О поэтической семантике собственного имени в одном болгарском романе

Известно, что в художественной литературе языковые характеристики собственных имен трансформируются образно-эстетически. Употребляемые антропонимы функционируют в структуре литературного произведения как средство построения художественных образов.

В романе «Табак» Димитра Димова особый интерес вызывает формирование поэтической семантики собственного имени Борис Морев. Наблюдения показали, что се-мантизация антропонима Борис Морев осуществляется в результате взаимодействия между внутренней формой использованных для наименования персонажа антропонимных вариантов, контекстов и художественным образом.

Личное имя Борис используется чаще, всего для названия литературного героя в речи автора. Этот способ наименования является художественно-мотивированным — посредством употребления личного имени как основного номинативного средства. Д. Димов делает акцент на ярко выраженном индивидуализме Бориса Морева.

Еще с включения антропонима в номинативную структуру художественного текста начинается интенсивный процесс взимодей-ствия (взаимного дополнения и уточнения) между его внутренней формой, контекстом и создаваемым художественным образом.

Борис — первоболгарское имя. Существуют разные мнения о его этимологии ^J. Чаще всего оно рассматривается как производное старотюркского бери (бьори) —

«волк», монгольского богори — «маленький, низкий», алтайского барс — «тигр». Имя рассматривается и как сокращенная форма личного имени Борислав «бороться за славу» от староболгарского «борнтн», «бороться, биться»⁴.

Осуществляя свою индивидуализирующую функцию в тексте романа, антропоним Борис «поглощает» разнообразную информацию о называемом им лице. Он входит в образно-семантические взаимоотношения с номинативными единицами, которыми автор характеризует персонаж в соответствующем микро- и макроконтексте и художественно его этимологизирует. Ср.: 1. Он был угрюмым, неприветливым и нелюдимым молодым человеком, без определенного занятия с тех пор, как окончил гимназию. Скорее, он был худым, маленького роста — признак нищеты и недоедания, среди которых... [I ч. С.10]⁵; 2. Он смотрел на стол Бориса злыми прищуренными глазами. Ирина совсем ясно уловила в его глазах зависть слабого, ничтожного шакала к крупному и могучему хищнику. [I ч. С. 151]; 3. Молодой Барутчиев посмотрел на Бориса, чтобы увидеть воздействие своих слов. Но волчонок бесстрастно выпускал дым из сигареты. [I ч. С. 161]; 4. Борис задумался. «Жизнь — это действие, Костов' — сказал он немного спустя. — Борьба... напряжение... Именно в этом я нахожу удовольствие». [I ч. С. 169]; 5. Кондоянис ушел сразу же после прихода фон Гайера, который недовольно и подозрительно посмортел на него. Невозможно было вымогать болше... Ослабевший тигр, у которого он хотел отнять добычу, оскалил зубы. |П ч. С. 127].

Как видно, значения выделенных слов и словосочетаний, а также имплицированные в контексте значения соотносятся прямо или косвенно с семантикой лексем, указанных как эвентуальные апелля-тивные основы имени Борис. Основные представления о происхождении и смысловом коде антропонима получают своеобраз- ную художественную реализацию в тексте романа. И если в лингвистическом плане можно спорить о том или ином взгляде на этимологию личного имени, то его художественная этимология является убедительной.

Ассоциации, которые вызывает смыс-лово и эмоционально-оценочно нюансированная внутренняя форма имени, обогащают содержание художественного образа. Антропоним получает статус «говорящего имени» и кроме идентифицирующей выполняет также характеризующую функцию, соотносясь с морально-волевыми и нравственными качествами Бориса Морева.

Фамилия Морев, в отличие от личного имени Борис, не встречается в речи автора. Она наблюдается в прямой или «полупрямой» речи и употребляется самостоятельно или в различных по своей семантической характеристике сочетаниях: Морев, господин Морев, курильщик Морев, товарищ Морев, товарищ генерал-майор Морев, Борис Морев, Павел Морев, Стефан Морев. Указанные антропонимные варианты выполняют в тексте романа разнообразные стилистические и грамматические функции, основной из которых является дифференцирующая функция. Этими вариантами названы трое разных по характеру и темпераменту, по политическим убеждениям, жизненной позиции и социальному поведению Моревых.

Фамильное имя Морев образуется с помощью суффикса -ев от мужских личных имен Морен, Моро, Морон, Морно, Морун, М6-рьо, Морян, на апеллятивную основу которых указывает староболгарское слово моръ «смерть, чума, бедствие»⁶. В «Толковом словаре болгарского языка» существительное нарицательное мор дано с основным номинативным значением «заразная смертельная болезнь или природное бедствие, от которого в данной области умирает большое количество людей или животных»⁷.

Антороним Морев получает соответственную художественно-эстетическую значимость в сочетании с личными именами Павел, Борис, Стефан и под влиянием контекста и ситуации. При выражении антигуманных действий и поступков Бориса семантика апеллятивной основы становится прозрачной, обогащается в смысловом и эмоционально-оценочном плане и образно-эстетически конкретизируется. Ассоциация между собственным именем и художественным образом особенно подчеркнута в субъективированных контекстах, в которых дается эмоци- опальная оценка действий Бориса. Ср.: 1. Она его ненавидела все так же глубоко и потому, что он сделал ее соучастницей, потому что отравил ее душу, умертвил ее радость от мира и жизни, которые она так любила [П ч. С. 15]; 2. Он отверг больную жену, продал любовниц, он угнетал, вымогал и ронял достоинство сотен людей, осуждал на хронический голод тысячи рабочих [II ч. С. 154]; 3. Больной метался в кровати, стонал и пытался прогнать страшные призраки, которые постоянно нападали на него и будто ему повторяли: «Ты кончаешься, Борис Морев!.. Ты умрешь здесь или скорее всего в Кавале вместе с твоим миром, который тоже погибает!.. Ты покидаешь жизнь озлобленным и беспомощным, как зверь, попавший в ловушку. Ловушкой была твоя алчность, а мука, которую испытываешь сейчас, — это страшное отмщение жизни, которая мстит тебе за то, что ты вырвал из себя все человеческое. Ты превратился в безумную машину для зарабатывания денег, перешагнул через любовь, не познал даже наслаждения, которые могло принести тебе твое огромное богатство. Сейчас ты похож на больного и испуганного злодея, ожидавшего возмездия за свои действия. Нервы у тебя истощены от напряжения, печень — уплотнившаяся и испорченная алкоголем, кровь отравлена малярией этой жаркой и нездоровой страны, в которую ты приехал заработать еще денег, бесполезных, ненужных денег... А за собой ты увлек и других людей. Из-за тебя они свихнулись — ты их погубил своей жаждой наживы денег, уничтожил их достойнство, втянул в свои преступления. Они, как и ты, проиграли все ценное в жизни» [II ч. С. 229].

В эпизоде с похоронами Бориса, после того, как повествователь многократно акцентирует внимание на запахе разлагающегося трупа с помощью словосочетаний зловонный труп, противный запах смерти и др., автор комментирует: «Даже и после смерти генеральный директор “Никотианы” продолжал отравлять воздух живых» [II ч. С. 339]. Входящий в составное глагольное сказуемое глагол «отравлять» связывает по смыслу и по художественно-образному выражению текстовые фрагменты с различной отнесенностью глагольных времен. Таким образом эстетически квалифицируется деятельность и поведение Бориса Морева, с которыми читатель уже познакомился на предшествующих страницах. Объектная направленность глагола (отравлять воздух живых) обусловливает диффузность его худо- жественной семантики. Последняя построена на трех взаимно проникающих друг в друга значениях, которые формируются на трех разных уровнях — микроконтекста, макроконтекста и художественного контекста романа. Эти значения следующие: а) «загрязнять сильно воздух запахом, который вызывает у окружающих неприятные ощущения»; б)«социально-психически и нравственно притеснять, терзать, угнетать людей»; в) «духовно и физически умертвлять людей». Художественная семантика глагола отравлять продуцирует на уровне целостного и законченного текста романа идейно-эстетический смысл антигуманного существования Бориса Морева.

Употребление апеллятива вместо собственного имени при наименовании персонажа также оказывается художественно значимым средством построения поэтической семантики антропонима Борис Морев. Ср.: «Никто не сочувствовал генеральному директору “Никотианы”, и никого не взволновала нищета его похорон. Одна безразличная супруга стояла у его могилы, одна истеричная сводница своим плачем глумилась над его трупом, один пьяный слуга нашел ему гроб и один озлобившийся от голода и не верящий в бога греческий поп должен был отпеть его» [II ч. С. 341]. Подчеркнутые сочетания функционируют на глубинном уровне художественного текста со следующими обобщенно-символическими значениями:

• одна безразличная супруга— «отсутствие любви и семейного счастья»;

• одна истеричная сводница — »отсутствие морали и сострадания»;

• один пьяный слуга — «отсутствие социального престижа»;

один озлобившийся от голода и не верящий в бога греческий поп — «отсутствие веры и милосердия».

Микрообразы, созданные посредством этих значений и соответствующих слов, в целом символизируют отсутствие всего человеческого у Бориса Морева. Вот почему в этом абзаце автор не употребил антропоним, а использовал словосочетание генеральный директор «Никотианы», которое соотносится не с человеком, поскольку такого нет, а с без-душным и жестоким административным служащим табачной фирмы.

Глубоко символичным является и тот факт, что Костов пишет собственное имя Борис Морев на кресте мелом, а злорадный греческий священник обещает устно распорядиться, чтобы написали имя масляной краской, но в то же время мысленно зарекается: «Никогда не посмотрю на эту могилу, не прочту заупокойную молитву на ней... И дождь смоет его имя, и от него не останется ни следа... Анафема всем собакам, которые принесли сюда голод, разврат и болезни!» Вместе с Борисом умрет и его имя. Едва ли возможен более суровый и более беспощадный приговор, чем этот. Он равносилен проклятию.

После всего сказаного, в заключение можно дать следующую формулировку поэтической семантики антропонима Борис Морев: «деятельная, волевая и целеустремленная личность, которая в безумной борьбе за деньги и власть губит нравственно, духовно и физически не только себя, но и всех людей, входящих в определенные отношения (семейно-родственные, интимные, социально-классовые, политические и пр.) с ней».

В художественном значении собственного имени Борис Морев Димитр Димов закодировал основной идейный пафос не только конкретного художественного образа, но и романа «Табак»: общество и личность, мораль и нравственность которых лишены гуманного императива, осуждены на гибель.