О двойном наименовании столицы Боспора

В истории Боспорского государства есть один интересный факт, который не раз привлекал внимание исследователей в прошлом и продолжает оставаться привлекательным для современных исследователей — это двойное наименование столицы государства: «Пантикапей» и «Боспор». Уже в XIX в. было замечено, что название «Боспор» могло быть названием Пантикапея или принадлежащей ему территории (Орешников 1884: 14; Brandis 1897: Col. 757, 766—767). Позднее с этой точкой зрения согласились А.Н. Васильев

МАИАСК № 10. 2018

(Васильев 1985a: 289; Васильев 1992: 121—124) и Ю.А. Виноградов (Виноградов 2005: 211, прим. 2).

Из современных исследователей прямо считают, что название «Боспор» было «дублирующим названием Пантикапея» Ф.В. Шелов-Коведяев и В.П. Толстиков (Шелов-Коведяев, Толстиков 2014: 471). В статье о происхождении Археанактидов Федор Вадимович даже утверждает, что термин «Боспор изначально (здесь и далее курсив мой — Е.М.) был дублирующим названием столицы государства — Пантикапея» (Шелов-Коведяев 2014: 62). И это, несомненно, так, поскольку ни один иной город в причерноморском регионе античные авторы с названием «Боспор» не соотносят (Молев 2018b: 56). Но с чем может быть связано такое дублирование названий?

Любопытна в этом отношении точка зрения безвременно ушедшего от нас Николая Федоровича Федосеева. Он писал: «у меня нет сомнений, что новая династия Спартокидов имеет фракийские корни. Видимо с появлением новых династов появляется и новое название города — Пантикапей, а также калька известного фракийцам названия пролива — Боспор» (Федосеев 2014: 146). Однако, уже на ранних монетах Пантикапея, еще до прихода к власти Спартокидов, присутствуют легенды «ПA» и ПAN» (Анохин 1986: № 29, 36), расшифровываемая всеми нумизматами (да и не только) как название города «Пантикапей». Это, а также упоминание Диодором Сицилийским термина «Боспор Киммерийский» уже в период правления Ахеанактидов, делает версию Н.Ф. Федосеева весьма проблематичной.

Кстати, заметим, что вопрос начала чеканки Пантикапеем собственной монеты в литературе остается дискуссионным (Зограф 1951: 164; Шелов 1956: 14—15; Фролова 1996: 34—69; Завойкин 2002: 19—22; Абрамзон, Фролова 2010: 294; Голенко 2004: 183—198; Терещенко 2004: 6; 2012: 168—181; Остапенко 2017: 120—144; Чореф 2017: 128—149). Но в предпоследней из отмеченных работ по этой теме как дата начала чеканки все же допускается середина последней четверти VI в. до н.э. С этим согласен и А.А. Завойкин (Завойкин 2018: 42). Поскольку монетное дело Боспора развивалось в русле общих тенденций греческого монетного дела (Остапенко 2017: 124), мне кажется, такое предположение вполне допустимо.

С версией Н.Ф. Федосеева в определенной степени солидарен И.Е. Суриков: «Повторим и подчеркнем: начало боспорской тирании следует связывать с приходом к власти Спартока I, а не с чем-либо иным» (Суриков 2014: 96). Здесь автор прямо не говорит об истоках боспорской государственности и затрагивает только проблему возникновения режима тирании на Боспоре, что тоже не вполне корректно, учитывая, что у нас только один источник по столь раннему времени и он (Диодор) обозначает характер власти Спартока и Археанактидов одним и тем же термином1.

В свое время, исходя из того, что Диодор называет в своей первой заметке о Боспоре Археанактидов правителями Боспора Киммерийского , я посчитал возможным говорить о появлении понятия «Боспор» как политико-географического уже с конца VI в. до н.э., и связывать его с объединением ряда апойкий региона уже в то, а может быть, и еще более раннее время (Молев 2008: 93; 2009a: 292). С таким происхождением данного термина был в

МАИАСК № 10. 2018

принципе согласен А.Н. Васильев (Васильев 1985b: 17), однако возникновение его он все же связывал с более поздним временем (Васильев 1992: 122).

По мнению А.А. Завойкина, «описательный титул «архонт Боспора и Феодосии» … появился при Левконе I, собственно как и наименование самого государства — Боспор (не Пантикапей!)» (Завойкин 2014: 33—35). Основной аргумент автора — аутентичные памятники боспорской эпиграфики — очень убедителен и не будь отмеченного выше сообщения Диодора, я бы полностью согласился с Алексеем Андреевичем. Но в данном случае я все же думаю, что к IV в. до н.э. название «Боспор», как общее название полиса, уже включившего в свой состав некоторые малые города Боспора — как минимум, Мирмекий, Тиритаку, Порфмий, Парфений, Корокондаму (Виноградов 1995: 154; Молев 1999: 84; Цецхладзе 2014: 206); причем некоторые из них могли быть и основаны Пантикапеем (Васильев 1985b: 17), например Мирмекий (Виноградов 1992: 101), Порфмий (Вахтина 2005: 44—49; Завойкин 2013: 116) было вполне сложившимся и устоявшимся, и потому именно оно вошло в титулатуру Спартокидов после присоединения Феодосии, а не название «Пантикапей». Последнее же осталось только за столичным центром полиса.

И действительно, если просмотреть еще раз терминологию Диодора Сицилийского² в этом отношении, то мы увидим, что Археанактидов он называет царствующими над Боспором Киммерийским, и именно такую власть принял от них Спарток (Diod. Bibl. Hist., I—XII, 31, 1); но уже говоря о смерти этого Спартока, он называет его «ὁ Βοσπόρου βασιλεὺς» — царь (а не царствующий) Боспора (Diod. Bibl. Hist., XII, 36, 1); тем же термином он определяет власть Сатира I и Левкона I (Diod. Bibl. Hist., XIV, 93, 1, XVI, 31, 6); Перисада же I он опять называет царем Киммерийского Боспора — «og^v eaoiXevg Κιμμερικοῦ Βοσπόρου», но при этом дает еще и географическое местоположение этого государства — в Понте; далее, говоря о борьбе сыновей Перисада I, он подчеркивает, что Притан после разгрома бежал в Пантикапей, который «всегда был столицей царствующих над Боспором» (ὡς δὲ παρεγένετο εἰς Παντικάπαιον, ἐν ᾧ τὸ βασίλειον (столица, царский дворец, царская власть) ἦν ἀεὶ τῶν ἐν Βοσπόρῳ βασιλευσάντων (Diod. Bibl. Hist., ХХ, 24, 2)). Здесь уже прямо дается и название государства, и его столицы. Следовательно, с точки зрения Диодора (и его источника) уже Археанактиды имели своей резиденцией Пантикапей, но государство при этом (полис) именовалось Киммерийский Боспор или просто Боспор.

И, наконец, Эвмела Диодор также называет царем Боспора (Diod. Bibl. Hist., XX, 100, 7). А начиная с преемника Эвмела Спартока III этот титул фигурирует и в официальных эпиграфических документах за пределами Боспора (Bousquet 1966: 442).

Таким образом, сомневаться в том, что названия полиса и его столицы на Боспоре с точки зрения Диодора (и/или его источника) различались уже со времени Археанактидов, я не вижу оснований. То, что Левкон впервые в истории Спартокидов принимает официальный государственный титул «архонт Боспора (а не Пантикапея!) и Феодосии», столь же несомненно свидетельствует о том, что до присоединения Феодосии термин «Боспор», как обозначение государственного образования на берегах Боспора Киммерийского, сложившегося к тому времени, уже существовал . Но как долго — это пока вопрос!

И если признать справедливыми предположения коллег о прямой связи терминов «Боспор» и «Пантикапей» (а мне они сегодня кажутся именно таковыми), то истоки

МАИАСК № 10. 2018

боспорской государственности надо искать еще глубже, возможно, даже с основания Пантикапея. И тогда встает вопрос — в чем причина этого двойного наименования. Почему у греков в обиходе прижилось не официальное, а дублирующее название нового полиса? Объяснить это, при отсутствии точных данных источников, достаточно сложно, и единственное объяснение этому я пока вижу лишь в том, что название «Пантикапей», по-видимому, негреческое, а «Боспор» — греческое.

Что касается последнего, то тут с неизбежностью надо отметить тот факт, что согласно исследованиям лингвистов термин «Βόσπορος» относится к фригийскому, анатолийскому или фракийскому языкам. С.Р. Тохтасьев присоединяется к последней версии и приводит в качестве аргумента название крепости бессов «Βόσπαρα». Однако сам же он отмечает, что фракийского населения на Боспоре Киммерийским до греков не было, а переносы греками названий негреческого происхождения надежно не засвидетельствованы. Далее он отмечает, что «в период освоения греками берегов Керченского пролива (по меньшей мере ко времени Эсхила) название Βόσπορος («Босфор») было давно переосмыслено и воспринималось ими как синонимичное βούπορος или βούπορθμος, хотя оно едва ли уже тогда было увязано с мифом об Ио» (Тохтасьев 1999: 89—90).

А почему едва ли? Миф об Ио входил в древнейший или, как отмечал А.Ф. Лосев, «рудиментарный» пласт олимпийской религии (Лосев 1957: 26—27), сформировавшейся к VI в. до н.э. А согласно Эсхилу3 (Aeschil. Prom., 733) и Евсевию (Euseb. Eccles. Hist., 161), название «Боспор» как раз и было связано с Ио. Трагедия Эсхила «Прикованный Прометей» была поставлена не позднее 456 г. V в. до н.э. (Ярхо 1958: 220—221). Источниками Евсевия, автора III—IV вв. н.э., в ранней части послужил труд хронографа Кастора (I в. до н.э.), который, в свою очередь, опирался на «Хронографию» весьма серьезного исследователя — Эратосфена, жившего и творившего преимущественно в III в. до н.э. (276—194 гг.). К тому же термин «Боспор Киммерийский» упоминается уже во фрагментах Гекатея Милетского (Steph. Byz., fr. 197), автора VI в. до н.э., Гелланика Митиленского (Hel., Att., fr. 92) и Геродота (Herod. Hist., IV, 12, 28, 100) — авторов V в. до н.э. Кстати, у последнего упоминается и Боспор Фракийский (Herod. Hist., IV, 83, 85—89, 118, VII 10, 20). Приводимое же С.Р. Тохтасьевым в качестве топонима название фракийской крепости «Βόσπαρα» впервые упоминается в трактате «О Постройках» только у Прокопия Кесарийского (Proc. DeAed., IV, 11, 20), жившего в VI в. н.э. Поэтому я, несмотря на все мое уважение к нему, не могу принять в качестве сильного аргумента это лингвистическое исследование моего покойного друга и рассматриваю термин «Боспор» как вполне греческий и потому перенесенный ими с Боспора Фракийского на новый пункт, что именно для греческой оронимии было характерно использование одних и тех же названий в разных местностях (Белецкий 1978: 15).

Но как негреческое название «Пантикапей» могло прижиться у греков? У лингвистов относительно происхождения этого термина опять-таки нет единого мнения. Его производят или от древнеиранского *panti-kapa — «рыбный путь» (Абаев 1949: 170, 175, 193), или от таврского (индоарийского) *panti-kapa — «холм у пролива (пути?)» (Трубачёв 1999: 259). По версии Стефана Византийского, город был основан сыном колхского царя Эета, получившим место для его строительства от скифского царя Агаэта и назвавшим город от имени протекавшей рядом реки Пантикап (Steph. Byz., Παντικάπαιον). Ему вторит Евстафий (в комментарии к периплу Дионисию): «От реки Пантикапа имеет название находящийся там большой город Пантикапей, основанный сыном Эета, кругом заселенный холм в 20

МАИАСК № 10. 2018

стадиев, главный город местных боспорцев (Eust. Ad Dion., 311). Обратим внимание на то, что и здесь город называется Пантикапей, а жители — боспорцами.

Сам по себе факт наименования города по имени реки не так уж невероятен, и в свое время В.Д. Блаватский приводил тому примеры (Блаватский 1964: 19—20). Он же, кстати, предложил считать термин «Пантикапа» названием современного Керченского пролива, а не реки. Однако, приведенные им же самим примеры позволяют говорить только о названиях рек, давших названия городам. А отрицать рыбные богатства реки, протекавшей у Пантикапея в древности, на том основании, что сейчас она почти совершенно пересохла (речка Приморская (Мелек-Чесма), и на этом основании затем уже приписывать ее название проливу мне кажется не вполне корректным. И вот почему.

Все наиболее авторитетные авторы, сообщающие о реке с таким названием, помещают ее в Приднепровской Скифии (Herod. Hist., IV, 19, 54; Pomp. Mela. De sit. Orb., II, 5; Plin. Maior. Nat. Hist., IV, 83). Любопытно при этом, что последний из них — Плиний Старший прямо говорит, что «Пантикапей некоторые называют Боспором» (Plin. Maior. Nat. Hist., IV, 78). И учитывая сезонные миграции скифов в Синдику через Восточный Крым (Herod. Hist., IV, 28), нет ничего невероятного в том, что это название могло быть перенесено скифами на реку в районе будущего Пантикапея. Вспомним хотя бы название «Гипанис», которое получили современные Южный Буг и затем Кубань. И, следовательно, более вероятно предположение, которое возводит значение к древнеиранской (скифской) этимологии. Влияние скифов на Боспоре всегда было весьма значительным, достигнув своего апогея в IV в. до н.э. (Шелов-Коведяев 1985: 136; Яковенко 1985: 28; Виноградов 2005: 265). Более того, у нас достаточно оснований, чтобы констатировать дружественный характер их отношений на протяжении всего периода истории от основания боспорских городов до государственного переворота, осуществленного «скифами во главе с Савмаком» (Молев 2009b: 165). И несомненно, что этот союз базировался на общности основных экономических, политических и культурных интересов скифской кочевой аристократии и боспорских правителей (Виноградов 2002: 20). Вероятнее всего, именно в силу дружественного характера боспоро-скифских отношений скифское название реки и города (Пантикапей) продолжало сохраняться наряду с греческим (Боспор) на протяжении всего периода античной истории.

Таким образом, изначальное название интересующего нас полиса, скорее всего, было «Пантикапей». А по мере расширения его территории и основания серии новых городков, некоторые из которых со временем также приобрели полисный статус, утверждается новое название, имевшее целью подчеркнуть возросший территориальный и политический статус государства.