О предмете и пределах обжалования в суде действий (бездействия) и решений органов предварительного расследования и прокуратуры

В последние годы, ввиду вызванного понятными причинами общего стремления к расширению роли судебной власти, в механизмах уголовной юстиции весьма актуальными являются вопросы, касающиеся различных форм судебного контроля за деятельностью органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры. Особую сложность на этом фоне вызывают проблемы, возникающие в ходе реализации положений ст. 125 УПК РФ, предоставляющей заинтересованным лицам право обжалования в районном (приравненном) суде процессуальных действий (бездействия) и решений, характерных для стадии возбуждения уголовного дела и стадии предварительного расследования. Причем одна (возможно, самая серьезная) из этих проблем заключается в нечеткости и расплывчатости правового регулирования содержания и допустимых пределов (границ) реализации права на подобное обжалование, то есть круга обстоятельств, подлежащих рассмотрению в связи с проведением данной судебно-контрольной процедуры.

Так, в соответствии с ч. 1 ст. 125 УПК РФ предмет и пределы обжалования процессуальных действий (бездействия) и решений внесудебных субъектов уголовной юрисдикции ограничиваются обстоятельствами, причиняющими ущерб конституционным правам и свободам участников досудебного производства либо затрудняющими их доступ к правосудию. Об этом вполне ожидаемо говорилось в целом ряде научных публикаций, посвященных указанной проблематике [1, с. 296; 2, с. 283; 3, 198–199 и др.].

Вместе с тем более чем 20-летний опыт использования данного судебно-контрольного механизма позволил выявить неопределенность существующей законодательной конструкции, ее предрасположенность к весьма вариативному толкованию, исключающему единообразие соответствующей судебной практики и, как следствие, ненадлежащее воплощение заложенных в ст. 125 УПК РФ правовых идей. Категории «конституционные права и свободы» и «затруднение доступа к правосудию» оказались слишком неконкретными, расплывчатыми, неприемлемыми для четкого понимания предмета судебного обжалования и его отграничения от иных действий (возможного бездействия) и решений, находящихся в ве́дении органов дознания, предвари- тельного следствия и прокуратуры [4, с. 160; 5, с. 90; 6, с. 39].

Возникшая правовая неопределенность вполне закономерно попала в сферу внимания Пленума Верховного Суда РФ – начиная с 2009 г. был сделан ряд шагов, направленных на последовательное сглаживание возникших по вине законодателя нормативных шероховатостей. Так, в претерпевшем уже несколько редакций Постановлении Пленума Верховного Суда, специально посвященном практике применения ст. 125 УПК РФ1, была предпринята попытка определения примерного круга действий, форм бездействия и решений дознавателей (начальников органов и подразделений дознания), следователей (руководителей следственных органов) и прокуроров, способных нанести урон конституционным правам и свободам субъектов досудебного производства по уголовному делу либо оказать негативное влияние на возможность их доступа к правосудию.

К решениям и действиям (бездействию), влекущим опасность причинения ущерба конституционным правам и свободам, Пленум рекомендует относить постановления о возбуждении уголовного дела, применении к обвиняемому (подозреваемому) не требующей судебного санкционирования меры принуждения, о розыске обвиняемого (подозреваемого), отводе защитника, отказе в удовлетворении или игнорировании ходатайств о назначении защитника или допуске законного представителя, отмене (изменении) залога с возвращением предмета залога законному владельцу и т. д. В свою очередь, к решениям и действиям (бездействию), затрудняющим доступ к правосудию, рекомендовано относить формы поведения, обуславливающие ограничение возможностей участия в досудебном производстве, то есть создающие правовые барьеры для последующей судебной защиты нарушенных прав. Например, отказ признавать человека (организацию) потерпевшим, отказ принимать сообщение о преступлении или уклонение от его надлежащей проверки, непредоставление заявителю «отказного» материала доследственной проверки либо материалов прекращенного уголовного дела, ре- шение о приостановлении предварительного расследования; отказ прокурора в возбуждении производства ввиду новых либо вновь открывшихся обстоятельств и др.

Вместе с тем, невзирая на неоднократно обновляемые разъяснения Пленума, судебная практика все еще не предполагает единообразного подхода ни к содержанию предмета, ни к пределам обжалования в суде процессуальных действий (бездействия) и решений органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры – какие-либо внятные и предрасположенные к надлежащему использованию критерии, позволяющие разграничить сферу применения ст. 125 УПК РФ с другими уголовно-процессуальными правоотношениями, по-прежнему отсутствуют. Сохраняющаяся в данном сегменте законодательного регулирования неопределенность продолжает оказывать достаточно деструктивное влияние на правовую защищенность подозреваемого, обвиняемого, заявителя, потерпевшего, иных участников досудебного производства и входит в диссонанс с одной из важнейших конституционных ценностей современной России – возможностью судебной защиты прав и свобод личности. На этот практический изъян постоянно обращается внимание в современных публикациях [7, с. 59]. Иными словами, механизм обжалования в суде действий (бездействия) и решений органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры все еще не способен обеспечить те социальноправовые потребности, ради достижения которых он некогда был введен в сферу уголовно-процессуального регулирования.

Факторы, повлиявшие на неопределенность предмета и пределов обжалования в порядке статьи 125 УПК РФ

В чем же заключаются истинные причины, приводящие к столь серьезной неопределенности в понимании предмета и пределов предусмотренной ст. 125 УПК РФ процедуры судебного обжалования и обуславливающие многочисленные трудности в правоприменительной практике? Почему с ними не может совладать даже Пленум Верховного Суда РФ? Ответить на данные вопросы не так уж и сложно. Думается, что выявленные законодательные и практические изъяны обязаны своим существованием двум основным факторам.

Первый из этих факторов состоит в нео- правданно сильной формализации досудебного производства, детерминирующей потребность проведения органами дознания, предварительного следствия и даже прокуратуры очень большого количества процессуальных действий и принятия множества процессуальных решений, предполагающих разную направленность и различную степень сложности: от важнейших правоприменительных, фактически квазисудебных актов, вызывающих юридически значимые последствия (например, постановления о привлечении в качестве обвиняемого, обвинительного акта и т. д.) до сугубо «технических» действий и решений обеспечительного характера (например, связанных с приводом, эксгумацией, розыском обвиняемого и т. д.). А некоторые предусмотренные УПК РФ решения вообще не имеют особого смысла и могут расцениваться лишь как образчики процессуальной бюрократии (например, решение следователя о принятии уголовного дела к своему производству и т. д.).

Поэтому неудивительно, что такое разнообразие процессуальных действий и решений органов предварительного расследования и прокуратуры приводит к невозможности их более или менее приемлемой дифференциации в зависимости от степени ограничения прав и свобод личности и влияния на доступ к правосудию. Кстати, автору настоящей статьи вообще практически не известны какие-либо масштабные публикации (монографии либо диссертации), связанные с намерениями провести систематизацию и сформировать полный перечень уголовно-процессуальных действий и решений органов предварительного расследования и (или) прокуратуры. Единственная серьезная научная работа, в которой была предпринята успешная попытка подобной систематизации, правда, только в части постановлений и других решений следователя и руководителя следственного органа – это кандидатская диссертация ученицы автора настоящей статьи А.В. Миликовой «Уголовнопроцессуальные акты органов предварительного следствия» [8, с. 128–146].

К тому же предмет судебного обжалования в порядке ст. 125 УПК РФ вовсе не ограничивается лишь действиями и решениями, прямо предусмотренными уголовно-процессуальным законом. Ведь каждому специалисту, погруженному в тонкости досудебного производства и хитросплетения дознавательской, следственной и прокурорской практи- ки, должно быть известно, что реалии возбуждения и предварительного расследования уголовных дел нередко предопределяют потребность в проведении действий и принятии решений, четко не отраженных в той или иной статье Кодекса, но вытекающих из его смысла, например в составлении акта приема-передачи – в случае представления потерпевшим каких-либо ценных объектов, в вынесении постановления о закреплении за подозреваемым либо обвиняемым «рабочего» имени – при неизвестности подлинных данных о его личности, в вынесении постановления о возвращении ранее изъятых в ходе обыска вещей – в случае неподтверждения их связи с предметом доказывания и т. д. Более того, в соответствии с разъяснениями, содержащимися все в том же Постановлении Пленума Верховного Суда РФ, в предмет судебного обжалования включаются не только различные формы процессуальной деятельности субъектов уголовной юрисдикции, но и оперативноразыскные мероприятия. Все эти обстоятельства еще сильнее осложняют возможность выработки четкого перечня конкретных действий, форм бездействия и решений, подлежащих обжалованию в порядке ст. 125 УПК РФ, превращая указанную задачу в практически невыполнимую.

Второй фактор, обуславливающий законодательные и практические изъяны в понимании предмета и установлении пределов использования рассматриваемого судебноконтрольного механизма, представляется гораздо более сложным, поскольку детерминируется не столько формой, сколько содержанием дознавательской, следственной и прокурорской деятельности, а именно обоснованностью тех или иных активных либо пассивных фрагментов поведения соответствующих должностных лиц. Ведь положения ч. 3 и 5 ст. 125 УПК РФ дозволяют заинтересованным участникам обжаловать не только законность, но и обоснованность процессуальных действий (бездействия) и решений органов предварительного расследования и прокуратуры, то есть вынуждают суд при необходимости давать оценку результатам мыслительно-логических операций, повлиявших на выбор той или иной линии поведения в зависимости от конкретных обстоятельств уголовного дела. А такие результаты, как известно, имеют субъективный характер и обуславливаются не столько формальными требованиями закона или интерпретационными разъяснениями Пленума Верховного Суда РФ, сколько внутренним убеждением правоприменителя, формируемым на основе присущих любому разумному человеку способностей к рациональному мышлению и ряда полезных качеств личности (правосознания, правопони-мания, совести, профессионального и жизненного опыта, чувства ответственности и др.).

Намерение всякого наделенного государственно-властными полномочиями участника уголовного судопроизводства со стороны обвинения (дознавателя, следователя, прокурора и др.) провести либо не проводить то или иное процессуальное действие, принять либо не принять то или иное процессуальное решение всегда характеризуется своей индивидуальностью и обуславливается неповторимостью сложившейся по определенному уголовному делу ситуации, а также внутренними качествами личности конкретного правоприменителя. В связи с чем районному (приравненному) суду в ходе проверки обоснованности любого такого намерения в порядке ст. 125 УПК РФ приходится как бы «идти по следам» подконтрольного субъекта, то есть повторно анализировать соответствующие обстоятельства и заново оценивать логичность, последовательность и состоятельность используемых им доводов – по сути, выполнять работу, во многом схожую с деятельностью суда апелляционной инстанции, проверяющего содержание не вступившего в законную силу пригово-ра/иного судебного решения.

Практические трудности, возникающие в связи неопределенностью предмета и пределов обжалования в порядке статьи 125 УПК РФ

Конечно, сказанное – это прописная истина для любого специалиста в области уголовной юстиции, очевидная каждому правоприменителю, тем более судье. Поэтому требование законодателя, предполагающее судебную проверку и оценку обоснованности действий (бездействия) или решений органа дознания, предварительного следствия или прокуратуры само по себе едва ли предрасположено к неверному истолкованию и способно привести к замешательству в части надлежащего определения обстоятельств, подлежащих исследованию и оценке в ходе производства по конкретной жалобе в порядке ст. 125 УПК РФ. Вместе с тем его практическая реализация сопряжена с большим риском сознательно- го или бессознательного выхода за пределы обжалования, то есть за рамки вытекающих из смысла закона судебно-контрольных полномочий. Другими словами, в реальной правоприменительной практике крайне сложно остаться в зоне предмета судебного обжалования конкретного действия (бездействия) или решения органа дознания, предварительного следствия или прокуратуры – удержаться от рассмотрения установленных ст. 73 УПК РФ и входящих в базовый предмет доказывания по соответствующему делу обстоятельств.

По всей видимости, автору настоящей статьи вряд ли стоит в очередной раз напоминать читателям, что обжалование в порядке ст. 125 УПК РФ – автономный механизм реализации судебной власти, имеющий собственное предназначение и выполняющий особую роль. В отличие от рассмотрения уголовного дела по существу он не направлен на обеспечение возможности разрешения уголовно-правового спора между обвинением и защитой, а всего лишь является одним из диспозитивных способов доступа подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, других заинтересованных участников к правосудию и защиты их прав от неправомерного использования властных полномочий внесудебных государственных органов и должностных лиц. Именно поэтому в п. 3.1 все того же Постановления Пленума Верховного Суда РФ специально говорится о неприемлемости отнесения к предмету судебно-контрольного обжалования действий (бездействия) и решений органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры, подлежащих проверке исключительно судом первой инстанции. К таковым Пленум, в частности, относит отказы либо уклонения от собирания (проверки) тех или иных доказательств, от инициирования процедуры судебно-штрафного производства в порядке гл. 51.1 УПК РФ, следственные и дознавательские акты, предполагающие выдвижение в отношении лиц уголовно-правовых претензий, решения о назначении судебных экспертиз и т. п. Кроме того, из содержания п. 15–16 указанного Постановления фактически вытекает адресованный судьям запрет оценивать материалы, предопределяющие решение о возбу-ждении/об отказе в возбуждении уголовного дела на предмет установления/неустановле-ния подлежащих доказыванию обстоятельств либо допустимости/недопустимости отдельных доказательств.

На первый взгляд, анализ современной правоприменительной практики позволяет полагать, что судьи в своей массе правильно понимают замысел законодателя о предмете и пределах обжалования в порядке ст. 125 УПК РФ, стараются следовать соответствующим указаниям Пленума Верховного Суда РФ, а допускаемые ошибки и неточности достаточно легко устраняются при последующем рассмотрении этих же вопросов в вышестоящих инстанциях. В качестве примера в данном случае уместно привести апелляционное решение Московского областного суда, «за-силившего» постановление одного из городских судов об отказе в рассмотрении жалобы на решение о передаче материалов дела по подследственности. Свое решение суд обосновал солидарностью с судом первой инстанции об отсутствии обстоятельств, входящих в предмет обжалования, – справедливо обратил внимание на несогласие заявителя с теми фрагментами следственной деятельности, которые были связаны с собиранием и проверкой доказательств, то есть подлежали оценке в ходе рассмотрения уголовного дела по существу. Кроме того, было указано на промежуточность решения о передаче дела о подследственности и о неспособности этого решения оказать негативное влияние на доступ к правосудию.

Другой удачный пример – это решение одного из районных судов Ставропольского края, вынесенное по итогам рассмотрения жалобы на решение об отказе в удовлетворении ходатайства о прекращении уголовного дела, а затем отмененное в апелляционной инстанции. Изначально судья выразил согласие с заявителем, счел позицию следователя не соответствующей установленным по делу обстоятельствам, в связи с чем признал вынесенное постановление необоснованным, обязав следственный орган устранить выявленные нарушения. Однако позднее Ставропольский краевой суд отменил указанный судебный акт, расценив его содержание как частичное вторжение в сферу процессуальной самостоятельности следователя, а именно в его право самостоятельно направлять ход расследования, принимать решения о производстве следственных и иных процессуальных действий.

Вместе с тем более тщательный анализ решений (в первую очередь решений об отказах в удовлетворении поданных жалоб), вынесенных в порядке ст. 125 УПК РФ, приводит к уразумению их поверхностности, уклонению судей от бремени полноценного изучения об- стоятельств, входящих в предмет обжалования, и доводов, приводимых заявителями в обоснование своих позиций. Из содержания многих подобных судебных актов явно угадывается намерение их авторов как можно быстрее избавиться от дополнительной нагрузки и скорее «закрыть» производство по очередной жалобе. Причем на сегодняшний день для этого имеется превосходный повод – необходимость следования все тем же разъяснениям Пленума Верховного Суда РФ, фактически сужающим пределы судебного обжалования действий (бездействия) и решений органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры. В этой связи даже создается впечатление, что судьи районных (приравненных) судов давно ждали подобных разъяснений. По крайней мере, к этой гипотезе подталкивает резкое увеличение «отказанных» решений именно после 2016 г., то есть со времени дополнения рассматриваемого Постановления Пленума Верховного Суда РФ тем самым пунктом 3.1. – именно к нему в большинстве случаев и апеллируют судьи, отклоняя поступающие жалобы.

Правда, на сегодняшний день в судебной практике можно встретить и противоположные решения, предполагающие, наоборот, чрезмерно широкий подход к пониманию смысла ст. 125 УПК РФ. В качестве примера здесь уместно привести апелляционное решение Краснодарского краевого суда об отмене постановления одного из районных судов, прекратившего производство по жалобе как не соответствующей в части своего предмета разъяснениям Пленума Верховного Суда РФ. Было указано на неправомерность вывода о неприемлемости юридической оценки постановления о производстве выемки и действий следователя, направленных на его исполнение. Еще один пример – апелляционное постановление Ставропольского краевого суда об отмене решения об отказе в рассмотрении жалобы на действия следователя, не снявшего арест с имущества. Но все подобные судебные акты являются не более чем исключениями, лишь подтверждающими общую тенденцию, выраженную в искусственном ограничении предмета и тем самым сужении пределов обжалования действий (бездействия) и решений органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры в порядке ст. 125 УПК РФ путем далеко не всегда обоснованного апеллирования к разъяснениям Пленума Верховного Суда РФ.

Очевидно, что признать подобный, вне всяких сомнений, тяготеющий к злоупотреблениям и формализму подход правильным и подлежащим дальнейшему использованию в правоприменительной практике просто невозможно. Ведь, невзирая на доктринальные позиции о разграничении предмета судебного контроля, в частности обжалования в порядке ст. 125 УПК РФ, и предмета рассмотрения уголовного дела по существу в первой инстанции, несмотря на явные намерения законодателя и Пленума Верховного Суда РФ скорее разрешить возникающие проблемы, практическое разделение этих обстоятельств представляется весьма затруднительным, скорее даже невыполнимым. В подавляющем большинстве случаев все эти обстоятельства настолько тесно взаимообусловлены и переплетены между собой, что любые попытки их размежевания будут приводить лишь к ненадлежащей аргументированности, а иногда и к явной необоснованности выносимых судебных актов.

Заключение

В заключение необходимо подчеркнуть, что затронутые в настоящей статье проблемы, в принципе, предполагают два противоположных варианта решения: а) продолжение существующих на сегодняшний день тенденций к ограничению предмета и сужению пределов обжалования действий (бездействия) и решений органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры – наряду с отмеченными недостатками это приведет к минимизации возможных злоупотреблений судебными полномочиями; б) предоставление большей свободы судейского усмотрения в части определения предмета и пределов обжалования в порядке ст. 125 УПК РФ, что наряду с вполне понятными достоинствами усилит разобщенность судебной практики и повысит риски злоупотреблений судебными полномочиями. Какой из указанных вариантов окажется более правильным, жизнеспособным и пригодным для национальной системы уголовной юстиции – покажет время.