О применении социальной терминологии в древнеегипетской письменности времени XII династии

«От других языков новояз отличался тем, что словарь его с каждым годом не увеличивался, а уменьшался. Каждое сокращение было успехом, ибо чем меньше выбор слов, тем меньше искушение задуматься»

Дж. Оруэлл. «1984»

Всякий значительный социальный переворот находит свое выражение в языке. При этом всего скорее и полнее он отражается изменениями в составе часто используемой лексики – в так называемом «активном словаре». Во всеобъемлющей системной целостности активный словарь социума может быть сравнен с автопортретом последнего, ибо он всегда динамически отражает представления этого социума о себе и окружающем мире, его систему ценностей и смыслов деятельности. Понимание закономерностей развития активного словаря того или общества, той или иной эпохи есть, по существу, понимание этоса, важнейших черт мировоззрения, идейного и нравственного склада.

В предлагаемой статье речь пойдет о причинах исчезновения из активного словаря древнеегипетской письменности 1 ряда социальных терминов, после того как двухвековые смуты Первого переходного периода (XXII–XXI вв. до н. э.) сменились централизованной бюрократической монархией XII династии (XX–XVIII вв. до н. э.).

Тридцать лет назад Д. Франке заметил, что широко употреблявшийся вплоть до начала XII династии термин Abt «род», «клан», «группа родственных семейств» исчез из письменности Среднего царства после правления ее второго государя Сенусерта I. Весьма редко встречается Abt и в последующие эпохи [Franke, 1983. S. 277–288; Hannig, 2003. S. 5; 2006. S. 11, 12]. На первый взгляд логично было бы объяснить исчезновение Abt тем, что в централизованной бюрократической монархии XII династии социальное значение объединений- Abt – «кланов», «групп родственных семейств» – должно было сильно уменьшиться ². Но Д. Франке предпочел оставить вопрос открытым, осторожно заметив, что могли быть и какие-то «другие причины» [Franke, 1983. S. 287, 288].

Размышляя о последних, нельзя не вспомнить, что еще в 1978 г. О. Д. Берлев указал на исчезновение также с царствования Сенусерта I существительного nDs , широко применявшегося (а) для указания на людей «маленьких» в социальном плане, т. е. нуждающихся в помощи, покровительстве; (б) в хвалебных самоаттестациях в значении «(энергичный, сильный) малый», «мóлодец» [1978. С. 73–124] (см. также:

[Franke, 1998]). Распространенность этого слова в Первый переходный период О. Д. Берлев убедительно связал с системой ценностей того времени, ознаменовавшегося крахом бюрократической государственности, междоусобицами и неурожаями. Когда же при Сенусерте I «страна вышла из бедственного положения», а бюрократизация общественной жизни стала всепроникающей, исчезла и «почва, на которой зиждилась совокупность представлений о nDsw » [Берлев, 1978. С. 124]. C восстановлением бюрократической монархии слово стало выглядеть идеологически не слишком уместным.

Догадку об идеологических мотивах исчезновения из письменности слова nDs можно подкрепить историей существительного SwAw , также пропадающего после царствования Сенусерта I. Обычно его переводят «бедняк», «неимущий», но точнее сказать, что это лица, административным путем (т. е. с ведома и по распоряжению государственных властей) перемещенные из одной области в другую. В Старом царстве и позже «излишнее» население бедствующих областей, не имевшее там работы, которой оно могло бы кормиться, принудительно направлялось в более благополучные районы ³. А признаком благоденствия и успешного государственного управления считалось отсутствие нужды в таких переселениях (см.: [Шэхаб Эль-Дин, 1993. С. 273– 283; Helck, 1969. S. 72–76]). Вплоть до Первого переходного периода чиновники в своих кладбищенских жизнеописаниях писали про обездоленных переселенцев с сочувствием и подчеркивали свою о них заботу: «Я не позволял, чтобы знатный отнимал у SwAw его имущество для себя» [Badawy, 1976. P. 16, 17. Fig. 19. Pl. 19], «(в голодные годы) я стал богат ячменем ⁴ и кормил им SwAw [...]» [Sethe, 1932–1933. S. 266.11; Kanawati, 1995. P. 32–33. Pl. 35].

Однако со вступлением страны в пору смут стала очевидной опасность, исходящая от неприкаянных бедняков-SwAww: они всего легче становились участниками беспорядков, были готовы служить любому посу- лившему им вспомоществование. Не удивительно, что сочинения, исходившие от царской власти, теперь говорили о SwAww прежде всего как об источнике опасности и как о лицах, склонных к неподобающему поведению (см.: [Golénischeff, 1913. Pl. 10, pl. suppl. A, l. 43–44, pl. XXV, l. 56–57; Helck, 1969. S. 23–29]). Уже основатель X династии указывал престолонаследнику на продажность SwAww и учил, что «не порицается расправа над бунтовщиком, SwAw, подстрекавшимся к бунту еще его отцом» [Quack, 1992. S. 168]. В правление же Сену-серта I в Тоде была установлена надпись, воспевавшая его жестокую расправу над «SwAww, этими неимущими, каждый из которых – хватающий (чужое добро лишь) для себя самого» [Barbotin, Clère, 1992. Fig. 3, pl. 9–15, l. 28–31].

В это же самое царствование, с улучшением экономического положения Египта, инспирированные монаршей властью школьные «поучения» стали утверждать, что всякий египтянин, ревностно служащий государю, достигает благоденствия. В «Поучении отца сыну» провозглашается, что царь «дает, чтобы малый стал подобен великому, последний – первым: не имеющий имущества – (теперь) владыка кучи (богатств), ничтожный – владыка (многочисленных) домочадцев» [Fischer-Elfert, 1999. S. 68–73, § 4.2–4.6].

В свете подобных утверждений письменно похваляться заботой о бедняках и даже просто подчеркивать их существование для царских чиновников было уже неуместно. Примечательно, что в составленном Д. Франке перечне кладбищенских заверений о бескорыстной помощи нуждающимся более полутора десятков примеров приходятся на два первых царствования XII династии и лишь три – на всё ее последующее почти полуторавековое правление [Franke, 2006a. S. 181–185]. Естественно, что вместе с подобными высказываниями из активного словаря доступной нам письменности Среднего царства и выпал социальный термин SwAw .

С учетом сделанных наблюдений вновь обратимся к истории термина Abt – «большая семья», «род», «клан», а равно и близкого по значению термина wHyt – «род», «клан» и занимаемые ими «поселение», «деревня» [Gardiner, 1947. P. 205*–206*]. Последний также выпал из активного сло- варя письменности XII династии сразу после царствования Сенусерта I.

Очевидно, что в тревожные времена Первого переходного периода, при отсутствии эффективного государственного управления, большинству египтян пришлось связывать свое благополучие прежде всего с родственно-соседским коллективами типа Abt и wHyt . Археологически это подтверждается появлением иерархически соподчиненных групп могил и резким ростом количества гробниц с несколькими часовнями, затем часто использовавшихся для регулярных повторных захоронений [Seidlmayer, 1990. S. 398–430]. Показательно и то, что в Первом переходном периоде на табличках с магическими «текстами проклятий» записывались не только отдельные имена, но и списки больших семей, включая кормилиц, прислугу и т. д. [Posener, 1977. P. 439, 440; 1987. P. 2–3]. В заупокойные «Тексты саркофагов» были добавлены заклинания, позволявшие усопшему воссоединиться с его Abt [Franke, 1983. S. 282–283]. На сплоченность многочисленных живущих и усопших родственников были рассчитаны появившиеся с конца Старого царства «письма мертвым».

Естественно, что до первых царствований XII династии Abt и wHyt то и дело упоминались в кладбищенских жизнеописаниях: из VIII верхнеегипетского нома известно около дюжины надписей, подчеркивающих приязнь усопшего и его Abt (см.: [Franke, 1983. S. 279–281; Hannig, 2003. S. 5; 2006. S. 11, 12; Moreno García, 2004. P. 119–120, nt. 55; Selim, 2006. S. 301, 305, 306]). А создатель одной из ханубских надписей даже назвал себя «сладким прибежищем для своей wHyt , (щедро) обеспечивающим свою Abt , которой неведомы страдания» [Anthes, 1928. S. 29. Gr. 12 (10), Tf. 15]. Знаменитый «Рассказ Синухета» подразумевает, что для человека, оказавшегося за пределами сферы эффективного государственного контроля, совершенно естественно принадлежать к какой-либо wHyt [Koch, 1990. S. 22, B 27–28, S. 42, B 86–87, S. 43, B 92–94, S. 46, B 112– 113, S. 49, B 129–130, S. 63, B 199–200, S. 69, B 239–240] .

Однако царская власть, особенно со времени смут, напротив, относилась к Abwt and wHywt с подозрением – как к силе, способной при определенных обстоятельствах сопротивляться государеву всевластью. Еще в начале правления X династии, в «Поучении царю Мерикара», wHywt упоминались в связи с подавлением беспорядков [Golénischeff, 1913. Pl. 9, l. 14]. И тем более ненужным выглядело существование подобных сплоченных родственных объединений в централизованной бюрократической монархии Сенусерта I. В Берлинской копии «Рассказа Синухета» этот царь назван «воинственным, когда он видит Abt» [Koch, 1990. S. 35, B 60, S. 36, Anm. 1b; Franke, 1983. S. 285, Anm. 2]. На «Стеле Хора» из Вади эль-Худи говорится, что Сенусерт I «разбивает головы строптивой Abt», и при этом не уточняется, что речь идет лишь о чужеземных строптивцах [Galán, 1994. S. 66. Fig. 7]. В царских «Текстах проклятий» рубежа XII–XIII династий существительное wHyt выписано с иератическим детерминативом поверженного врага, из разбитой головы которого хлещет кровь [Posener, 1940. P. 88–89, 41, 93 (E 61), 94 (E 63); Spalinger, 2008. P. 155].

В свете этого не удивительно, что концу правления могущественного Сенусерта I его чиновники перестали письменно похваляться крепкими связями со своими Abwt и wHywt , и вследствие этого оба термина надолго выпали из активного словаря древнеегипетской письменности. Памятники Второго переходного периода и Нового царства показывают, что в реальности данные социальные объединения египтян – даже если при XII династии их значение несколько уменьшилось – продолжали существовать ⁵. Но опасаясь государева неудовольствия, служащие Сенусерта I и его приемников по возможности избегали письменно подчеркивать свои связи с многолюдными родственно-соседскими группами.

Таким образом, выпадение из активного словаря древнеегипетской письменности социальных терминов Abt, wHyt, SwAw, а равно и ряда других слов, можно связать с утверждением в ней при Сенусерте I системы ценностей, полностью подчиненной интересам и идеологии централизованной бюрократической монархии, возглавляемой царем-богом. Неприятные этой монархии темы и термины отныне казались неуместными в кладбищенских надписях, составляющих львиную долю письменных источников интересующего нас периода.

Заодно отметим, что это беспрецедентное всеобъемлющее доминирование царской власти в сфере письменности сузило и саму возможность самовосхваления чиновников в кладбищенских жизнеописаниях: набор «подобающих» тем становился слишком ограничен. Допустимо видеть в этом одну из причин заметного иссякания потока жизнеописаний после Сенусерта I и выдвижения на первый план таких форм самоуве-ковечивания, как статуи в храмах и установление поминальных стел в Абидосе.