Новые данные о носителях селенгинской палеолитической культуры (Западное Забайкалье)

Наиболее древняя история Забайкалья запечатлена в многочисленных памятниках эпохи среднего и верхнего палеолита [Константинов, 1994, с. 13–38; Лбова, 2000, с. 6–22; Ташак, 2004; 2005, с. 5–16; Мороз, 2014, с. 19–23; Павленок Г.Д., 2015б]. При несомненном богатстве археологического наследия опубликованных антропологических материалов палеолитического времени в Забайкалье на настоящий момент нет. Есть лишь устное сообщение В.И. Ташака о присутствии в коллекции со стоянки Ошурково одонтологических находок, которые пока, к сожалению, не введены в научный оборот.

Изучение Усть-Кяхты-3 – двуслойного памятника эпохи финального палеолита на юге Западно-

Рис. 1 . Карта Прибайкалья и Забайкалья с обозначением места расположения стоянки Усть-Кяхта-3.

го Забайкалья (рис. 1) – имеет достаточно длительную историю. Стоянка была обнаружена в 1947 г. А.П. Окладниковым, возглавлявшим Бурят-Монгольскую экспедицию [Окладников, 1948, 1950]. Первоначально был собран только подъемный материал [Абрамова, 1953, 1959]. Однако А.П. Окладников отмечал и наличие артефактов в погребенном состоянии. Поэтому в 1976 и 1978 гг. на стоянке Усть-Кяхта-3 были проведены раскопки, в результате которых получена уникальная по насыщенности археологическая коллекция для двух культурных слоев – более 40 тыс. каменных изделий и массовый остеологический материал.

Первичные сведения о памятнике и его стратифицированном комплексе отражены в полевых отчетах А.П. Окладникова [1977, 1979]. Затем следуют упоминания о нем в обобщающих работах [Лбова, Хамзина, 1999, с. 125–127; Лбова, 2000, с. 136]. Самая подробная характеристика стоянки и ее индустрий представлена в монографии И.В. Асеева [2003, с. 33–40]. Последнее крупное исследование, где привлекаются материалы этой стоянки, посвящено палеолитическим и мезолитическим памятникам Усть-Кяхтинского археологического района [Ташак, 2005]. Возобновление работ с коллекцией из Усть-Кяхты-3 [Павленок Г.Д., 2015б] позволило обнаружить в 2012 г. среди материалов слоя 1, полученных при промывке отложений, фрагменты двух зубов человека. Их введению в научный оборот посвящена данная статья.

Общие сведения о памятнике

Памятник Усть-Кяхта-3 расположен на правом берегу р. Селенги (рис. 2). Первоначально отложения стоянки интерпретировались как относящиеся ко второй надпойменной террасе реки [Окладников, 1977]. Однако наблюдения д-ра геол.-мин. наук Э.И. Равского, по-

Рис. 2. Вид на стоянку.

1 – фотография 1978 г. (по: [Окладников, 1978]); 2 – фотография 2012 г.

лученные ранее в целом по Внутренней Азии, свидетельствуют о том, что речные террасы у подобных рек или отсутствовали, или же выявлялись лишь в моменты значительного спада уровня воды [1972, с. 108–118]. По результатам исследований Усть-Кяхты-3, продолженных в 1978 г., А.П. Окладников пересмотрел первичные заключения. Он пришел к выводу, что в разрезе стоянки фиксируются две различные по характеру своего образования морфологические структуры с наличием четко выраженной границы. Первую представляют дюнные пески, которые перекрывают вторую – осадки озерного типа с ленточной слоистостью и следами криогенных процессов [Окладников, 1979].

Позже было высказано несколько иное мнение о происхождении отложений Усть-Кяхты-3. Канд. геол.-мин. наук Д.-Д.Б. Базаров также разделил их на две толщи: первую определил как осадки субаэрального

Рис. 3. Схема стратиграфического разреза стоянки.

а – ходы землеройных животных; б – номер литологического слоя; в – участок карбона-тизации; г – современная почва (коричнево-бурая супесь); д – коричнево-бурая супесь с дресвой и щебнем; е – н – супесь: е – опесчаненная буро-серая, ж – серо-желтая тонкозернистая, з – коричневая, и – белесо-серая, к – гумусированная черно-коричневая, л – темно-коричневая, м – светло-коричневая, н – серо-коричневая; о – мелкий белесосерый песок.

генезиса, что не противоречит ранее высказанному суждению А.П. Окладникова [Там же], вторую – как пойменный и русловый речной аллювий (неопубликованные данные, представленные в диссертации В.И. Та-шака) [1995, с. 105–109]. В.И. Ташак, проводивший изыскания на стоянке Усть-Кяхта-17 в 6 км от рассматриваемого памятника и имевший возможность ознакомиться с его разрезом, определяет верхнюю толщу отложений как результат эоловых процессов с участием склоновых и ряда других, а нижнюю – как аллювиальную (пойменная и русловая фации аллювия) [Там же, с. 30].

Проведенные в 2012 г. исследования позволили зафиксировать следующую стратиграфическую ситуацию [Павленок К.К., 2013; Павленок Г.Д., 2015б]. Толща была разделена на 12 литологиче ских подразделений (рис. 3). В формировании верхней пачки (слои 1–5) участвовали делювиальные и эоловые процессы осадконакопления. Нижняя пачка (слои 6–12) сложена пойменно-аллювиальными отложениями, что согласуется с наблюдениями Д.-Д.Б. Базарова и В.И. Ташака.

В ходе работ 2012 г. было установлено залегание археологического материала в двух литологических подразделениях. Верхний уровень приурочен к гумусированной тонкозернистой супеси слоя 9 мощностью от 4 до 12 см. Археологический материал был зафик- сирован в единой плоскости с разбросом артефактов по вертикали в пределах 1–2 см, что свидетельствует о залегании культурных остатков in situ. Анализ каменных изделий из культуросодержащего слоя 1 подтверждает гомогенность индустрии и позволяет отнести ее на основе технико-типологической характеристики к финалу палеолита [Павленок Г.Д., 2015б].

Нижний уровень залегания археологического материала включен в тело слоя 11, представленного серокоричневой супесью мощностью от 15 до 20 см. Разброс артефактов по вертикали значительный, однако анализ каменных изделий свидетельствует об однородности индустрии и ее финальнопалеолитическом возрасте [Там же]. Ремонтаж нескольких артефактов [Павленок Г.Д., 2016] позволяет говорить о формировании этого комплекса в течение непродолжительного периода. Финальноплейстоценовое время накопления культуросодержащих отложений Усть-Кяхты-3 подтверждает компактная серия дат в пределах 13 000–15 000 кал. л.н. (см. таблицу ).

Анализ каменного и костяного инвентаря стоянки позволил отнести ее индустрию к селенгинской

Результаты радиоуглеродного датирования материалов стоянки Усть-Кяхта-3

Археологический слой	Радиоуглеродная дата, л.н.	Калиброванное значение * , л.н.	Материал	Метод	Лабораторный номер	Источник
1	11 505 ± 100	13 399 ± 140	Уголь	14 С	СО АН–1552	[Орлова, 1995]
1	12 136 ± 54	14 165 ± 236	Кость	AMS	АА-12176; NSKA–00830	[Павленок Г.Д., 2015б]
1	12 151 ± 58	14 183 ± 234	»	»	АА-12185; NSKA–00831	[Там же]
2	12 595 ± 150	14 930 ± 367	Уголь	14 С	СО АН–1553	[Орлова, 1995]
2	11 851 ± 53	13 758 ± 138	»	AMS	АА-11936; NSKA–00828	[Павленок Г.Д., 2015б]
2	12 250 ± 60	14 326 ± 266	Кость	»	АА-12292; NSKA–00829	[Там же]

* Калибровка выполнена с помощью ресурса

финальнопалеолитической культуре [Павленок Г.Д., 2015б], которая, как и иные культурные подразделения палеолита Забайкалья, ранее не была представлена антропологическим материалом. Сам термин «селенгинская культура» изначально был предложен Г.Ф. Дебецем для экспонированных каменных предметов, собранных в районе г. Кяхта и с. Усть-Кяхта и охарактеризованных им как ранненеолитические [Дебец, 1930]. Новое наполнение этот термин получил в результате исследований В.И. Ташака. Он выделил селенгинскую культуру по комплексам стоянок Усть-Кяхта-3 и -17 и отнес к эпохе мезолита, «несмотря на то, что бытовала она в плейстоценовое время» [Ташак, 2005, с. 115]. Новейшие исследования материалов Усть-Кяхты-3 позволили дополнить прежние и сформулировать новые характеристики этой культуры Западного Забайкалья, а также скорректировать ее хронологическую атрибуцию на финальнопалеолитическую [Павленок Г.Д., 2015б].

Сырьевой базой каменной индустрии выступало местное галечное сырье, включающее окремненный алевролит, алевропелит и песчаник. Расщепление камня было направлено на получение пластин в рамках плоскостного и призматического скалывания, микропластин при утилизации клиновидных форм нуклеусов и в меньшей степени отщепов с необъемных, часто ситуационных ядрищ (рис. 4, А, Б). Специфическая особенность культуры заключается в том, что после уплощения фронта часть пло скостных нуклеусов, наряду с гальками и массивными сколами, использовалась в качестве заготовок для клиновидных ядрищ (рис. 4, В ). Переоформление реализовывалось в рамках двух схем (техник) [Ташак, 2000; Павле-нок Г.Д., 2015а].

Каждая из реконструированных стратегий расщепления ассоциируется с четко определенным набором технических снятий, а также характеризуется использованием конкретного инструментария на разных этапах срабатывания нуклеуса. Первые этапы оформления крупных плоскостных и призматических нуклеусов сопряжены с применением техники прямого удара твердым отбойником. Получение заготовок с пропорциями пластин велось с помощью прямого или опосредованного удара мягким отбойником. Аналогичные признаки были зафиксированы на от-щепах, которые использовались для переоформления и подправки ядрищ на стадии серийного получения заготовок. Производство микропластин с клиновидных ядрищ напрямую связано с технологией ручного отжима. Анализ самих сколов позволил заключить, что они могли быть получены тремя способами (использование ручного отжимника, ручного отжимника и зажима для нуклеуса, плечевого костыля и зажима). Операции по оформлению и подправке данных нуклеусов производились мягким отбойником.

Типологические характеристики инвентаря органично дополняют технологические параметры индустрии. Так, специализация первичного расщепления на изготовлении пластин и микропластин находит полное отражение и в отборе заготовок для вторичной обработки. В орудийном наборе преобладают ножи, скребла, скребки, реже представлены специфические остроконечники усть-кяхтинского типа [Та-шак, 2012] и резцы, выполненные преимущественно на пластинах (рис. 4, Г ). Выразительна серия проколок на микропластинах (рис. 4, Д ) [Павленок Г.Д., 2015б, с. 14, 20]. Основным приемом оформления орудий является дорсальная ретушь [Ташак, 2005, с. 41–66; Павленок Г.Д., 2015б, с. 20].

Кроме каменных изделий, материалы памятников селенгинской культуры включают немногочисленный, но выразительный костяной инструментарий, условно разделенный на три группы – острийные формы (в т.ч. иглы), основы одно- и двулезвийных вкладышевых орудий и рыболовные крючки [Ташак, 2005, с. 57–60, 120–121; Павленок Г.Д., 2014]. Важными характеристиками комплексов являются предметы искусства [Зоткина, Павленок Г.Д., Ташак, 2018] и свидетельства организации жилого пространства [Ташак, 2005, с. 28–38].

Рис. 4. Каменная индустрия.

А – нуклеусы; Б – сколы-заготовки без вторичной обработки; В – схема переориентации плоскостных нуклеусов и использования их в качестве заготовок для клиновидных ядрищ; Г, Д – орудийный набор.

Селенгинская финальнопалеолитическая культура выступает как автохтонная, генетически связанная с более ранним усть-мензинским вариантом поздней поры верхнего палеолита (~18–13 тыс. л.н.) [Мороз, 2014, с. 98–102], который, в свою очередь, корнями уходит в еще более ранние комплексы региона [Пав-ленок Г.Д., 2015б, с. 23].

Материалы и методы

Одонтологические находки из слоя 1 стоянки Усть-Кяхта-3 (рис. 5) представляют собой четыре фрагмента (размером от 6,2 × 3,1 до 6,5 × 9,0 мм) коронки моляра. Три из них относятся к одному зубу – молочному верхнему второму левому моляру. Первый – фрагмент

1 cм

5 мм

Рис. 5. Одонтологические находки.

1 – молочный верхний второй левый моляр; 2 – фрагмент эмали мезиального края постоянного верхнего моляра ребенка.

Описание морфологии молочного зуба выполнялось в соответствии с общепринятыми протоколами ASUDAS и российской одонтологической школы [Зубов, 2006, Edgar, 2017]. Также регистрировались патологические изменения (кариес, гипоплазия эмали и дентина, зубной камень) и травмы, которые использовались для характеристики особенностей рациона питания индивида из Усть-Кяхты-3.

Морфологическая характеристика молочного моляра

Большинство деталей строения коронки описать невозможно из-за сильной стертости, но можно предполагать, что обсуждаемый моляр характеризовался крупным метаконусом (балл 1 по шкале А.А. Зубова) и умеренно редуцированным гипоконусом (балл 4 по шкале А. Дальберга). На вестибулярной стороне зуба можно идентифицировать фиссуру I, разделяю- вестибулярного отдела коронки, два других – лингвального с прилежащей частью мезиальной интер-

щую метаконус и параконус, на лингвальной – фиссуру IV, разделяющую гипоконус и протоконус. Их

проксимальной поверхности, на которой сохранился фрагмент контактной фасетки. О молочном статусе зуба свидетельствуют форма полости коронки, резкое ее сужение в области шейки, малая толщина эмали и дентина, малая толщина и сильная изогнутость сохранившейся части корня, малая высота фрагментов. Идентифицировать зуб как верхний позволяют расширенная форма коронки с округлыми углами, дистальный сдвиг фиссуры, разделяющей бугорки лингвальной стороны, заметно меньшая стертость вестибулярных бугорков, по сравнению с лингвальными, поскольку в молочном прикусе они перекрывают зубы нижнего ряда и менее интенсивно участвуют в пережевывании пищи. Сторона челюсти, к которой относился моляр, определяется по положению фиссуры IV, разделяющей гипоконус и протоконус. Практически полное рассасывание корневой системы и стертость большей части эмали коронки свидетельствуют о том, что зуб принадлежал индивиду в возрасте 11–13 лет.

Четвертый фрагмент относится к другому зубу. Это фрагмент (6,2 × 3,1 мм) эмали мезиального края постоянного верхнего моляра ребенка. Шероховатость поверхности эмали и сохранность одонтоглифических элементов третьего порядка позволяет предполагать, что он представляет собой часть зуба, который еще не прорезался полностью. К сожалению, фрагмент слишком мал для того, чтобы быть объектом морфологического анализа.

положение свидетельствует о том, что зона контакта метаконуса и протоконуса была весьма протяженной. Это позволяет предполагать присутствие в строении коронки хорошо развитого косого гребня (плагио-кристы), хотя судить о степени его непрерывности, к сожалению, невозможно. На метаконусе сохранился фрагмент одной из туберкулярных борозд, предположительно 1′me, который впадает в фиссуру I. Наличие этой борозды свидетельствует об изначально сильной дифференцированности одонтоглифического узора, что подтверждает также значительная глубина фрагментов интертуберкулярных борозд. В районе локализации бугорка Карабелли наблюдается прижизненный скол эмали размером примерно 2,5 мм, не позволяющий точно говорить о присутствии начальной степени развития фенов системы Карабелли, но не скрывающий факта отсутствия выраженных форм бугорка. Парастиль отсутствует.

Метрические характеристики коронки зуба определены с погрешностью, поскольку необходимость передачи фрагментов на палеогенетический анализ исключает возможность их склейки, но эта погрешность не выходит за пределы средней статистической ошибки. Мезио-дистальный диаметр коронки измерить невозможно из-за посмертных повреждений ее мезиальной части, вестибуло-лингвальный составляет приблизительно 9,5 мм. Минимальный мезио-дистальный размер шейки 7,7 мм, вестибуло-лингвальный – 7.

Серьезных патологических изменений на имеющихся фрагментах зуба не зафиксировано. Отсутствуют гипоплазия эмали, карие с, зубной камень, хотя на некоторых участках коронки наблюдаются незначительные по размерам и плотности пятна желтоватого налета. Вместе с прижизненным сколом эмали мезио-вестибулярного угла коронки это свидетельствует о низком содержании углеводов в рационе индивида, грубой обработке употребляемой пищи и, возможно, о периодическом разгрызании им мелких костей животных.

Результаты сравнительного анализа

Возможности сравнительного анализа находки из Усть-Кяхты-3 ограничены, по скольку молочные верхние вторые моляры на территории Северной Евразии до сих пор были обнаружены только на стоянке Мальта, которая расположена в соседнем регионе – Прибайкалье. Они принадлежали двум индивидам (Мальта 1 и Мальта 2), строение зубной системы которых довольно заметно различалось [Зубов, Гохман, 2003; Зубова и др., 2018, рис. 4; Шпакова, 2001]. Мальта 1 (младший ребенок) характеризуется крайне выраженной архаичностью морфологии молочных зубов и небольшими их размерами. Зубы ребенка Мальта 2 заметно крупнее и имеют намного меньше архаичных особенностей; в целом их характеристики тяготеют к одонтологическим комплексам европейского происхождения. Верхние вторые моляры этого индивида не редуцированы, здесь присутствует крупный гипоконус, морфологически оформляющий дисто-лингваль-ный угол коронки, умеренно развитый бугорок Карабелли. У соответствующих зубов ребенка Мальта 1 гипоконус умеренно редуцирован, бугорок Карабелли отсутствует (насколько можно об этом судить при неполной сформированности коронок).

Моляр из Усть-Кяхты-3 по своим характеристикам ближе к зубам индивида Мальта 1, чем Мальта 2. Их сближает специфическая форма коронки, выраженная редукция гипоконуса, отсутствие бугорка Карабелли и малые размеры. Вестибуло-лингвальный диаметр коронки зуба из Усть-Кяхты-3 (9,5 мм) заметно меньше, чем средние значения, характерные для современных популяций (10,1 мм [Зубов, Халде-ева, 1993, прил., табл. 4]), но у индивида Мальта 1 он еще меньше (9,2 мм).

Нужно отметить, что рационы питания старшего ребенка из Мальты (степень сформированности зубной системы у младшего не позволяет охарактеризовать состав его диеты) и индивида из Усть-Кяхты-3 могли быть схожими. На верхних молярах из Мальты также нет кариозных поражений, а зубной налет выражен крайне незначительно, в виде желтоватых пятен. Для сравнения по палеопатологическим характеристикам можно привлечь также нижнюю челюсть девочки 14–15 лет, обнаруженную на памятнике Афонтова Гора II в 2014 г. [Деревянко и др., 2014]. В отличие от детей из Мальты и Усть-Кяхты-3, у нее наблюдались достаточно интенсивные отложения зубного камня на относительно недавно прорезавшихся постоянных зубах. Частично это обусловлено наличием у девочки метаболических нарушений [Чикише-ва, Зубова, 2016], но также может свидетельствовать о различиях в составе диеты индивидов Афонтова Гора II, Мальта и Усть-Кяхта-3.

Необходимо отметить, что классический комплекс Мальты значительно более древний (в пределах 20–23 тыс. л.н.) [Sitlivy, Medvedev, Lipnina, 1997, p. 31], нежели находки со стоянок Усть-Кяхта-3 и Афонтова Гора II. Поэтому мы не можем проводить прямое сопоставление материалов данных памятников, ограничиваясь общей оценкой их позиций в региональной культурно-хронологической схеме палеолита.

Происхождение комплексов селенгинской культуры связывается с автохтонным развитием более ранних каменных индустрий региона [Ташак, 2000, с. 69; Павленок Г.Д., 2015б]. В качестве прямого предшественника селенгинской традиции камнеобработ-ки, в т.ч. одного из главных ее элементов – оформления клиновидных нуклеусов на сколах и гальках, рассматривается усть-мензинский вариант подготовки и утилизации клиновидных ядрищ, выделенный на материалах памятников поздней поры верхнего палеолита Западного Забайкалья (~18–13 тыс. л.н.) [Мороз, 2014, с. 99–102]. Таким образом, минимальные значения в диапазоне дат классического комплекса Мальты вплотную приближаются к максимальным усть-мензинского варианта.

В регионе фиксируются и более ранние истоки традиции оформления клиновидных нуклеусов на истощенных плоскостных ядрищах [Ташак, 2000, с. 69]. В.И. Ташак обнаруживает подобную стратегию в комплексах начальных этапов верхнего палеолита – Подзвонкой (более 35 тыс. л.н.) [Ташак, 2016, с. 18–19] и Толбаги (42–26 кал. тыс. л.н.) [Izuho et al., 2019]. Важно отметить, что материалы этих стоянок демонстрируют все элементы материальной культуры, ассоциируемые с селенгинской. В них присутствуют яркие формы костяной индустрии [Васильев, 2005; Ташак, 2007] и свидетельства неутилитарной деятельности человека [Ташак, 2002; Константинов и др., 1983]. На стоянках Подзвонкая и Толбага планиграфически выделяются жилищные и хозяйственные комплексы [Константинов, 1994, с. 50–51; Ташак, 2014; 2016, с. 42–70]. Как известно, в материалах Мальты также представлены все эти элементы [Герасимов, 1931, 1935, 1958, 1961; Медведев, 1983; Липнина, 2002; Кимура, 2003].

Таким образом, несмотря на фрагментарность имеющихся на настоящий момент данных антропологии и археологии, непротиворечивой представляется модель, увязывающая комплексы Подзвонкой, Толбаги, Мальты, усть-мензинского варианта поздней поры верхнего палеолита и селенгинской культуры в единую последовательность развития материальной культуры.

Заключение

Проведенный анализ одонтологических находок из слоя 1 стоянки Усть-Кяхта-3 позволяет заключить, что они представляют собой фрагменты молочного верхнего второго левого моляра ребенка в возрасте 11–13 лет и не полностью прорезавшегося постоянного верхнего моляра, возможно, этого же ребенка. Морфологические и метрические характеристики молочного зуба сближают его с аналогичными зубами индивида Мальта 1, что может служить аргументом в пользу отнесения антропологических находок из Усть-Кяхты-3 и Мальты к одному морфогенетическому комплексу, обозначенному ранее как южно-сибирский верхнепалеолитический [Зубова, Чикишева, 2015], но говорить об этом на основании имеющихся данных пока преждевременно.

Палеопатологические характеристики свидетельствуют о хорошем со стоянии здоровья индивида из Усть-Кяхты-3, преобладании в его рационе мясной пищи и, возможно, о различиях в составе диеты между ним и детьми из Мальты, с одной стороны, и девочкой со стоянки Афонтова Гора II – с другой.

Возвращение исследовательского интереса к старым коллекциям позволяет получить новые уникальные данные. В случае с коллекцией Усть-Кяхты-3 особую роль сыграла прогрессивная для времени раскопок методика, включающая промывку отложений. Именно она позволила сохранить мельчайшие фрагменты антропологического материала, одного из первых в истории изучения древнекаменного века Забайкалья. Дальнейшие перспективы связаны с палеогенетическими исследованиями в Институте эволюционной антропологии М. Планка, что позволяет в самое ближайшее время ожидать новой информации о населении Забайкалья на рубеже геологических эпох.

Работа выполнена за счет гранта Российского фонда фундаментальных исследований (проект № 18-39-20003). Авторы выражают признательность А.Ю. Федорченко за подготовку фотографий одонтологических находок, Н.В. Вавилиной и Р.Д. Лукьянову за помощь в оформлении иллюстраций.