной Богом, его воле, упование на его милосердие и спасение душ Аннерль и Каспера своего рода христианский фатализм. Хотя поет Анна-Маргарет народные песни, и не все они подчиняются религиозной тематике, но Песнь о Страшном суде является лейтмотивом и отражает идейную нагрузку всего произведения: Анна-Маргарет потому и не просит о помиловании, поскольку все на Страшном суде получат свой приговор, «справедливость лучше прощения» (Брентано 1991: 149).

Мистические (фольклорные, языческие) предзнаменования Анна-Маргарет и отвергает, и принимает: раскачивающийся меч в доме палача изначально не воспринимается ей как знак, однако, позднее она примечает, что предзнаменование сбылось, меч жаждал крови Аннерль, он ее получил, палачу не удалось обмануть свой меч, сделав царапину на шее маленькой Аннерль, она закричала, а проходивший мимо бургомистр обвинил палача в излишней склонности к суевериям. Рок «вцепился» в маленькую Аннерль: «Голова Юрге откатилась к Аннерль и вцепилась зубами ей в юбчонку. <…> Я сорвала с себя передник и набросила его на страшную голову» (Брентано 1991: 148). Тот самый передник крестной носила Аннерль: «Иной раз неожиданно сорвет с себя обеими руками передник, словно он у нее горит, и тут же громко разрыдается. <…> враг-то не дремлет, зубами в нее вцепился» (Брентано 1991: 137), тем же передником она и задушила своего ребенка. Казнь свершилась, весть о помиловании была принесена слишком поздно. Аннерль невинна в своем падении, ее соблазнитель граф Гроссингер сознается, что он «овладел ее сердцем с помощью лекарственных снадобий, содержащих некую магическую силу» (Брентано 1991: 156), вина ее заключается в убийстве ребенка.

Причина убийства ребенка – представление Аннерль о чести и превознесение ее над другими добродетелями. Думая о том, что скажут о ней люди, она забывает, что честь воздавать следует одному Богу, и идет на убийство – еще больший грех. Пересечение двух парадигм чести (морально-этического и социального понятия) и благочестия рождает трагедию.

Для Каспера важнее честь даже в более узком значении – воинская честь (верность, справедливость, достоинство) . История о французском унтер-офицере, выстрелившим в себя после выполнения приказа, которого он не мог ослушаться, но исполнение которого тяжелым камнем легло ему на душу, стала для Каспера образцом поведения, которое, однако, не только не одобрялось в его семье, но даже подвергалось осмеянию. Стремление установить справедливость привело его к выдаче своих отца и брата как воров, но имея в родне преступников, он уже не мог гордиться незапятнанным благородством – и вновь неразрешимое противоречие становится причиной единственно возможного для героя его исхода – гибели, самоубийства.

Мотив чести определяет идею всей повести, «имеет в повести сюжетообразующее и одновременно характерологическое значение» (Яшенькина 2006: 70) Честь определяет поведение героев, приводит их к гибели. Но важно разграничивать честь внутреннюю «внутреннее нравственное достоинство человека, доблесть, честность, благородство души и чистая совесть» и «условное, светское, житейское благородство, нередко ложное, мнимое» (по Далю). В повести речь идет и о третьем понятии – честь, возданная Богу как высшая честь: «Не чти честь людскую, чти Господа Бога, ему одному честь воздавай» (Брентано 1991: 134).