Некоторые аспекты использования Библии в качестве прецедентного текста в "Житии Сергия Радонежского"

«Житие Сергия Радонежского» (далее – ЖСР) неоднократно становилось объектом исследования в отечественной науке (подробную библиографию см. [2, с. 217 – 220]). Однако функционирование Священного Писания в указанном памятнике древнерусской письменности рассмотрено недостаточно глубоко.

Преп. Сергий Радонежский, как и инок Епифаний Премудрый, написавший его житие, принадлежали миру русского монашества, добросовестно продолжавшего византийскую монашескую традицию. Одной из духовных практик монашеского делания, возникшей вместе с самим монашеством, является так называемое «Поучение в Писаниях». Суть указанной практики состояла в предельно внимательном чтении (слушании) Священного Писания, размышлении над его смыслом, причем количество прочитанного или услышанного не было определяющим фактором. Важно было как можно больше запомнить наизусть, чтобы потом воспоминание слов Писания служило молитвой. «Именно эта установка вдумчивого вхождения в смысл слов Священного Писания и приводила, в конечном итоге, к знанию наизусть огромных объемов текстов, а не только Псалтири (которую и века спустя знали почти все монахи) и Нового Завета (который и позднее почти все знали наизусть частично, а многие полностью)» [7, с. 40].

В тексте ЖСР встречается несколько упоминаний о существовании практики «Поучения в Писаниях» в обители преподобного. Житие повествует, что игумен наставлял своих подопечных жить по вся дни псалмы Давидовы присно въ устhх своих повсегда имуще [3, с. 340]. В главе «Слово похвално преподобному отцу нашему Сергию», описывая добродетели, которыми с детства отличался преп. Сергий, Епифаний упоминает и то, что святой от самых пеленъ Богу освятися, измлада церкви велми пристояше, и чясто в ня входя, поуча-яся въ святых книгахь, навыкъ божественная писания, и сладостно их послушаа, и в них по-учаашеся [3, с. 416]. Однако в данном случае самым весомым аргументом, на наш взгляд, является сам текст ЖСР, в который агиограф включил около двухсот цитат и реминисценций (о терминах см. [9, c. 17]) из Священного Писания. Ф. Вигзелл убедительно доказала, что при составлении своих произведений Епи-фаний цитировал Священное Писание по памяти [1, c. 232–243].

Как известно, основной функцией агиографического произведения является дидактическая [12, c. 2–4]. Согласно православной антропологии, грехопадение настолько исказило первозданную природу человека (об этом см., напр.: [4]), что если его предоставить самому себе, никак не помогая найти нужное направление жизни, то он, в силу своей «повреж-денности», изберет тот путь, который в одном древнем памятнике христианской письменности под названием «Дидахи» называется «путем к смерти» [11]. Следовательно, одной из важнейших задач церковной жизни становится дидактика – научение верующего тому, чтобы идти «путем к жизни», в этом отношении агиографический жанр является неоценимым пособием для простого христианина. Это связано прежде всего с тем, что «то содержание, которое доступно немногим профессионалам через посредство догматических, канонических или исторических трактатов, становится всеобщим достоянием через агиографию – и в этом состоит важнейшая функция этого рода литературы, да и вообще культа святых» [6, с. 54].

Можно предположить, что Священное Писание в житии как произведении, призванном решать крайне важные дидактические задачи, также играет далеко не последнюю роль – хотя бы потому, что в качестве прецедентного используется не обычный, а сакральный текст. Однако не только сакральность текста препятствует нам видеть в его использовании исключительно орнаментальную функцию. Ю.Н. Караулов, говоря о прецедентных текстах в це- лом, их функционировании в дискурсе определенного индивида, также отвергает представление о них как о декоре. По мнению исследователя, изучение прецедентных для определенной личности текстов позволяет получить о ней весьма серьезные сведения, увидеть те проблемы, которые для нее жизненно важны. В результате такого рода анализа мы получаем «систему и чисто прагматических критериев и оценок, с которыми языковая личность подходит к жизненным ситуациям и коллизиям, а соответственно, и совокупность мотивов, определяющих ее позицию и образ действий» [5, с. 235].

Однако если для исследователя важно узнать, какими мотивами человек руководствовался в своей жизни, то перед автором христианской дидактической литературы (в нашем случае – агиографом) стоит задача сформировать систему ценностей читателя жития таким образом, чтобы она соответствовала христианскому видению мира и человека, христианской традиции в целом. При таком подходе дидактика состоит не столько в необходимости передачи новых интеллектуальных знаний, сколько в исправлении человека, в том, чтобы изменить его неправильный (греховный) образ жизни на правильный (безгрешный). Вводя в свое произведение фрагменты Священного Писания, используя их в качестве прецедентных, автор должен был расставить их в тексте так, чтобы сформировать совокупность критериев и оценок, с которыми читатель жития подходил бы «к жизненным ситуациям и коллизиям, а соответственно, и совокупность мотивов, определяющих <…> позицию и образ действий» (Там же) этого читателя. Следовательно, не знание Библии нужно для понимания смысла агиографического произведения, а чтение жития необходимо для того, чтобы его читатель лучше узнал Священное Писание, которое, в свою очередь, стало бы фактором, влияющим на его повседневную жизнь.

Рассмотрим, каким образом указанная установка реализуется в ЖСР. Глава «О изоби-ловании потребныхь» полностью посвящена описанию монашеской добродетели, заключающейся во всецелой надежде на Бога (о взгляде на монашество как на продолжение пророческого служения и связанную с ним «духовность пустыни», а также особое значение в ней надежды на Бога см. [13, с. 32]). В данной главе описывается случай, когда в монастыре закончились все продукты. Поскольку монастырский устав запрещал монахам покидать обитель, братия оказалась в достаточно стес- ненных обстоятельствах. Когда монахи настолько отчаялись, что даже пример игумена, терпеливо переносящего голод, уже не мог воодушевить их, преп. Сергий обращается к ним со словами увещания, и, среди прочего, говорит: Глаголет бо господь: «Не аз ли есмь податель пищам, и житныя плоды износя, и житница наплънаа, и коръмитель всему миру, и питатель вселеныя, даай пищу всякой плъти (1), даай пищу им въ благо врhмя, отвръзаа руку свою, насыщая всяко животно благоволениа? (2) » И въ Евангелии господь рече: «Ищете и просите преже царствиа божиа и правды его, и сиа вся приложатся вам (3). Възрите на птица небесныа, яко ни сhют, ни жнут, ни збира-ют в житница, но отецъ небесный кръмит я: не паче ли вас, маловhрии (4)? Тръпhти убо, тръпhниа бо потреба есть: въ тръпhнии ва-шемь стяжите душа ваша (5); претръпhвый бо до конца и спасется (6)» [3, с. 346].

В данном случае мы встречаемся с шестью фрагментами Священного Писания, два из которых представлены Псалтирью и четыре – Евангелием. Слова даай пищу всякой плъти, даай пищу им въ благо вр h мя, отвръзаа руку свою, насыщая всяко животно благоволениа составлены из 25 стиха 135-го псалма дааиb пиaщó всяaкоé плоaти (Пс. 135: 25) и 14–15 стихов 144-го псалма тыd даеaши иdм` пиaщó въ бLго вреaмя. ´верзаaеши ты рóкó твою, иd насыaщаещи всяaко живоaтно бLговоленiа (Пс. 144: 14–15). Такое органичное объединение слов, содержащихся в двух разных псалмах, дает Епифанию возможность отчетливо выразить мысль о попечении Бога над всеми живыми существами. Выразив данную идею без ссылок на источники, далее Епифаний переходит к евангельскому тексту. Цитата, следующая после вводных слов И въ Евангелии господь рече , является соединением сразу четырех евангельских фрагментов: иdщиaте же преже црrтв¿а бJ¿а, иd праaвды еdгоb иd сiа всcя приложаaтся ваaмъ (Матф. 6: 33); възриaте на птиaця нIсьныа, ёdко не сђютъ ни жнóтъ, ни събираaютъ в` жиaтниця, иd ´Yъ вашъ нбrныи питаaетъ иdхъ. не выb лиc паче лóaчши иdхъ еdсте (Матф. 6: 26); в` трьпђaн¿иh ваaшем`, стяжиaте д^а ваaшя (Лук. 21: 19); Претръпђaвыи же до концаb, тоaи сPсется (Матф. 24: 13).

Как мы видим, небольшой фрагмент ЖСР содержит ряд изречений из Священного Писания, обосновывающих необходимость всецелой надежды на Бога, поскольку именно Он, согласно православному учению, является подателем всего, что есть у человека и что человек может считать своим. Житие повествует далее о том, как вскоре после увещания игумена в монастырь чудесным образом была привезена провизия, что в очередной раз ясно показало правоту преп. Сергия и его образа мыслей, какими бы несвоевременными они ни казались в свое время монахам, напуганным угрозой голода. На читателя (можно предположить, что житие подвижника предназначалось в первую очередь именно монахам) житие могло воздействовать следующим образом: вместе с моделью верного поведения в сложной ситуации, когда стоит выбор – до конца оставаться верным Богу и надеяться только на Него либо отступиться от первоначально выбранного пути, – читатель получал и четкое догматическое обоснование такого поведения, заключающееся в словах Священного Писания.

Говорить словами Священного Писания в житии может не только святой, которому оно посвящено. В ЖСР Епифаний так передал поучение, которое произнес перед преп. Сергием епископ Афанасий, возведший святого в священный сан и поставивший его игуменом в монастыре. Обращаясь к Сергию, епископ сказал: « Како длъжно ти есть, възлю-бленне, по апостолу, “немощи немощных но-сити, а не себ h угажати. Но на съгражде-ние кождо ближнему да угаждает” » (1). И пакы к Тимофею посылает, глаголя: «Сия пре-даждь в h рным человеком, иже достижни будут и иных научити» (2) . Еще же: «Друг другу тяжести носите, и тако скончаете закон Христовъ (3) » [3, с. 328].

Первый фрагмент является 1-м и 2-м стихами 15-й главы послания апостола Павла к Римлянам: Длъaжни же еcсмы мcы сиaлн¿и, неaмощи немощны носити, иc не себђ оŒdгажати, коaжqо же вrа блиaжнемó да оŒdгажаетъ въ бLгое къ създаaн¿ю (Рим. 15: 1–2); второй – иd ёgже слыaша ´ мене, мноaгими свђдђтели, с¿я предажqь вђрнымъ чLкомъ, иdже доволни бóaдóтъ ³d иdныh наоódчиaти (2 Тим. 2: 2) – взят из 2-го стиха 2-й главы второго послания к Тимофею. Наконец, 2-й стих 6-й главы послания к Галатам Дрóг` дрóгó тяготыb носиaте, иd таaко иdсполните закоaнъ х2ъ (Гал. 6: 2) входит в третий фрагмент.

Основой пастырского служения, как это явствует из приведенного блока цитат, является забота о вверенных попечению пастыря людях, научение их истинам веры, служение им. ЖСР не оставляет никаких сомнений в том, что преп. Сергий, исполняя игуменское служение, полностью соответствовал образу пастыря, который дает в своих посланиях апостол Павел. Не менее очевидно, что Епифаний не столько передавал речь епископа Афанасия, сколько наставлял своих читателей, давая им образ истинного пастыря, который, как предполагает В.Н. Топоров, мог быть основательно забыт современниками преп. Сергия [10, с. 456].

Итак, Священное Писание в ЖСР выполняет крайне важную функцию. С его помощью автор фокусирует внимание читателя на тех истинах христианства, которые считает нужным до него донести. Можно предположить, что отсутствие на Руси вероучительных споров, хотя бы отдаленно напоминавших догматические баталии в Византийской Церкви (в которых жития и культ святых также играли далеко не последнюю роль – об этом см. [14, с. 128–140]), давало агиографам возможность уделить максимум внимания разъяснению необходимости христианского образа жизни.

Преп. Сергий представлял собой идеал не только для монахов, но и для священников и мирян, а его поведение в той или иной ситуации мыслилось как правильное, такое, которому нужно подражать. Священное Писание, функционирующее в тексте жития, выполняло, как минимум, две функции. С одной стороны, прием, состоящий в цитировании Библии, давал читателю возможность понять, что основным мотивом поступков святого являлась воля Бога, выраженная в священных книгах, с другой – небольшие по объему библейские фрагменты, привязанные к определенным ситуациям, запоминались вместе с повествованием о жизни святого. Это, в свою очередь, позволяло Священному Писанию быть одним из факторов, влияющих на повседневную жизнь человека, быть критерием оценки той или иной ситуации, мотивом выбора.