О репрезентации концепта "страх" в романе С. Кинга "Кладбище домашних животных": лексический аспект

Концепт – структурно-содержательная единица сознания, отражающая совокупность знаний, представлений, мнений об объекте мысли [1, с. 397]. Понятие «концепт» широко используется в различных направлениях лингвистики. В когнитивистике концепт является базовой категорией, представляя собой вербализованный культурный смысл [2, с. 10], функционируя в качестве семантической единицы «языка» культуры. При изучении семантики языковых единиц, входящих в описание концепта, появляется возможность получить доступ к содержанию концептов как отдельных единиц мышления.

Концепт не всегда выражается при помощи языковых средств. В акте речи представлена вербализованная часть концепта, представляющая собой его коммуникативно значимую часть. Большая же часть концептов, существующих в сознании индивида, являются невербализованными [2, c. 8]. Невербализованный концепт представляет собой некий неописуемый образ, представление о котором варьируется от коммуниканта к коммуниканту. Однако стоит заметить, что невозможность выразить концепт при помощи слов и других языковых средств, никак не влияет на реальность его существования. Большее количество методов выражения концепта свидетельствует о важности роли, которую занимает данный концепт в сознании народа.

Концепт в речи может быть представлен различными способами: фонетическими, лексическими, фразеологическими, синтаксическими, а также совокупностью средств перечисленных языковых уровней.

Страх является одной из древнейших базисных эмоций наравне с радостью, гневом, печалью и удивлением, он связан с инстинктом самосохранения, повышающим шансы человека выжить. Страх заложен в нас на генетическом уровне, на базе безусловных реакций. Однако в ходе эволюции, произошла социализация страха [3, c. 42].

По мнению В.К. Бакшутова, страх представляет собой единство двух его составляющих – биологической эмоции и социального явления [4, c. 96-98]. Природная составляющая заложена в нас на генетическом уровне и связана с явлениями, представляющими опасность для человека как для биологического существа. Социальный страх сформировался в ходе социокультурного развития человека и представляет собой угрозу личности индивида.

Поскольку страх является базисной эмоцией, то концепт страха – один из важнейших в языковой картине мира. В лингвистике существует два основных подхода к изучению концепта страха – лингво- культурный и когнитивный. Языковое выражение страха изучается также в синхроническом и диахроническом аспектах [5, c. 17].

В отечественной лингвистике существует два подхода к исследованию вербализации эмоции страха: смысловой и метафорический. Первый заключается в поиске смысловых компонентов в описании эмоций, которые позволят объяснить появление и функционирование «эмоциональной» лексики в языке и речи. Второй подход заключается в анализе косвенных и прямых средств экспликации эмоций. Т.И. Перовская в статье «Толкование эмоции «страх» в отечественной лексикографии», применяя метафорический подход, выявила три коннотативных элемента слова страх: эмоционально-оценочный (называние эмоции), экспрессивный (наличие сем, усиливающих предметно-понятийное значение страха) и стилистический (сфера употребления слова «страх») [6, c. 3].

Особенности репрезентации концепта «страх» были проанализированы нами на примере романа С. Кинга «Кладбище домашних животных», что позволило установить следующую специфику лексической объективации данного ментального образования: в подавляющем количестве контекстных реализаций данного концепта доминируют эпитеты (45,45%), несколько реже встречаются метафоры (31,82%), реже олицетворения (13,64%), а также лексические повторы (4,55%), сравнения (3,03%) и гиперболы (1,52%).

Эпитеты вводятся в повествование для создания яркого образа, внушающего ужас и отвращение. Так, словосочетание «terri-ble image» предшествует описанию мертвой девочки: Before his closed eyes rose a terrible image of Ruthie coming to his thirteenth birthday party with her decaying eyeballs hanging on her cheeks and blue mould growing in her red hair, and this image provoked not just sickening horror but an awful doomed love [7, c.44]. Подобная картина вызывает в душе героя не только «тошнотворный ужас», но и любовь к погибшей кузине. Уже здесь автор намекает на двойственное отношение главного героя к смерти и страху, что является важной де- талью в дальнейшем развитии событий. Ощущение необъяснимого ужаса преследует героев на протяжении всего романа, держа в напряжении и читателя. Так, испуг, эксплицируемый эпитетом «frightened», сопровождается описанием физического испуга как проявления естественной реакции на страх: “What’s wrong? he wondered, confused and frightened. His heart was racing; his scalp felt cool and abruptly too small to cover his skull; he could feel the surge of adrenaline behind his eyes. Human eyes really did bug out when fear was extreme, he knew; they did not just widen but actually bulged as blood pressure climbed and the hydrostatic pressure of the cranial fluids increased [7, c. 20].

Метафоры (31,82%) занимают второе место по частотности лексических способов объективации данного концепта в романе, что позволяет автору создать яркие образы страха, основанные на мысленных ассоциациях, которые не всегда возможно четко описать с помощью других средств. Так, появление ужаса у героя описывается при помощи метафор «crawl of horror», «bullet of fear», «wave of horror», «bolt of terror»: Pascow glanced back over his shoulder, and in the moonlight his eyes were silver. Louis felt a hopeless crawl of horror in his belly [7, c. 60]; I’m going to scream. I can feel it. And he could too; it was roaring up from inside, nothing but a big cold bullet of fear. Reality shimmered [7, c. 65]. Ужас, вызывающий желание закричать, заполняет героя изнутри, стремясь вырваться наружу, подобно пуле из ствола пистолета. Подобная метафора, в сочетании с глаголом «scream» показывает, что герой испуган настолько, что начинает терять контроль над собой.

С помощью метафоры «bow of horror and pity and sorrow» показано многообразие эмоций, отраженных в выражении лица героя: At last he sat on the verge of the grave with the body in his lap, his feet dangling in the hole, his face a horrible livid color, his eyes black holes, his mouth drawn down in a trembling bow of horror and pity and sorrow [7, c. 278]. Ужасающее осознание того, что он выкопал тело сына из могилы, горе от его потери, жалость к себе и мальчику – все это передается с помощью данной метафоры. Данные переживания находят отклик и у читателя, но ужас от совершенного героем поступка преобладает над сочувствием ему. Именно это создает необходимую для контекста антитезу, отсылающую к идее неизбежного сумасшествия протагониста.

Олицетворения (13,64%) «оживляют» чувство страха, делая его постоянным незримым спутником героев, что создает тяжелую и гнетущую атмосферу во всем романе. Так, олицетворение «a premonition of horror struck him» появляется уже на первых страницах текста: He took Gage up the stairs, walking through hot slanting September sunshine, and as he reached the landing, such a premonition of horror and darkness struck him that he stopped-stopped cold-and looked around in surprise, wondering what could possibly have come over him [7, c. 20]. Необъяснимое предчувствие страха, появившееся у героя, подготавливает читателя к мрачным и ужасающим событиям, разворачивающимся ближе к концу романа, и заставляет чувствовать напряжение. Интуиция подсказывает герою и читателю, что, несмотря на беспечность, царящую в начале романа, стоит опасаться чего-то страшного, что обязательно произойдет.

Часто страх выступает как нечто потустороннее, противоположное рациональному, необъяснимое: Up ahead, Pascow was only a moving shadow, and now Louis’s terror seemed to have crystallized into a bright sculpture in his mind: I am following a dead man into the woods, I am following a dead man up to the Pet Sematary, and this is no dream. God help me, this is no dream. This is happening [7, c. 61]. Страх как будто принимает для главного героя осязаемую форму статуи. Такой ужас имеет религиозные основания, он тесно связан со смертью и мертвецами – лейтмотивом данного романа. Так, проведенный нами анализ выявил два противоположных отношения главных героев к смерти – благоговение героя и отказ героини принять смерть и смириться с ней. Но оба героя в определенные моменты испытывают ужас перед смертью – перед той противоестественной смертью, которая царит над Кладбищем домашних животных и вторым кладбищем Микмаков. Эта смерть не является окончательной, она лишь промежуточная стадия между двумя состояниями – естественной жизнью и жизнью после смерти, которая всячески показана как нечто зловещее. Таким образом, любая отсылка к смерти вызывает ужас, потому как само понятие смерти искажено в романе.

Наиболее редко в тексте встречаются такие средства, как лексический повтор (4,55%), сравнение (3,03%) и гипербола (1,52%). Так, лексический повтор подразумевает намеренное повторение слова «страх» для усиления его значения: The shakes twisted his body, ripped at it, had their way with it. Louis felt helpless and terrified-not terrified of anything supernatural, not in this bright sunshine, but simply terrified of the possibility that he might be losing his mind. It felt as if a long, invisible wire was being twirled through his head [7, c. 67]. Страх для главного героя связан с беспомощностью, с осознанием возможности потерять рассудок из-за ужасающих слов умирающего молодого человека. Первое прямое столкновение героя со смертью в романе вгоняет его в ужас, что подчеркивается многократным повторением слова «terrified».

С помощь сравнений создается живой образ страха, который знаком читателю, а потому сближает его с героем и заставляет ярче пережить его эмоции: Then Jud turned toward him, the hood seeming to surround a blankness, and for one moment Louis imagined that it was Pascow himself who now stood before him, that the shining light would be reversed, trained on a grinning, gibbering skull framed in fur, and his fear returned like a dash of cold water [7, c. 97]. Сравнение страха со всплеском холодной воды обосновано тем, что страх зачастую вызывает ощущение холода, разливающегося внутри.

Гипербола «too scared to move» помогает вытеснить все остальные эмоции из сознания героя и читателя, оставив только страх: He just stood there, she said, his hands dangling at his sides and his head pushed forward, lookin like a boxer who’s ready to eat him some canvas. She said she stood there on her porch, heart goin like sixty, too scared to move. Then she said he turned around, and it was like watching a drunk man try to do an about-face [7, c. 212]. Героиня, увидев ожившего юношу, буквально парализована страхом, «слишком напугана, чтобы пошевелиться». При помощи данного средства автор показывает, насколько ужасно то, что происходит с людьми, которых вернули после смерти. Он старается предупредить главного героя о последствиях возвращения его сына и демонстрирует читателю ужасающий эффект этого возвращения.

Таким образом, проведенный анализ ся эффективным способом репрезентации концепта «страх» в художественном романе, способствуя созданию живого, знакомого читателю образа страха, поселяя в его душе тревогу и отчаяние от необратимого ужаса всех разворачивающихся на его глазах, а также грядущих событий. Лексические средства создают манипулятивный эффект в сознании читателя, направляя его в нужное автору русло, создавая необходимый для романа в жанре «хоррор» настрой, а также способствуя расширению спектра, а также вариативности способов репрезентации концепта «страх» в современном английском языке.

показал, что лексические средства являют-