Новые находки памятников кобано-колхидского графического искусства в Абхазии

Памятники кобано-колхидского графического искусства, известные на Северном Кавказе от Чечни (могильник Сержень-Юрт) до Кабардино-Пятигорья (если не учитывать орнаментированный топор из могильника Табор у ст. Тверской Апшеронского района Краснодарского края) и в Закавказье от Самтавро (если опять же не учитывать единичную находку в с. Варташен в Азербайджане) до Аджарии и Бзыбской Абхазии, представлены, в первую очередь, бронзовыми орнаментированными топорами. Именно их анализ позволил выделить несколько локальных вариантов графического стиля: североосетинский, югоосетинский, западногрузинский, абхазский (Скаков, 1998. С. 13–17). В то же время гравировки украшали не только бронзовые топоры, но и другие категории инвентаря: пряжки, фибулы, браслеты, реже – копья, кинжалы, булавки, бляшки, некоторые другие достаточно редкие и уникальные предметы. Особой категорией инвентаря, в некоторых случаях украшенной гравировкой, являются бронзовые пояса различных типов, при этом ареал поясов с зооморфными изображениями не соответствует границам кобано-колхидской культурно-исторической общности и представляется гораздо более широким (Погребова, Раевский, 1997. С. 12–19, 58–71, 125). При этом они хорошо известны в эталонных «кобанских» памятниках – Тлийском и Кобанском могильниках, а также в комплексах, расположенных в контактных зонах и тоже проявляющих явное сходство с кобанскими (клады из Пасанаури и Чабарухи). Недавно эта серия пополнилась новой находкой бронзового пояса с зооморфными изображениями из верховьев р. Подкумок в районе Кисловодска (Дударев, Фоменко, 2009; Dudarev, Fomenko, 2012).

В последние десятилетия стали известны находки поясов с гравированными изображениями животных и в памятниках Западного Закавказья, в могильниках выделенной одним из авторов ингури-рионской колхидской культуры. В частности, фрагментированный пояс с изображениями животных найден в погребальной яме 5 могильника Эргета I ( Mikeladse , 1995. Abb. 4, 42 ; 17; Па-пуашвили , 2011. Табл. IV, 55 ), фрагменты двух поясов с зооморфными изображениями – в погребальной яме 1 могильника Цаиши ( Papuashvili , 2012. Fig. 3; 6, 6–10 ). Погребальная яма 1 могильника Цаиши датирована Р. И. Папуашвили ( Papuashvili , 2012. Ѕ. 67) второй пол. VIII – первой пол. VII в. до н. э., с чем, в целом, можно согласиться (хотя нам кажется более оправданной датировка в рамках первой половины VII в. до н. э.). К этому же времени Р. И. Папуашвили относит погребальную яму 5 могильника Эргета I ( Папуашвили , 2011. С. 83, 86). Ранее один из авторов отнес данный комплекс к рубежу VIII–VII, возможно, первой пол. VII в. до н. э. ( Скаков , 2003; Скаков, Эрлих , 2005. Табл. IV. Рис. 8), так что и здесь наши с Р. И. Папуашвили представления о датировке колхидских могильников почти совпадают. Напомним в этой связи, что первоначально погребальная яма 5 была датирована раскопщиками «самым концом VII в. до н. э.» ( Микеладзе и др. , 1985. С. 40).

На территории Абхазии орнаментированные бронзовые пояса с изображениями животных ранее не были известны. Пояса без какого-либо декора встречались в памятниках бзыбской колхидской культуры, включая окрестности Сухума (Эшера, погребения 1930 г.; возможно, Аагста, погребение 1929 г.; Бамборское погребение 1960 г.; Куланурхва, погребения 1 и 2; Осиа-рху; Красный маяк, погребения 44, 59, 87, 92, 94, 95, 102, 137). Единственным исключением являлся пояс из погребения 152 могильника Красный маяк с нанесенным точечным орнаментом изображением двух змей (Трапш, 1969. С. 149. Табл. XXVI, 2). Ситуация стала меняться в последние годы. Два орнаментированных пояса, обнаруженных, вероятно, на территории Абхазии, поступили в фонды ГИМ1. В 2013 г. три своеобразных и уникальных предмета, представляющих собой, очевидно, поясные накладки и украшенных гравированными изображениями животных, были обнаружены нами при раскопках могильника Джантух (пос. Акармара, г. Ткуарчал, Восточная Абхазия)2. Проведенная реставрация позволяет нам опубликовать эти предметы.

Поясные накладки были обнаружены в яме-«тайнике» погребальной ямы 7. Подобные «тайники», являющиеся ранее неизвестной и, видимо, локальной особенностью колхидского погребального обряда, были обнаружены нами у погребальных ям 5 (в 2011 г.) и 7 ( Скаков, Джопуа , 2013). На дне погребальной ямы 5 при зачистке трещин непонятного происхождения в слое глины (как считалось, материковой) была обнаружена яма неправильной формы, выкопанная частично в материковой глине, частично – в скальном выходе. Глубина ямы – до 75–115 см, размеры с запада на восток – 1,6–3,9 м, с севера на юг – 2,25–5,1 м. Дно и стенки ямы были сильно прокалены. В яме практически отсутствовало какое-либо заполнение, кроме многочисленных бронзовых и железных изделий, сильно пострадавших от действия огня, спрессованных в одну массу и, вероятно, намеренно изломанных при помещении туда.

Очевидно, вещи были помещены в яму-«тайник», когда там был разведен сильный огонь. После совершения обрядовых действий яма была замазана сверху слоем материковой глины мощностью около 5–8 см. Создание «тайника» предшествовало заполнению погребальной ямы человеческими останками и инвентарем, причем такое заполнение носило неоднократный характер, производясь через какие-то временные интервалы. Погребения совершались по вторичному обряду, имели коллективный характер, сопровождаясь частичной кремацией на месте. Сами же погребальные ямы являлись своего рода семейными усыпальницами, группируясь на горе Джантух в соответствии, видимо, с признаком принадлежности к тому или иному роду или же (что, возможно, было равноценным) к определенной группе поселений. По крайней мере, на настоящий момент на горе Джантух обнаружено два удаленных и обособленных друг от друга погребальных участка.

В яме-«тайнике» не было найдено ни одного фрагмента кости, керамики, ни одной бусины, а набор бронзовых и железных изделий был достаточно однообразен. Не было обнаружено характерных для могильника катушкообразных и крестовидных подвесок, не было поясных пряжек и булавок, оселков и пряслиц. Зато значительным количеством представлены бронзовые браслеты и гривны, фибулы, цепочки, биспиральные подвески, «футляры» неизвестного назначения, железные акинаки, копья, топоры-секиры, ножи. Немногочисленны были находки бронзовых колокольчиков, подвесок нескольких типов, зооморфной пластики, блях. Дату комплекса определяют серебряные подвески «бриль-ского типа», состоящие из кольца и столбика, образованного четырьмя спаянными столбиками зерни и имеющего пятишишечное завершение. Устоявшаяся дата таких подвесок – середина V – первая пол. IV в. до н. э. (Мошинский, 2006. С. 45). Железные топоры-секиры в памятниках Северо-Западной Колхиды датируются IV–II вв. до н. э. (Воронов, 1975. С. 222), а появляются, видимо, около середины – второй пол. IV в. до н. э. (Воронов, 1980. С. 215; 2006. С. 85). Таким образом, яму-«тайник» погребальной ямы 5 мы можем датировать в пределах IV в. до н. э.

При исследовании этого комплекса было обнаружено большое количество фрагментов бронзовых двуслойных накладок с заклепками и сюжетно неопределимым гравированным декором на лицевой стороне (рис. 2, 2–10 ; 3, 2–8 ). И первоначальная форма, и функциональное назначение этих предметов оставались неизвестными.

При зачистке дна погребальной ямы 7 была обнаружена еще одна яма-«тайник». В глине, не отличающейся по цвету (желтому) и плотности от окружающей материковой, были выявлены трещины и округлое в плане углубление, связанное, очевидно, с проседанием засыпки ямы-«тайника». Мощность засыпки – около 6 см. Как оказалось, «тайник» на этот раз был устроен в вырытой в материковой глине округлой в плане яме правильной формы. Размеры ямы – 117 на 114 см, с северо-востока к основной части ямы примыкает приступочка (глубиной 6 см и шириной 30 см), глубина ямы – 0,5 м. Стенки ямы в верхней части почти вертикальные, не прокалены. Возле стенок ямы в ней имеется заполнение, представленное серо-желтой материковой глиной. Как видим, в данном случае обряд помещения вещей в яму-«тайник» несколько отличался: если в погребальной яме 5 огонь был разведен в самой яме-«тайнике», то в данном случае вещи были сожжены на стороне, в самом же «тайнике» огонь не разводился. Сама яма-«тайник» на этот раз имела правильную форму.

Опять же, в яме-«тайнике» отсутствовал ряд категорий инвентаря, тот же, что и в яме-«тайнике» погребальной ямы 5. Не было здесь обнаружено ни костей, ни бус, ни керамики. В отличие от описанной выше ямы-«тайника», в этой отсутствовала зооморфная пластика, меньшим количеством были представлены браслеты, гривны и фибулы. Найдены бронзовые гривны, стержневые (в том числе многовитковые) и пластинчатые браслеты, фибулы с утолщениями по краям симметричной или асимметричной дужки, «футляры», цепочки, массивные колокольчики, бляшки с петлей на дужке, железные наконечники копий, однолезвийные кинжалы типа «махайры» (?) с загнутой стержневидной рукоятью, мечи с антенновидным и брусковидным навершием (как правило, с почковидным перекрестьем), топоры. Практически все эти предметы в настоящее время находятся на трудоемкой и дорогостоящей реставрации. Для датировки ямы-«тайника» погребальной ямы 7 важна находка здесь бронзового сегментовидного орудия (это первая находка такого изделия на Джантухском могильнике), датирующегося временем не позднее конца VI в. до н. э. ( Лордкипанидзе , 1978. С. 55, 112).

Еще одним хроноиндикатором мог бы считаться тип железных топоров, характерных для «тайника» погребальной ямы 7. Здесь отсутствуют топоры-секиры, но хорошо (не менее 6 экз.) представлены железные топоры с почти прямым корпусом, массивным и коротким обухом (иногда с незначительным утолщением), к которому сильно смещен проух, слегка расширенным асимметричным лезвием, восходящие к кобано-колхидским бронзовым прототипам. Все они невелики (в нашем случае – длиной 12–15 см). Это тип Iа, по М. Н. Погребо-вой, который, по ее мнению, появляется, в первую очередь, в западных районах

Закавказья, датируется VIII–VII вв. до н. э., хотя, судя по всему, может доживать и до VI в. до н. э., когда на его базе формируется один из типов скифских топоров ( Погребова , 1969. С. 179–182; Есаян, Погребова , 1985. С. 83–88).

В Абхазии находки топоров этого типа не очень многочисленны, из комплексов можно отметить погребения 10 и 12 могильника на Сухумской горе ( Калан-дадзе , 1953. C. 80, 85; Табл. IX, 13 ; X, 1 ), погребения 4, 5, 11, 55, 79 и 80 могильника Гуадиху ( Трапш , 1969. Рис. 4, 1, 2, 4-6 ; Табл. II, 6, 9 )³, погребения 4 и 55 Красномаякского могильника (Там же. С. 184. Табл. VI, 8 ; IX, 6 ; XIX, 10, 11 ). Кроме того, такие же топоры известны из Брильского могильника ( Гобеджиш-вили , 1952. Табл. XLV, XLVII), в частности из погребения 29 ( Pirtskhalava , 2001. Pl. IV, 7 ), а также из Эшерского городища ( Шамба , 1980. C. 48. Табл. LXII, 3, 4 ). Практически все эти находки указывают на доживание этого типа топора на территории современной Абхазии до V–IV вв. до н. э., в частности, на такую дату указывают фибулы с орнаментированным ромбическим расширением на дужке и с округлым ажурным и окруженным грибовидными выступами расширением на дужке из погребений 4 и 55 Красномаякского могильника ( Скаков , 2008. С. 94–95). Ю. Н. Воронов также отмечал, что на территории Абхазии топоры этого типа получают распространение с V в. до н. э. ( Воронов , 1975. С. 221), относятся к хронологическому этапу, датируемому V – первой пол. IV в. до н. э. ( Воронов , 1980. С. 211-215). Очевидно, здесь топоры этого типа имеют достаточно широкую датировку и доживают до середины – второй пол. IV в. до н. э., когда сменяются топорами-секирами.

Тем не менее пока что для ямы-«тайника» погребальной ямы 7 можно принять датировку в рамках VI–V (скорее – V) вв. до н. э. Более уверенная датировка в настоящий момент затруднена, учитывая специфику материальной культуры Джантухского могильника, сочетающего архаизацию и длительное бытование ряда основных типов инвентаря с достаточно быстрым появлением отдельных инноваций ( Скаков и др. , 2013. С. 42, 43). Кроме того, необходимо учитывать, что погребальная яма 7 являлась более ранней, чем частично уничтожившая ее северо-восточную часть погребально-поминальная вымостка, предварительно датированная V–IV вв. до н. э. Судя по другому типу железных топоров, погребальная яма 7 является несколько более ранней, чем погребальная яма 5, «тайник» которой был выше датирован нами IV в. до н. э.

В яме-«тайнике» погребальной ямы 7 обнаружено большое количество фрагментированных пластинчатых изделий, в том числе с заклепками. Из них выделялись три относительно целых предмета, на которые мы и хотим обратить внимание (рис. 1; 2, 1 ; 3, 1 ).

Это три сильно поврежденные пластины, первоначально, вероятно, имевшие форму параллелограммов. Верхняя, чуть скошенная, и правая боковая грани имеют заклепки, при этом вдоль верхней грани их насчитывается пять, вдоль боковой – три. Еще как минимум одна заклепка находилась на левой боковой грани (у одного экземпляра она сохранилась, у другого от нее осталось округлое отверстие). О наличии заклепок вдоль нижней грани нам ничего неизвестно,

Рис. 1. Могильник Джантух. «Тайник» погребальной ямы 7, пластина-накладка но один из фрагментов (рис. 3, 6) позволяет предполагать такую возможность. Заклепки крепили тыльную пластину, частично сохранившуюся только у одного экземпляра (рис. 2, 1). Вдоль нижней грани проходит достаточно широкий (2,5–3,5 см) паз с закругленными углами и чуть загнутым краем. Между лицевой и тыльной пластиной у одного из экземпляров сохранились остатки органического материала, вероятно грубой ткани.

Рис. 2. Могильник Джантух

1 – пластина-накладка из «тайника» погребальной ямы 7; 2–10 – фрагменты пластин-накладок из «тайника» погребальной ямы 5

Рис. 3. Могильник Джантух

1 – пластина-накладка из «тайника» погребальной ямы 7; 2–8 – фрагменты пластин-накладок из «тайника» погребальной ямы 5

На всех трех пластинах в технике гравировки изображены животные, повернутые головой налево. В то же время, судя по одному из фрагментов, с изображением, вероятно, спины зверя и заклепкой над ней (рис. 2, 6 ), могли быть аналогичные пластины с изображением зверя, повернутого головой направо. В этом случае ряды заклепки находились бы на верхней и левой боковой гранях.

О назначении пластин можно только гадать. Очевидно, они являлись частью костюма, возможно, нагрудными накладками, крепившимися на тканевую основу с помощью, видимо, веревок, вставляющихся в пазы и придающих устойчивость этой конструкции. Какие-либо аналоги этим пластинам-накладкам на Кавказе нам неизвестны.

С одной стороны, изображения выполнены в стилистике, характерной для искусства закавказских бронзовых поясов с гравированными изображениями. С другой стороны, очевидны заметные различия, заставляющие акцентировать внимание на своеобразии не только самих предметов, но и их декора. Изображения не имеют рамки, что не характерно для искусства гравированных поясов. Судя по туловищу, положению подогнутых лап и хвосту, изображен кошачий хищник, вместе с тем изображение зверя в такой позе, как будто припавшего к земле, не характерно для гравированных поясов. В качестве отдаленных аналогов этой позе можно привести только изображения животных на поясе из Подгорцев на Киевщине ( Тереножкин , 1976. Рис. 46; Погребова, Раевский , 1997. С. 62, 63. Табл. XVIIа), но стилистически они сильно отличаются. Для искусства гравированных поясов более характерны изображения зверей в движении, как будто бы «шагающих». Сверху, со стороны спины, изображения зверей обведены двойной контурной рамкой, заполненной штриховкой, что встречается на поясах (в частности, на том же поясе из Подгорцев), хотя и не очень часто. Туловища зверей хаотично, без какой-либо системы покрыты точками, что встречается на изображениях в искусстве гравированных поясов, сосуществуя с упорядоченной точковкой, соответствующей штриховке. Лапы заканчиваются небольшими утолщениями, схематично показанный длинный хвост загнут на конце (рис. 1, 1 ; 2, 1 ), что вполне соответствует канону изображения кошачьих хищников на поясах ( Погребова, Раевский , 1997. С. 44). В области шеи показан своего рода «воротник» или «ошейник», заполненный двумя рядами косых насечек, образующими «елочку». «Воротник» из параллельных линий встречается у зверей на поясах достаточно часто, но такая его трактовка нетипична, в качестве некоторых аналогов можно привести изображения на поясах из погребения 168 могильника Самтавро и погребения 350 могильника Тли (Там же. Табл. X, III–40 ; XXIV, III–41 ). Возможно, «воротник» соответствует утрированной кожно-шерстной складке на шее животного.

Но главная особенность изображенных на пластинах зверей – крайне стилизованная и утрированная морда, превращающая их в некоторое подобие «носорогов». Вероятно, в основе этого мотива лежит встречающийся иногда на поясах несколько утрированный сильно торчащий вверх нос животного (Там же. С. 37–39). Эти пояса характерны для т. н. северного ареала (Тли, Самтав-ро, Нареквави, Чабарухи, Маралын-Дереси, Набаргеби и др.). К ним, вероятно, и восходит наше изображение, причем этому предположению не противоречат и другие его особенности. Такая необычная утрированная морда дополнена выступающим за ее пределы крупным глазом, крупным торчащим ухом, напоминающим волчье, и пастью, показанной с помощью треугольника и косой штриховки, символизирующей зубы животного. Подобные изображения пасти и глаза, опять же, не характерны для искусства гравированных поясов.

Отметим еще одну важную стилистическую особенность – на рассматриваемых пластинах не видно столь характерной для искусства гравированных поясов «боязни пустого места», стремления заполнить изображениями всю поверхность изделия. При этом столь же крупные, подчеркнуто «монументальные» изображения зверей, в пространстве между которыми не помещено никаких мелких деталей, мы видим и на других колхидских орнаментированных поясах ( Mikeladse , 1995. Abb. 4, 42 ; 17; Papuashvili , 2012. Fig. 3; 6, 6–10 ).

Таким образом, пластины-накладки с изображениями зверей выполнены в русле одной достаточно оригинальной изобразительной традиции, восходящей, вероятно, к т. н. северному ареалу (т. е. центральнозакавказскому) искусства гравированных поясов. Данная традиция бытует здесь на протяжении нескольких веков (VI–IV или V–IV вв. до н. э.), о чем свидетельствует наличие аналогичных фрагментированных накладок (в том числе двухслойных с заклепками) в «тайнике» погребальной ямы 5. На четырех таких фрагментах мы видим детали изображения все того же зверя, представленного на пластинах из «тайника» погребальной ямы 7. На трех фрагментах – обведенные двойной контурной рамкой, заполненной штриховкой, фрагменты спины и крупа зверя (рис. 2, 2, 6, 7 ). На одном фрагменте – часть спины зверя и «воротник» в районе шеи, а также следы изображения морды и уха (рис. 2, 10 ). Как видим, все изображения абсолютно однотипны. Видимо, мы имеем дело с неким локальным вариантом искусства закавказских бронзовых поясов с гравированными изображениями.