Новая атрибуция археологической находки из коллекции ГИМ

В описи находок интересующее нас изделие из кожи обозначено как «кисет». Оно представляет собой круглое основание диаметром 9,5 см и поднятые

Рис. 1. Лошадиный башмак. ГИМ. Инв. № 80016. Опись 1087 № 197. Фото вверх на 2,5 см края, собранные в равномерные складки (рис. 1). В трех местах над верхним краем выступают частично оборванные ремешки, самый высокий из которых сохранился на высоту 7 см. Судя по форме и расположению волосяных каналов кожа (толщиной 2,5 мм) принадлежит особи крупного рогатого скота.

Необычная форма этого предмета не позволяет соотнести его с известными ранее аналогиями. Хорошая формовка, значительная толщина кожи и отсутствие следов нитяного шва свидетельствуют в пользу того, что он не мог быть кисетом или дном матерчатой сумки (рис. 1).

Поиски функционального назначения этой находки заставили нас обратить внимание на конские башмаки, о существовании которых известно лишь в среде лошадиных ветеринаров и редкой ныне профессии конезаводчиков. В этой среде подобные приспособления используют для сохранения лошадиных копыт при получении определенных травм, например накола. Использование такого приспособление позволяет не запирать лошадь на конюшне, а дает ей возможность двигаться. В отличие от нашей находки, современные конские башмаки снабжены застежками или липучками, с помощью которых они крепятся к ногам лошади.

В европейских обувных музеях, в частности в музее обуви, расположенном в городе Генте ( www.shoesornoshoes.com ), хранятся изготовленные из кожи лошадиные башмаки прошлого века, крепившиеся к лошадиной бабке с помощью ремней. В консультации, любезно предоставленной основателем этого музея господином Хабракеном¹ отмечено, что (кроме применения в лечебных целях) такие башмаки надевались на ноги лошади при стрижке зеленых газонов, которая до распространения механизированных газонокосилок производилась с использованием лошадей. Именно в целях предотвращения вытаптывания газонов в процессе их скашивания, хранящиеся в музее Гента лошади-

Рис. 2. Лошадиный башмак из коллекции музея «Shoes Or No Shoes» в г. Гент (Бельгия)

ные башмаки снабжены толстой кожаной подошвой (рис. 2). По свидетельству господина Хабракена, существуют экземпляры, снабженные металлическими шипами, препятствующими скольжению на мокром травянистом склоне.

Версию о принадлежности изделия к лошадиному снаряжению поддержали и российские специалисты, видевшие этот предмет². Относительно малый размер нашего башмака может объясняться несколькими причинами: мелкопород-ностью скота, который отмечали многие иностранные визитеры ( Герберштейн , 1988. С. 114), усыханием кожи в процессе хранения, а главное – изготовлением его специально для жеребенка.

Поскольку стрижкой газонов в средневековой Москве не занимались, лошадиный башмак (если это действительно он), найденный при археологических наблюдениях на Волхонке в напластованиях XVI–XVIII вв., мог использоваться в лечебных целях на Колымажном дворе. На существование в России людей, занимавшихся лечением домашнего скота (коновалов) указывают различные документы. В частности, группу коновалов, проживавших в Москве, фиксирует переписная книга Москвы 1638 г. (Переписная книга…, 1881). Двое из них проживали в слободе Сретенского монастыря, а третий на землях Рождественского монастыря (Медведь, 2014. С. 119).

Говоря о возможном использовании подобного приспособления, нельзя не вспомнить и о конокрадах, деятельность которых также отмечена во множестве письменных источников. Воры, специализировавшиеся на кражах домашнего скота, также могли использовать кожаные башмаки для маскировки следов копыт, по которым можно было проследить путь ворованного животного. Самым распространенным был тип «коневой татьбы», неоднократно упоминавшийся в статьях Русской правды, Соборного уложения 1649 г. и других документах правового регулирования, относивших ее к наиболее тяжким видам воровства ( Хачатрян , 2009. С. 154).

О конокрадстве свидетельствуют и новгородские берестяные грамоты № 25 и 305, стратиграфическая дата которых относится исследователями к концу XIV – началу XV в. Так, в грамоте № 25 речь идет о суде по поводу краденого коня, а грамота № 305 представляет обрывок письма к господину, где упоминается украденный конь ( Зализняк , 2004. С. 658, 659, 668, 669).

Описанный выше пример представляет собой попытку переатрибуции музейной находки, что выводит нас на темы, далекие от кожевенно-обувного ремесла, и позволяет немного расширить наши представления о материальной культуре средневековой Москвы.