Неизвестный свинцовый вотив из Ольвии

МАИАСП № S1. 2022

В одной частной коллекции хранится свинцовое изделие, случайно найденное в Ольвии в 80-х годах XX в. Это снабжённая подставкой односторонняя композиция в виде стоящей на колеснице крылатой женщины1, которая управляет парой несущихся во весь опор коней. Размеры композиции — 42 × 60 мм, подставки — 10 × 39 мм. Сохранность вещи хорошая (утрачена только незначительная часть одной из вожжей) (рис. 1).

Фигурки, отлитые из свинца, предназначенные для посвящения богам, имеют долгую традицию бытования, которая начинается на Ближнем Востоке (Emre 1971). В греческом мире наиболее масштабными по количеству (свыше 100 тысяч, датируемых разными периодами) и разнообразию являются свинцовые вотивы из святилища Артемиды Орфии в Спарте (Wace 1929: 249 ff.; Андреев 2008: 52 сл., 223 сл.; Lloyd 2021). Кроме святилища Орфии эти фигурки в довольно большом количестве находили в Менелайоне (Wace 1908— 1909: 127) и в других местах, где могли располагаться еще нераскопанные спартанские святилища (Андреев 2008: 52)2. Некоторое количество свинцовых фигурок обнаружено и за пределами Лаконии: в аргосском Герайоне, в Бассах, во Флиунте (Wace 1929: 250). Вне Пелопоннеса несколько подобных вещей было найдено в Олинфе (Robinson 1941: 8—14). Вотивные фигурки из свинца изготавливались и в Северном Причерноморье. В сравнительно небольшом количестве они зафиксированы на черноморском побережье Болгарии: в Аполлонии (Венедиков 1963; 1969; Конова 2002) и в Одесосе (Минчев 2012), а также в довольно большом и самых разнообразных типов — в Ольвии (а также на её хоре)3, будучи в высшей степени характерны для её религиозной жизни4. Хотя самыми распространёнными среди ольвийских свинцовых изделий являются букрании и лабрисы (Зайцева 2004a; Шауб 2008), другие сюжеты здесь тоже не редки (Зайцева 1971; 2004b)5. Однако, сюжетные композиции в свинце как в Ольвии, так и среди подобных находок в других областях античного мира, встречаются весьма редко. Наиболее интересны в данной связи три находки: одна на хоре Ольвии (Кателино-I) (Рубан 1985) и две на самом городище (Русяева 2005: 182, рис.; Крапивина 2007).

Крупнейший знаток ольвийских свинцовых вотивов К.И. Зайцева была уверена в том, что все свинцовые (и не только, добавим мы от себя) крылатые женские фигуры являлись изображениями Ники (Зайцева 2004: 138—139, №№ 44—48)6. Однако хорошо известные исследовательнице вотивы в виде крылатых женщин из святилища Артемиды Орфии в Спарте явно представляли именно эту богиню, а отнюдь не персонификацию победы. Из всех немногочисленных ольвийских фигурок подобного типа об изображении Ники можно говорить только в композиции, где крылатая богиня, опирающаяся на герму, представлена

МАИАСП № S1. 2022

рядом с Гераклом (Крапивина 2007). По мнению К.И. Зайцевой, крылатые женские фигурки «символизировали победы не государственного характера, а в повседневной жизни и трудах ольвиополитов <…>7. Такие пластины могли находиться не только в домах горожан, но и в погребениях умерших, как знак одержанной при жизни победы». Большинство фигурок «Ники» предположительно датируются К.И. Зайцевой первой половиной III в. до н.э. (Зайцева 2004: 138—139, №№ 46—48). Эти датировки крылатых женских фигурок кажутся слишком суженными, но в принципе приемлемы (см. ниже). Что касается рассуждений исследовательницы по поводу их семантики, то здесь её мнение выглядит чересчур абстрактным и едва ли адекватным восприятию этих образов самими ольвиополитами.

Насколько нам известно, изображение крылатой богини на колеснице среди ольвийских свинцовых фигурок ранее не зафиксировано8. В то же время аналогичный сюжет встречается на Боспоре, причём на предметах заупокойного культа. Так, изображение крылатой богини на колеснице фигурирует в росписи продольных досок саркофага «царицы» из кургана Куль-Оба, но здесь возница управляет квадригой (DuBois de Montperreux 1843: pl. XXV) (рис. 2)9. Тот же сюжет мы видим и на Большом лекифе Ксенофанта, обнаруженном в одном из пантикапейских курганов (Виноградов 2006; 2007) (рис. 2). На фризе над центральной сценой, украшающей лекиф, трижды повторено рельефное изображение крылатой богини, которая, стоя на колеснице, управляет парой коней (бигой). Этот шедевр керамического искусства Ю.А. Виноградов убедительно трактует как «символ героического бессмертия» (Виноградов 2007: 49—51). Аналогичная композиция — крылатая богиня на колеснице управляет четвёркой коней — представлена и на знаменитых феодосийских золотых серьгах «роскошного стиля» (Максимова 1958; Шауб 2022: рис. 1, 2).

На биге изображение богини (в фас) представлено на среднем фризе треугольной пластины из кургана Карагодеуашх (Вахтина 2022: рис. 1), но здесь женщина бескрыла (как и та, которую мы видим сидящей в повозке на стеле из Трёхбратнего кургана). Все вышеупомянутые памятники найдены на Боспоре и относятся к IV в. до н.э.

Вне Северного Причерноморья изображение крылатой женщины, которая управляет квадригой, нередко фигурирует на краснофигурных апулийских вазах, к примеру, — на лутрофоре из Национального археологического музея Испании (Мадрид ) (Вахтина 2022: 218, рис. 4) и диносе из частной коллекции (Schauenburg 1987: Abb. 33)¹⁰. Но более близкие аналогии ольвийской композиции имеются на произведениях искусства, происходящих из Фракии. Если на феодосийских серьгах «Ника» представлена на квадриге, то на золотых серьгах из погребения фракийской аристократки (по всей вероятности, жрицы)¹¹ в кургане близ с. Синеморец она управляет бигой (Агре 2013: 284—285, № 107). Обращает на себя

МАИАСП № S1. 2022

внимание сходство в трактовке крыльев этой «Ники» и богини ольвийского вотива: в обоих случаях крылья довольно коротки.

Аналогичный сюжет мы видим и на росписи гробницы у села Мыглиж: здесь «Ника» на биге изображена на тулове амфоры (рис. 5), которая мультиплицировано представлена в обрамлении пальметт (Fol, Fol 2005: 116—117). Особое внимание здесь привлекает тот факт, что, как и на ольвийском вотиве, колесничное колесо здесь представлено в виде овала. И серьги, и роспись, относятся к III в. до н.э. Но ещё серединой V в. до н.э. датируется изображение крылатой женщины на квадриге (тело богини и крупы коней даны в фас, головы — в профиль) на серебряной пластине из некрополя Дуванли (Venedikov, Gerassimov 1973: № 228).

Изображения крылатой богини иногда встречается среди ольвийских свинцовых изделий. Так, свинцовую фигурку крылатой женщины при раскопках Ольвии обнаружила В.И. Денисова (Пругло), назвав её «персидской Артемидой» (Пругло 1978: 48)12. Естественно, что даже если предположение исследовательницы верно в отношении её находки, оно не может быть безоговорочно применимо к богине на колеснице рассматриваемого нами вотива.

В статье о боспорских «Никах» мы уже отмечали необходимость дифференцированного подхода к тем многочисленным и разнообразным персонажам боспорского искусства, которые автоматически называются «Никами» только из-за того, что имеют крылья (Шауб 2020). В искусстве греческой архаики подавляющее большинство женских божеств нередко изображалось с крыльями. Таковы Артемида, Афина, Афродита, Немесида, Эос, Ирида, Эринии, Горгоны и др. (Шауб 2020: 155); некоторые из этих персонажей сохраняли свои крылья и в более позднее время. Поэтому логично заключить, что семантика женского образа в иконографии Ники на Боспоре зависела от контекста13. Тот же вывод напрашивается и в отношении ольвийских крылатых персонажей. На Ближнем Востоке Великая богиня Иштар, которая нередко изображалась крылатой14, в позднебронзовом веке обрела тесную связь с конями и получила статус «хозяйки колесницы» (Léclant 1960). Это обстоятельство позволяет предполагать, что крылатое божество на колеснице могло восприниматься варварами как одно из воплощений их Великой богини (Шауб 1999; 2007; 2011). Подобным образом трактовал образ Ники на Большом лекифе Ксенофанта Ю.А. Виноградов15.

Кстати, несмотря на то, что на вышеупомянутой серебряной пластине из некрополя Дуванли перед нами исполненное греческим мастером изображение Ники, можно уверенно предполагать, что носивший его на своём панцире фракийский династ, который был погребён в здешнем Большом Кургане, видел в этом крылатом образе не греческую персонификацию

МАИАСП № S1. 2022

победы, но воплощение своей Богини (об орнитоморфной природе Великой фракийской богини (Маразов 1992: 244 сл.))16.

Поскольку контекст находки рассмотренной нами свинцовой фигурки, к сожалению, неизвестен, сказать определённо, какое божество она изображала и какому богу (или, скорее, богине) была посвящена, невозможно. Но тот факт, что изображение, аналогичное представленному на публикуемом вотиве, фигурирует на предметах погребального инвентаря боспорян, а также среди вещей и сюжетов заупокойного культа фракийцев, наводит на мысль, что в образе крылатой женщины ольвиополиты видели не богиню победы Нику, но некоего хтонического демона (или хтоническую богиню). Здесь стоит напомнить авторитетное мнение Х. Хоффманна, который связывает часто фигурирующий в греческой вазописи образ крылатой женщины с представлениями о загробном мире, видя в этом образе символ перехода от смерти в одном состоянии к возрождению в другом. Таким образом, скрытая в этом персонаже семантика прямо соотносится с тайной жизни и смерти на различных уровнях (Hoffmann 1997: 44—45; Шауб 2020: 157).

В заключение возвращаемся к вопросу о датировке публикуемой вещи. Если спартанские свинцовые вотивы относятся в подавляющем большинстве к эпохе архаики, то ольвийские фигурки датируются IV—II вв. до н.э. Несмотря на то, что специфических черт эллинистического искусства в нашей композиции, кажется, не просматривается, для вотивных памятников, как известно, характерны консервативные тенденции, сохранение черт прошлого. Поэтому предполагать, что наша фигурка была изготовлена не позднее конца IV в. до н.э., пожалуй, чересчур смело. Если наиболее близкие ей сюжетные композиции на памятниках Северного Причерноморья были созданы в IV в. до н.э., то фракийские аналогии относятся уже к III в. до н.э. Это даёт основание думать, что публикуемый ольвийский вотив был отлит в пределах конца IV — конца III вв. до н.э.