Неоплатонические мотивы в "Королеве Маб" П.Б. Шелли

Английский романтик Перси Биши Шелли (1792-1822) – поэт, произведения которого отличаются необычайной философской насыщенностью. На протяжении всей своей недолгой творческой жизни он пытался создать собственную систему мысли, и каждое его поэтическое или теоретическое сочинение свидетельствует об этих поисках. Шелли увлекался одновременно разными учениями – атеизмом Лукреция, деизмом Ньютона, гностическим дуализмом, социальными идеями Руссо. Однако более всего на мировоззрение поэта повлияли платонизм и неоплатонизм – философская система поздней античности, игравшая большую роль в истории европейской мысли вплоть до XIX в.

В целом неоплатонизм, создателем которого считается греческий философ Плотин, является систематизацией воззрений Платона и Аристотеля. Исходный пункт всех неоплатонических построений – это учение о Едином. Единое – наивысшая ступень всего бытия, «охват всего существующего в одной неделимой точке» (Лосев 2000: 222). Единое находится везде и нигде конкретно. Его можно понимать как потенцию, возможность всякого бытия и смысла. Единое не оформлено, но является источником всякой формы. Порождая путем эманации последующие уровни, Единое расчленяет свое единство – так возникает Ум, или мир идей – первообраз всех вещей, затем Душа, в которой идеи Ума оказываются одушевляющими силами или принципами. Следующий уровень – Космос – возникает благодаря нисхождению в материю из умопостигаемой сферы (то есть из Единого, Ума и Души – так называемой неоплатонической триады) оформляющих и одушевляющих ее идей (эйдосов, форм, логосов). И в этом чувственном мире каждое индивидуальное существо – и, в первую очередь, человек – повторяет в себе структуру мироздания, поскольку является единством и обладает умом и душой. Такое подобие между человеком и миром делает возможным для людей познание всех уровней мироздания.

В научной литературе вопрос о неоплатонизме Шелли решается по преимуществу положительно: большинство исследователей признают ту или иную степень влияния философии Платона или Плотина на творчество поэта. Такие историки литературы, как К.Рейне (Raine 1967), Д.Кин-Хели (King-Hele 1962), К.Грабо (Grabo 1936), Л.Винстенли (Winstanley 1913), видят в сочинениях Шелли отражение платонизма едва ли ни во всем его объеме. Например, Л.Винстенли пишет: «Оба – и Платон, и Шелли – занимают… спиритуалистическую позицию относительно небесного мира, который уподобляется ими разуму и душе; оба полагают, …что душа достигает небесного мира, освободившись от мрака и «ошибок» тела…» (Winstanley 1913: 81). Мнение этих исследователей основывается не только на анализе творчества Шелли, но и на фактах его биографии: известно, что поэт читал Платона и платонических авторов, начиная с ранней юности (Grabo 1936: 8), а в 1818 году занимался переводами нескольких диалогов Платона (King-Hele 1962: 101-102, 256).

Первым бесспорным литературным свидетельством увлечения Шелли неоплатонизмом является его ранняя поэма «Королева Маб» («Queen Mab», 1813). Содержание этой поэмы отличается необычайной идейной пестротой: в истории о том, как волшебница Маб уносит душу спящей девушки Ианте на край вселенной и показывает ей оттуда весь мир и все человечество, причудливо соединяются социальная критика, революционные идеи, моральная проповедь, современные Шелли физические представления и, наконец, бесспорные элементы неоплатонической философии.

Исследователи неоплатонизма Шелли нечасто обращают внимание на «Королеву Маб». Л.Винстенли видит в этой поэме смешение вольтерьянского скептицизма с платоновским идеализмом (Winstanley 1913: 72), К.Грабо обращает внимание на отражение в «Королеве Маб» неоплатонических представлений о душе (Grabo 1936: 104-105). Действительно, в описании души, отделившейся от спящего тела, можно усмотреть неоплатонические черты, хотя и не особо специфические (при желании здесь можно увидеть и христианское понимание души): «…Она, прекрасная, стояла / Двойник законченный ее телесной формы. / Она дышала обаяньем / Невыразимой красоты, / Отпало от лучистых черт земное, / Она предстала, возродясь / В достоинстве своем

перворожденном, / Бессмертная над гибнущим земным» (Шелли 1903: 290).

Следующие рассуждения поэта о дуализме духа и материи уже более определенно указывают на неоплатонизм, а не на христианство, в котором дуалистическая тенденция уравновешивается монизмом, вытекающим из признания единого источника и духа, и материи, а значит, до какой-то степени реабилитирующим все телесное: «…Приметы тождества равны в душе и в теле, / Но как различье велико! / Одна стремится, задыхаясь, / К своим родимым Небесам, / Ища наследья векового, / И, все меняясь, / Все восходя, / Существованьем тешится бессмертным. / Другое борется, игрушкой обстоятельств, / Игралищем страстей, и быстро мчится / Сквозь длительность часов своих печальных, / Потом, как вещь ненужная, гниет, / Изношенное, гибнет, и проходит» (Шелли 1903: 290-291).

Неоднократно в поэме возникает тема природы, которая предстает здесь как гармоничное единство: «Внизу кипел поток веков, / Вверху виднелась глубь раскинутой вселенной, / Кругом, везде, / Беспеременная гармония Природы» (Шелли 1903: 304). Это единство возникает благодаря законам, по которым существует все в мироздании, – законам одушевленности и осмысленности. Одушевлена и осмыслена жизнь даже самых малых существ – «дышащих точек»: «Я говорю, те существа живые, / Что, будучи для глаза незаметны, / Нашли себе жилище в самой малой / Частице равнодушной атмосферы, – / Я говорю тебе, они / Живут, и думают, и чувствуют, как люди, / Их неприязни, их приязни, / Как в мире человека, создают / Законы их душевных состояний; / И то тончайшее биенье, / Что возникает в них, внутри, / От чуть заметного слабейшего движенья, / Необходимо, неизменно, / Как величавые законы, / Что правят сонмами тех мчащихся шаров» (Шелли 1903: 303).

Единообразие этих законов обеспечивается общей для всего универсума одушевляющей силой – Духом Природы. После того, как Маб и ее спутница оказываются на самом краю вселенной, следует такой авторский комментарий: «О, Дух Природы! Здесь! / Среди запутанной пустынности миров, / Пред чьей громадностью фантазия робеет, / Здесь твой достойный храм. / Но и малейший лист, дрожащий в ветре, / Живет и движется тобой; / Но и ничтожный червь, в гробах живущий, / Живет твоим бессмертным блеском» (Шелли 1903: 295).

Дальнейшие натурфилософские идеи поэмы уже гораздо менее соответствуют неоплатоническим представлениям. Мысль о всеобщей одушевленности, проистекающей из единого источника, не приводит Шелли к выводу о том, что царящая повсюду предустановленная гармония сочетается с индивидуальной свободой всех одушевленных существ – свободой, обусловленной независимостью Мировой Души от всего материального. В отличие от Плотина, который не признает жесткого учения стоиков о всеобщей неумолимой причинности (Лосев 2000: 646), (философ противопоставляет этому учению более гибкое представление, что индивидуальные души, с одной стороны, наследуют полную свободу от своего прообраза – Мировой Души, с другой стороны, могут быть ограничены в этой свободе связью с телом и его побуждениями), Шелли выдвигает в поэме концепцию абсолютной необходимости всего происходящего: «Всеправящая Сила! Дух Природы, / Необходимость! Мать вселенной нашей! /…То дерево, под чьей отравной тенью / Иссякла жизнь кругом, прекрасный дуб, / Что пышною листвою образует / Как бы собор, счастливый храм любви, / Где слышатся блаженные обеты, – / Перед тобой равны: не знаешь ты / Ни злобы, ни любви…» (Шелли 1903: 338).

Эта беспристрастное следование природы необходимым законам не следует понимать как провозглашаемую неоплатониками предустановленную гармонию мира, преодолевающую хаотичность отдельных участков внутрикосмической жизни. Шелли подробно объясняет свое понимание законов необходимости в комментарии к этому месту поэмы, в котором он полностью отрицает какую бы то ни было свободу и в природе, и даже в человеческой жизни. Поэт пишет: «Каждый человек испытывает неудержимое побуждение действовать так, как он действует: в вечности, предшествовавшей его рождению, была создана цепь причин, которые, действуя под названием побудительных мотивов, делают невозможным, чтобы какая-нибудь мысль его ума, чтобы какое-нибудь действие его жизни были иными, чем они есть» (Шелли 1903: 373). Эта точка зрения далека от плотиновского учения о демоне, или гении, которого каждое одушевленное существо получает в каждом своем воплощении (Лосев 2000: 653-654). Демон – тип земной жизни, внутреннее руководящее начало, которое избирается душой перед началом очередного земного существования, и в дальнейшем душа может следовать своему демону, но может и изменить ему. В этом учении, таким образом, сочетаются промысел и свобода, полностью изгнанная из вселенной в «Королеве Маб». Впрочем, Шелли в этой своей ранней поэме далеко не всегда выдерживает взгляд на мир как на цепь необходимых причин и следствий: в рассуждениях об обществе, которое, если верить приведенным выше словам Маб, должно быть так же неотвратимо детерминировано, как и все во вселенной, постоянно возникает тема произвола правителей, тема человеческих пороков, разрушающих великие цивилизации (Шелли 1903: 308-309). Это заставляет усомниться в существовании всеобщей гармонии, которая у Шелли ассоциируется с необходимостью. Но главная трудность в приятии концепции Шелли состоит в том, что бесконечные и бесчисленные цепи причин и следствий в его мироздании имеют тот же первоисточник, что и всеобщая одухотворенность: «…Нет событья, / Что сковывает волю всех людей, / Нет тех глубин времен давно забытых / И следствия рождающих теперь, – / Чтоб это совершилось незаметно, / Без ведома случилось твоего, / Душа Вселенной!» (Шелли 1903: 338).

Первопричина, описываемая таким образом, далека от плотиновского Единого. Шелли соединяет в этой Душе Вселенной несоединимые с точки зрения неоплатонизма свойства – духовность, традиционно воспринимаемую как источник и средоточие свободы, и те черты, которые, согласно Плотину, детерминируются материей, а именно смертность, подверженность страданиям, ограниченность. Следует предположить, что для Шелли в его ранней поэме духовность не обязательно связана со свободой. Поэт столь ужесточает в своих комментариях учение о всеобщей несвободе, что не оставляет места свободе даже как осознанной необходимости: побудительные мотивы, по его представлению, возникают вследствие извне приходящих обстоятельств, а не как результат осознания необходимости делать что-либо.

Стремление Шелли свести всю натурфилософию «Королевы Маб» к единой для духа и материи первопричине делает неоплатонизм поэмы фрагментарным и противоречивым. Поэт, возможно неосознанно, колеблется здесь между дуалистическим и монистическим взглядом на мир и, по-видимому, именно этот момент придает поэме очень заметную эклектичность. В дальнейшем Шелли удалось преодолеть двойственность мировоззрения, характерную для «Королевы

Маб», и стать вполне последовательным неоплатоником. Однако уже в этой поэме Шелли обозначил наиболее важные для него философские проблемы, что делает ее рассмотрение важной составляющей при изучении неоплатонизма Шелли.