О причинах научных конфликтов

Р ассуждения о причинах научных конфликтов можно начать с рассмотрения исходных мотивов научной деятельности. Они условно разделяются на познавательные (любознательность и желание узнать принципиально новое); познавательнопсихологические (удовлетворение чувства правоты, подтверждение догадки); этические (принесение пользы обществу); социальные (стремление приобрести социальный статус или материальное вознаграждение); социально-психологические (соперничество). В реальной деятельности эти мотивы зачастую сложно переплетены и замаскированы.

Р. Коллинз в статье «Пираты и политики в математике»1 рассуждал на сходную тему, утверждая, что крупные скандалы вскрывают значительные исторические сдвиги в социальной организации науки. Он полагал, что неизменными компонентами деятельности ученых являются стяжание богатства и славы, приобретение контроля над потоком идей и навязывание собственных ценностей. При определенных условиях идеи становятся особенно ценными, если держать их в секрете: тогда они могут стать орудием в соревновании за авторитет. «Пираты» от науки присваивают или замалчивают идеи других ученых, чтобы создать новые или сохранить старые интеллектуальные системы.

Мы же предполагаем, что источниками конфликтов являются не только борьба за вознаграждение и обретение статуса, но также концептуальные и личностные причины, – ведь в науку идут не только ради материальных благ, но и для удовлетворения познавательного интереса и творческой самореализации. Следовательно, целесообразно разделять концептуальные, статусные и личностные конфликты. Наши примеры относятся к истории математического сообщества, где вненаучные обстоятельства проявляются в меньшей степени.

Концептуальные конфликты могут быть теоретическими, догматическими и идеологическими. Теоретические конфликты возникают из-за концептуальных расхождений в рамках сложившихся дисциплинарных матриц. Они редко носят деструктивный характер, способствуя плодотворной конкуренции идей.

Доктринальные конфликты происходят из-за доктринальных противоречий внутри дисциплинарного сообщества. Доктринальные противостояния в истории математики случались нередко. Становление принципиально новой дисциплины или метода не обходится без такого конфликта. Классическим примером здесь служит спор о неевклидовой геометрии Н.И. Лобачевского. Академик

В.Я. Буняковский в 1872 г. исходил из убеждения о доказуемости постулата о параллельных, считая, что он вытекает из самого определения прямой линии. Он пытался «наглядно - графически» показать противоречие геометрии Лобачевского очевидным представлениям о простран стве. Проигнорировав обобщенное опреде -ление параллелизма прямых Лобачевского, Буняковский подменил его существенно иным, не заметив, что между этими поня-тиями имеется качественное различие. Его определение параллельных было корректно для евклидового случая, но не подходило для геометрии более общей природы1.

Идеологические конфликты происходят из за идеологического противостояния в дисциплинарном сообществе. В матема-тике, в силу ее высокой абстрактности и удаленности от актуальных проблем обще -ственного развития, примеры подобных конфликтов нечасты. Подробно разберем один из них. В1930 г. на первом Всесоюзном съезде математиков в Харькове, инициа-тором которого выступил Украинский институт математических наук, возглав ляемый С.Н. Бернштейном, состоялась дискуссия о применении метода диалек тического и исторического материализма к истории и обоснованию математики, а также «внедрении этого метода в соб ственно математическое исследование». Главными оппонентами были сторонник диалектического метода М.Х. Орлов и его противник С.Н. Бернштейн, полагавший, что между диалектикой и математикой нет ничего общего. После съезда Бернштейн потерял должность директора института, и его место занял Орлов. Будучи профес сором Харьковского физико химико математического института, Бернштейн опубликовал в институтской многоти ражке статью против распространения диалектического метода в математике. Аргументы С.Н. Бернштейна были сле-дующие: метод материалистической диа-лектики можно было бы принять, если с его помощью не хуже, чем традицион ными математическими методами, реша ются конкретные математические задачи, но такого не наблюдается. Математика, в отличие от философии, имеет ясные результаты и работающие методы. А постоянные философские дискуссии показывают, что у этой дисциплины нет единства и ясности, и поэтому внедрение диалектико материалистического метода в математику не принесет пользы науке. Кроме того, математика стоит вне классов и вне политики, именно поэтому матема тики разных убеждений могут совместно работать над одними проблемами, допол няя друг друга.

Орлов в ответ раскритиковал Берн штейна в духе риторики своей эпохи: «...обосновывая аполитичность, непар-тийность и надклассовость математики, акад. Бернштейн становится на вполне определенные идеологические позиции, характеризуемые как реакционная фило софия воинствующего эклектицизма»2. Орлов настаивал на партийности науки и общезначимости диалектики, которая именно поэтому может быть внедрена в математику. Последующие выступления против кибернетики и математической экономики также могут служить приме рами идеологических конфликтов. Следует ожидать, что неизбежное распространение математики и ее методов в социально гуманитарные области знания может при вести к идеологическим и доктринальным противостояниям между учеными, исполь зующими разные методологические под ходы и стратегии исследования.

Статусные конфликты подразумевают борьбу за ресурсы, престиж и социальное положение. В научном сообществе они часто не являются явно выраженными, т.к. участвующие в таком конфликте уче ные стремятся представить ситуацию как борьбу за истину и справедливость. Статусные конфликты особенно деструк тивны в недемократических обществах, поскольку здесь ограничено действие саморегуляции, а доминирующая группа часто прибегает к административной под держке. Примером служит «дело акаде мика Н.Н. Лузина» 30-х гг. прошлого века. В нем идеологическая риторика исполь зовалась для достижения личных целей. «Молодые математики» рвались к адми нистративным постам в математическом сообществе, используя идеологическую риторику для прикрытия истинных целей. Вполне идеологическую позицию занимал Сталин, желавший контролировать отече ственную науку и превратить Академию наук в «штаб советской науки». Поэтому он стал на сторону академиков, защищавших Лузина (П.Л. Капица, В.И. Вернадский, Н.С. Курнаков, Н.В. Насонов). Дело было прекращено из-за сложности доказательства «вредительства» Лузина на «столь малоидеологизированном материале»1.

Личностные конфликты в науке, как результат несходства темпераментов, явление достаточно редкое. Но наличие в дисциплинарном сообществе «конфликтных» личностей может стимулировать возникновение концептуальных и доктринальных конфликтов. Показательна в этом отношении дискуссия между А.А. Марковым и П.А. Некрасовым по проблеме центральной предельной теоремы теории вероятностей. Помимо концептуального компонента, в этой дискуссии проявилось еще и личностное измерение. Академик Марков отличался исключительной резкостью и нетерпимостью в отношении того, что ему представлялось фальшью в математике, а также активной либеральной позицией², за которую получил прозвище «боевой академик» и «неистовый Андрей». Его оппонент Некрасов занимал высокие административные и государственные должности и отличался консервативными религиозно-мистическими убеждениями. Начавшийся спор длился более 10 лет, постепенно перестал соответствовать нормам научной этики, стороны возненавидели друг друга.

Негативные конфликты в научном сообществе не приводят к конструктивному продвижению в решении научных проблем, а наоборот, – тормозят их решение, ведут к разрушению нормальной научной атмосферы и организации в науке. Их источником является желание получить исключительный доступ к ресурсам, власти. Из недавней истории вспоминается конфликт, связанный с доказательством гипотезы Пуанкаре Г.Я. Перельманом, и информационный бум из-за «нестандартного» с обывательской точки зрения поведения ученого, отказавшегося от Филдсовской медали и премии Математического института

Клея за свою масштабную работу. Отказ от материального вознаграждения доказал научное бескорыстие Перельмана, что шокировало публику, воспитанную на иных примерах. В этой истории переплелись когнитивные и статусные интересы, приведшие Перельмана к разочарованию в современном математическом сообществе и конфликту с лидерами науки. В комментариях еженедельнику New Yorker от 21 августа 2006 г. Григорий Перельман объяснил причины разрыва с математическим сообществом так: «Чужаками считаются не те, кто нарушает этические стандарты в науке… Люди, подобные мне, – вот кто оказывается в изоляции… Разумеется, существует масса более или менее честных математиков. Но практически все они – конформисты. Сами они честны, но они терпят тех, кто таковыми не являются… Пока я оставался незаметным, у меня был выбор… Либо крепко всем насолить, либо промолчать и терпеть отношение к себе, как к домашней собачке. Теперь, когда я превратился в очень заметную персону, я не смогу и дальше молчать. Вот почему я был вынужден уйти»³. Атмосфера демонстративной научной активности в Санкт-Петербургском математическом институте вынудила Г.Я. Перельмана покинуть его, поскольку он не хотел встраиваться в систему, заимствованную из современных западных образцов.

В заключение хотим предположить, что основная причина любого научного конфликта, прежде всего, личностноценностная. Одна или обе из сторон преступают идеалы и нормы, регулирующие научную деятельность. Они пренебрегают тем, без чего невозможна наука, – ценностью свободного поиска истины, подменяя это своими субъективно понимаемыми исключительными правами и требованиями признания своего превосходства над другими членами научного сообщества. Возможно, Р. Коллинз отчасти прав, утверждая, что в науке жажда признания, статуса и наживы имеет большое значение.

Работа выполнена в рамках грантов РГНФ №11 - 13 - 73003а/В, № 10-03-00540.