Николай Иванович Вавилов в Уругвае

Свою последнюю зарубежную командировку прославленный советский ученый, академик Николай Иванович Вавилов совершил в Латинскую Америку в 1932–1933 годах. По возвращении он собирался подготовить серию очерков об этой поездке, но успел написать только о Бразилии. Напряженная работа, всевозможные заботы, а потом и арест в 1940 г. помешали ему исполнить этот замысел. Поэтому в вышедшей посмертно его книге «Пять континентов» из 14 латиноамериканских стран, которые он посетил, Бразилия так и осталась единственной. К сожалению, об этом путешествии Н.И. Вавилова, хотя и писалось не раз, мы, в сущности, знаем очень мало. Многие факты в этих публикациях повторяются, кочуют из одной в другую, хотя самих этих фактов не так уж много. Это обстоятельство связано с двумя причинами: скудостью документов об этой командировке в отечественных архивах (часть из них, наверняка, была изъята при аресте ученого и потом пропала) и, что еще более существенно, фактическим отсутствием в наших библиотеках тех латиноамериканских источников, в которых есть сведения об этой поездке. Только тщательное знакомство непосредственно на месте (то есть в Латинской Америке) с подобного рода материалами, а также поиски людей, у которых сохра- нились личные архивы, связанные Н.И. Вавиловым, могут помочь осветить в полной мере латиноамериканскую страницу его жизни, а также найти оценки деятельности Н.И. Вавилова латиноамериканскими учеными. Именно такая возможность представилась автору данного очерка во время его кратковременной поездки в Уругвай в марте 2001 г., предпринятой с целью найти материалы о пребывании Вавилова в этой стране.

Удача сопутствовала мне буквально с первых часов после прибытия в Монтевидео. Уже на второй день мне сообщили, что в приемной российского посольства меня ждет некий господин. Вхожу, знакомлюсь с Теофило Хенри. В руках у него толстая папка. Выясняется, что его отец, тоже Теофило, дважды встречался с Н.И. Вавиловым – в Ленинграде весной 1932 г. и в Уругвае в ноябре того же года. Содержимое папки оказалось поистине бесценным: неизвестные у нас фотографии Вавилова, сделанные в Ленинграде и Уругвае на сельскохозяйственной экспериментальной станции «Эстансуэла», текст выступления Хенри 28 июля 1932 г. перед инженерами-агрономами Уругвая о поездке в Россию.

Хенри рассказывал своим слушателям, что поехал в СССР – страну, которая «была тогда почти неизвестной для всего мира». Перед тем он находился в командировке в Германии, где известный немецкий ботаник Баур рекомендовал ему для совершенствования зна- ний посетить Всесоюзный институт растениеводства (ВИР) в Ленинграде. Баур, хорошо знакомый с Вавиловым, согласовал с ним программу пребывания Хенри в СССР и дал уругвайскому ботанику соответствующие рекомендации. «С того момента, – вспоминал Хенри о ВИРе, – не могу сказать иначе, я не переставал удивляться, прежде всего, величию этого института, который считается самым большим в мире и работает в обстановке исключительной организованности. Все вращается в нем вокруг великого ума его директора, знаменитого профессора Н.И. Вавилова.

Этому институту ужа 40 лет. До 1920 г. он возглавлялся профессором Регелем, а затем был передан профессору Вавилову, который поднял его на ту высоту, которой он сейчас достиг благодаря его, Вавилова, исключительным способностям великого организатора» [9, р. 17].

Хенри с восторгом рассказывал своим слушателям о работе ВИРа, его важнейших достижениях и экспериментальных станциях, о том, что сотрудниками института комплексно на основе теорий Вавилова изучаются более 300 культурных растений. Он отметил таких ученых ВИРа, как Иванов, Максимов, Карпеченко, Лебедев, назвав их «наиболее признанными в научном мире».

«Одним словом, – подчеркивал в заключение Ханри, – ВИР – это такое учреждение, которое на сегодня является одним из крупнейших в мире институтов по современным агрономическим исследованиям» [9, р. 19]. В опубликованном тексте этой лекции помещена фотография: Хенри вместе с Вавиловым и Букасовым в рабочем кабинете Николая Ивановича.

Впрочем, этот снимок оказался не единственным. Сын Хенри в тот же день переснял для меня фотографии, сделанные в 1932 г. в «Эстансуэле». На них Бергер, Хенри, Фишер – уругвайские ботаники – вместе с Вавиловым. В фигуре Вавилова чувствуются столь типичные для него динамизм, экспрессия, глубокий интерес ко всему окружающему. Под двумя снимками надписи, сделанные рукой Хенри: «Вавилов выглядит явным оптимистом» и «Вавилов: согласуется ли это с теорией?».

Теофило-младший рассказывал, что его отец до последних лет своей жизни с глубоким уважением и теплотой вспоминал о Н.И. Вавилове. И вот что он сообщил со слов своего отца в заключение нашей встречи: «В 1945 г. или 1946 г. отец приехал в Буэнос-Айрес. Когда в отеле он стал заполнять анкету гостя и сказал, что живет в “Эстансуэле”, к нему подошел какой-то человек и спросил его по-немецки, действительно ли он работает в “Эстан-суэле”. Отец ответил утвердительно. Тогда этот человек сказал, что он – немец, в годы войны сидел вместе с Вавиловым в тюрьме и много слышал от него об “Эстансуэле”. Отец спросил о состоянии Вавилова. В ответ услышал: “В таких условиях, какие создали Вавилову, никто не мог выжить”». Кто был этот немец? Возможно, это был какой-нибудь антифашист-коммунист. Где он сидел с Вавиловым – в Москве или Саратове – сейчас уже не установить, но факт этот вполне правдоподобен. Вопрос Хенри о состоянии Вавилова не был случаен, уругвайские ученые не знали о судьбе Вавилова [1–3].

На следующий день после этой встречи я направился в местечко «Эстансуэла», по имени которой называется и одна из пяти действующих в Уругвае региональных опытных сельскохозяйственных станций. Располагается она в 200 километрах от Монтевидео, недалеко от первого в Уругвае города Колония. Свернув в сторону, мы покатили по узкой дороге, обсаженной высокими деревьями. Окрестные пейзажи удивительно напоминали наши степные равнины юга России. Но вот и «Эстансузла». Работы в ней ведутся главным образом по пшенице, кукурузе, подсолнечнику и в области животноводства.

Любезно встретивший меня директор станции Хосе Сильва – плотный загорелый уругваец средних лет – рассказал о работе станции, показал ее лаборатории, провел по территории станции, которая представляет, на наш взгляд, весьма солидное научно-исследовательское заведение с опытным составом сотрудников. Среди них были стажеры из Аргентины, Бразилии, Парагвая. Сильва в 1994 г. присутствовал на столетии ВИРа и не раз вспоминал свои петербургские впечатления.

Главным для меня объектом на территории станции стал мемориальный дом-музей Альберто Бергера, который 43 (!) года – с 1914-го по 1957 г. являлся бессменным директором располагавшегося на территории «Эс-тансуэлы» Института фитотехники и национального семеноводства. Здесь же, в «Эстан-суэле», в 1932 г. он принимал гостя из далекой

России. Бергер – фигура незаурядная не только в агрономическом и ботаническом мире. Обладатель многочисленных научных и почетных титулов, доктор философии, он был известен далеко за пределами Уругвая. Мне довелось читать его блестящие доклады, произнесенные на годовщинах, связанных с Гете.

Дом Бергера сохраняется с 1957 г. в его первозданном виде. Ничего не изменилось и вокруг него. Сама могила Бергера невдалеке – в саду. Когда я подходил к дому, то в руках у меня уже была фотография, на которой Вавилов был снят у этого дома вместе с группой сотрудников «Эстансуэлы». Я увидел то самое крыльцо и ступени, на которых стоял Николай Иванович, те поля, которые открывались перед ним. В этот момент я реально ощутил столь волнительное для историка чувство связи времен и, конечно же, сфотографировал столь памятное место. Но не менее приятные открытия ждали еще впереди.

В одной из комнат научного корпуса Сильва показал мне большой деревянный ящик, до краев забитый какими-то бумагами. «Архива в настоящем смысле слова у нас нет, – сказал он, – но мы собрали все, что относится к истории “Эстансуэлы”, отбирайте, что вам нужно». Сильва ушел, а я занялся разбором этих бумаг. Находки не заставили себя ждать: фотография, на которой Вавилов запечатлен среди участников (один из них Бергер) какого-то совещания, статьи уругвайского ботаника Густаво Фишера и других его коллег, в которых говорилось и о Вавилове, переведенные на испанский работы Николая Ивановича и т. д. Здесь же тексты лекций Бергера в университетах Бразилии и Уругвая, относящиеся к 1947 г. и сентябрю 1948 г., в которых он критикует Лысенко и Презента, осуждает разгром советской генетики.

При чтении этих публикаций постепенно складывался своего рода уругвайский портрет Вавилова, фактически у нас неизвестный и вместе с тем существенно дополняющий облик нашего знаменитого ученого.

Итак, прежде всего, когда же в Латинской Америке, и в частности в Уругвае, узнали о Вавилове? Первые сведения о нем появляются в трудах местных ученых еще в 1920-е годы. В 1924 г. его имя громко прозвучало в Ресифе (Бразилия) на конгрессе ассоциации агрономов этой страны. В 1928 г. Ж. Бергер в своей работе

«Сельскохозяйственные наблюдения» писал, что «заслуживают внимания широкие исследования – адаптации, проводимые в Институте прикладной ботаники, действующем в Ленинграде под руководством профессора Н.И. Вавилова». Далее он посвятил целую страницу работе института, сказал о законе гомологических рядов, открытых Вавиловым. Бергер знал Вавилова не только по его трудам. О своих встречах с Вавиловым ему не раз рассказывал Хенри, поэтому директор «Эстансуэлы» встретил Вавилова уже почти как старого знакомого. В кабинете Бергера они вели переговоры о сотрудничестве (беседы шли на немецком языке, которым, как известно, Николай Иванович владел свободно, к тому же Бергер, Хенри и Фишер были уроженцами Германии), вместе они выезжали на опытные площадки. Вавилов подарил Хенри книгу «Земледельческий Афганистан», написанную им вместе с Д. Букиничем.

Немногим более недели пробыл Николай Иванович в Уругвае, но за это короткое время он успел не только побывать в «Эстансуэле», но и хорошо познакомиться со своими коллегами и их работами, участвовал во встречах со специалистами Министерства сельского хозяйства, договорился о начале научного сотрудничества. После его отъезда по дальнейшему маршруту – в Бразилию – память о Вавилове в Уругвае продолжала сохраняться. В августе 1934 г. в выходившем в Уругвае журнале – органе Ассоциации инженеров-агрономов Г. Фишер в статье «Начальные шаги генетики применительно к сельскохозяйственному производству на Рио Плате» в ряду крупнейших генетиков мира так характеризовал Вавилова: «Генетик высокого полета, неутомимый путешественник, завоевавший всеобщую симпатию, он по возвращении с конгресса в Итаке, где советская делегация выступила с таким блеском, посетил также “Эстансуэлу”. Молодой руководитель генетической прикладной школы России, поддерживаемый армией превосходных специалистов, поставил свою организацию на первый план среди всех наций» [11, р. 49].

Перу того же Фишера принадлежит статья «Н.И. Вавилов», опубликованная в следующем (1935) году. «Вавилов, – говорилось в ней, – глубоко симпатичный человек и динамичная личность, излучающая оптимизм, несмотря на тяжелые времена мировой депрессии» [7, р. 7].

Фишер подчеркнул, что Вавилова с энтузиазмом поддерживает буквально целая армия специалистов, на Конгрессе в 1932 г. в Итаке (США) он выступил с фундаментальным докладом. Особенно он отметил, что с приходом в 1920 г. Вавилова к руководству Институтом прикладной ботаники у его сотрудников появились возможности для «беспрецедентного взлета» [ibid., р. 8], и далее подробно рассказал о том размахе, который приняла работа ВИРа.

После посещения «Эстансуэлы» Вавиловым между Уругваем и ВИРом начался обмен научной литературой. Труды советских ботаников стали значительно ближе их уругвайским коллегам. Сам Вавилов в своих работах не раз упоминал имена Бергера, Хенри и Фишера, которые продолжали помнить своего гостя из далекой России. В этом отношении показательно письмо полпреда СССР в Уругвае А. Минкина Вавилову от 29 августа 1935 года. «С группой инженеров-агрономов из “Эстансуэлы” – Бергером, Фишером и Генри, – сообщал Минкин, – часто вспоминаем Вас. Они по-прежнему влюблены в Вас и за честь почитают вспоминать о былых встречах с Вами и о наличии у них каких-либо знаков внимания с Вашей стороны» [4, с. 146].

Имя советского ученого действительно не только осталось в памяти уругвайских ботаников, но и продолжало упоминаться в их работах. В 1941 г. Бергер в одной из своих статей писал: «С тех пор как русская школа по инициативе и при постоянном личном руководстве ее главы Н. Вавилова провела большие экспедиции с целью найти формы интересных дикорастущих растений для их гибридизации с их культурными сородичами, был достигнут существенный прогресс в объяснении вопроса о происхождении культурных видов...» [10, р. 48]. Вавилов и его сотрудники в своих поездках и экспедициях почти по всем континентам обнаружили в разных местах исключительное скопление форм.

Вторая мировая война оборвала начавшие развиваться советско-латиноамериканские научные связи. В Уругвае, как и вообще за рубежом, не знали о трагической судьбе Вавилова, но не забывали о нем. В 1944 г. группа уругвайских ботаников запрашивала через дипломатическую миссию СССР в Монтевидео о Вавилове, но ответа не получила. Они же спрашивали о Николае Ивановиче и участников первой со- ветской послевоенной экспедиции ботаников и астрономов в Южную Америку (1947 г.). Возможно, от них им стало известно о том, что Вавилова вот уже как насколько лет нет в живых. Однако уругвайские ботаники по-прежнему опирались на огромный авторитет и не потерявшие своей актуальности труды Вавилова. В этом плане особенно положительную роль сыграл А. Бергер. В 1946 г. в своей книге «Агрономия. Методологические советы» он подчеркнул важный вклад Вавилова в разработку вопроса о географических центрах распространения культурных растений, напомнил о его докладе на эту тему на генетическом конгрессе в Берлине в 1928 г. [5, р. 293]. «Вавилову, – писал Бергер, – мы обязаны также и другим вкладом – в фитогенетику, благодаря применению теоретических методов. Я говорю о его законе о гомологических рядах, изложенных в различных работах» [ibid.]. И далее Бергер отмечает, что идеи «знаменитого русского ученого» послужили основой для исследователей других стран [6, р. 295, 296].

Бергер внимательно следил за состоянием биологической науки в СССР, за развернувшимся в тот период наступлением лысенков-щины, суть которой сразу же уловил. В этом плане особый интерес представляют лекции Бергера в Университете Порто-Алегре (Бразилия) в сентябре 1947 года. В первой из них он, в частности, говорил: «Удивляет, что, начиная с 1935 г., генетическая школа, основанная в Советском Союзе Лысенко и Презентом, в своей теоретической аргументации не только опирается на идеи примитивного дарвинизма, но и выступает в агрессивной манере, с пренебрежением к выдающимся заслуженным исследователям, к новейшей генетике, которая в силу ясности и достоверности может считаться “классической”» [8, р. 198]. Бергер разбирает «положения» теории Лысенко и дает им резко критическую оценку. Он подчеркивает, что «идеи Лысенко и его сторонников не разделяются представителями классической генетики, включая группу исследователей из Советского Союза» [ibid., р. 199]. Бергер сообщает своим слушателям, что написал в связи с этим статью «Современные дискуссии о “новой советской генетике”» и направил ее в аргентинский журнал «Наука и исследования».

Особый интерес представляет вторая лекция Бергера, прочитанная им в университете

Монтевидео буквально по следам печально известной августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г., за которой уругвайский ученый внимательно следил. Бергер подчеркивает, что «за эти дни телеграф сообщает нам о реакции руководящих деятелей советской генетики (речь в данном случае шла о Лысенко и его сторонниках) на противоположные мнения». Результатом сессии ВАСХНИЛ, как отмечает Бергер, стало смещение представителей классической советской генетики с их постов за то, что они поддерживали «нежелательные» идеи. В качестве единственного образца советской генетики допущен только «мичуринизм», базирующийся на материализме в противовес «вейеманизму-морганиз-му», объявленному псевдонаучным учением. Результаты сессии не удовлетворили Бергера, он их не принял. «Мы, – подчеркнул он, – должны воздержаться до будущего относительно научных результатов этого нового направления русской генетики» [8, р. 400].

Эта сессия, стремившаяся покончить и с вавиловским наследием, нисколько не повлияла на отношение Бергера к памяти великого ученого. В статье «Иммунная генетика и защитная селекция культурных растений», написанной в 1953 г., Бергер вновь возвращается к имени Вавилова, называя его «великим русским ученым», дает высокую оценку его теории «генетических центров» [12, р. 13].

Смерть Бергера в 1957 г. не позволила ему увидеть полный крах лысенковщины и порадоваться возрождению имени Н.И. Вавилова. Ушел к тому времени из жизни и Фишер. Однако Хенри (он дожил до преклонного возраста и скончался в 1985 г.) знал о полном триумфе Вавилова и, как рассказывал мне его сын, очень радовался этому обстоятельству.

С 1960-х гг. российские и уругвайские ботаники поддерживают между собой постоянные научные контакты, обмениваются визитами. В 1995 г. Уругвай, в том числе и «Эс-тансуэлу», посетила делегация Российской академии сельскохозяйственных наук и ВИРа. Она подписала соглашение о научном сотрудничестве, реализация которого, как отмечали обе стороны, может проходить в полной мере в духе вавиловских идей.