О специфике опыта культурфилософской рефлексии Г. Д. Гачева

… Моя сократова тема – познавая миры, я познаю сам себя, рикошетом.

… Многовариантность народов и их культур есть сокровище человечества…

Г. Д. Гачев

Расширение отечественного пространства философской рефлексии над спектром проблем культуры связано в последние десятилетия как с тематическим обогащением сферы гуманитарного знания в целом, так и с интеллектуальным творчеством ряда глубоких и оригинальных мыслителей.

В их ряду – и Георгий Дмитриевич Гачев (1929–2008). Тематическая многогранность и смысловая ёмкость неординарных текстов мыслителя дают основание для признания таких измерений его опыта культур-философской рефлексии, как гносеологическое, этнопсихологическое, аксиологическое, экзистенциальное и эстетическое. Каждое из отмеченных измерений неотделимо от актуализации установки мыслителя на интеллектуальную деятельность как творче- ство, обусловливающее особое состояние субъекта познания – гнозис переживаний.

Значительное место в философско-творческом наследии этого мыслителя занимают труды, посвящённые феномену этнокультурного многообразия под углом зрения национального «Космо-Психо-Логоса». Побудителем к исследованию данного феномена являлся, по его признанию, ряд вопросов: «гносеология, национальная логика, склад мышления: какой “сеткой координат” данный народ улавливает мир и, соответственно, какой Космос … выстраивается перед его очами и реализуется в его стиле существования, отражается в созданиях искусства и теориях искусства» [3, с. 16].

Особый интерес вызывала у Георгия Гачева «энтелехия» (целевая причина, по Ари- стотелю) каждого народа и его национальной культуры, система ценностных ориентиров, которая проникает и сказывается во всём: от кухни и костюма до критерия научной истинности [5, с. 8]. Выявлению причинно-следственных связей в культурно-историческом развитии самых разных этносов и раскрытию уникальности духовно-практического освоения ландшафтно-климатических реалий было отдано исследователем много лет и сил. С этой точки зрения имеет смысл процитировать самого Георгия Гачева: «Я ищу докопаться до особого Ума каждого Народа как драгоценной породы, что залегает на глубине и образует фундамент его существования, определяет его мотивы, шкалу ценностей, поведение … Ставлю опыты анализов, нахожу с разных сторон: поэзия, физика, религия … и в итоге некоторый инвариант вырисовывается, и я описываю его» [1, с. 820].

Заслуживает внимания и такая особенность культурфилософской рефлексии Гачева, как его пристрастие к традиции объяснения национальной картины мира посредством «языков» четырёх стихий, каждая из которых писалась им с большой буквы, – Воздуха, Земли, Воды и Огня. Мотив возникновения этнокультурных различий под влиянием одной из стихий-доминант является в определённой степени смысловой нитью, связующей работы о различных гранях этнокультурного разнообразия, переживаемого как «возлюбленная непохожесть».

Многосложной задаче исследования «всего разветвлённого древа национальной культуры» (Г. Д. Гачев) было отдано несколько десятилетий, в течение которых создавался многотомный метатекст об особенностях актуализации космо-психо-логоса разных народов в ментальной систе- ме культурных норм, ценностей и образцов, а также в фольклорной стихии. Причём каждая из работ исследователя писалась, по его утверждению, «под образным углом зрения» и в состоянии «гносеологической радости» [1, с. 246].

По мере осмысления философско-творческого наследия Георгия Гачева всё более очевидной становится несводимость предметной области его изысканий к проблематике генезиса автостереотипов народов мира и ментального разнообразия мировой культуры.

Будучи филологом по базовому образованию, полученному в МГУ, он довольно рано почувствовал потребность в философском осмыслении многих проблем динамики культуры, включая и стереотипы отношения к естественно-научному и гуманитарному знанию. Его установка на смысловое сопряжение этих типов научного знания была актуализирована в 1971 году в работе «Гуманитарный комментарий к физике и химии» (Диалог между науками о природе и человеке); а спустя 20 лет такого рода комментарий был значительно расширен и углублён, став содержательной основой двух монографий: «Книга удивлений, или Естествознание глазами гуманитария, или Образы в науке» и «Наука и национальные культуры». Дальнейшее развитие гачевский мотив модальности «встречного движения» различных наук получил в работе «Математика глазами гуманитария».

Представляется, что содержательноэкспрессивные особенности комментариев Гачева на эту тему обусловлены в немалой степени субъективной готовностью и способностью удивляться. Его книги, написанные в ХХ веке в реалиях научно-технического прогресса, подтверждают собой, насколько был прав Аристотель, когда от- мечал ценность удивления как побудителя к философским размышлениям. Важно иметь в виду и то, что эвристический аспект опыта погружения Гачева в сферу естественно-научного знания отмечается не только философами, но и авторитетными представителями точных наук. Так, например, перспективность тенденции сужения водораздела между гуманитарным и естественно-научным знанием подчёркивается выдающимся учёным, удостоенным Нобелевской премии, Ильёй Пригожиным. Эту же позицию занимает, судя по его признанию, доктор физико-математических наук С. М. Курдюмов: «Мне интересны в работе Гачева необычные ракурсы рассмотрения, новые идеи и аналогии, возникающие при чтении благодаря включению представлений физики, механики и др. в более богатый контекст языка, культуры, национальной специфики мышления. Такой подход эффективно способствует установлению общих корней, неожиданных связей, новых контактов между понятиями и образами науки и культуры; позволяет понять морфогенез научных идей» [13, с. 43].

Не менее наглядно проявляется в исследовательской мотивации Гачева и его устойчивый интерес к вопросам эстетики как философии искусства: свидетельство тому его работы «Жизнь художественного сознания», «Содержательность художественных форм», «Творчество, жизнь, искусство», «Музыка и световая цивилизация» и другие. В каждой из этих работ природа и сущность художественного творчества рассматривались в оптике, близкой к культурологической эстетике. Трансформация художественных форм от Античности до ХХ века предстаёт в эстетической рефлексии мыслителя через призму исторического развития и актуального состояния ис- кусства как «культурного самосознания» (Г. Г. Шпет). Согласно Георгию Гачеву, «жанры художественного миропонимания усложняются вместе с усложнением бытия и сознания» [11, с. 72] , а в контексте динамики культуры «смещение языковых систем является неистощимым источником для художественного освоения бытия» [11, с. 73].

Предавшись, говоря словами самого Гачева, «вольному любознанию», он разработал собственный способ «вживания-вчув-ствования» (М. М. Бахтин) в проблематику культурно-эстетического разнообразия как «изобилия бытия». Логику субъективного постижения различных граней «изобилия бытия» и свои ощущения «гностической радости» он раскрывал в жанре «жизненно-философского дневника». Такого рода жанр соответствовал гачевскому доверию к эвристической энергетике «привлечённого мышления», направленного на «уразумение» не только собственно философских проблем, но и «диалектики повседневности», в немалой степени обусловливающей характер субъективных впечатлений и переживаний. Отсюда и его последний, увы, незавершённый замысел написания книги «Философия быта как Бытия».

К разряду особенностей экзистенциальной культурологии Гачева относится, на наш взгляд, взаимосвязь гносеологического и аксиологического подходов к предмету рефлексирования. Одно из убедительных свидетельств – его интерпретация природного аспекта Бытия. Разделяя идею существенного влияния природного фактора на этногенез и своеобразие социально-культурных сфер жизнедеятельности каждого народа, Гачев не сводил понятие природы к «вмещающему и кормящему ландшафту», как это характерно для работ Л. Н. Гумилёва. Гачевское толкование природы выво- дит на более расширительное и глубокое постижение данного явления посредством ценностно окрашенного концепта «Приро-дина». Данный концепт позволяет рассматривать в аксиологическом дискурсе своеобразие народной жизни в определённых ландшафтно-климатических условиях и этнокультурной идентичности. Эвристический потенциал своего неологизма «При-родина» Гачев связывал с тем, что «Природа есть текст, скрижаль завета, что Народ должен прочитать, понять и реализовать в ходе Труда, в творчестве культуры на сей земле» [10, с. 141].

Именно поэтому, с точки зрения Гачева, природа не столько противостоит культуре, сколько является импульсом для неё: «уже устроение природы здесь есть текст и сказ: горы или море, лес или степь, тропики или времена года – это же всё некие мысли бытия, сказанные словами природы!» [10, с. 141]. Обосновывая в своих книгах тезис о том, что «… национальный образ мира есть диктант национальной Природы в Культуре» [6, с. 16], Георгий Гачев призывал «вернуться к благоговению перед Природой как сокровищницей сверхидей тайного разума!» [7, с. 451].

То обстоятельство, что в текстах Гачева естественный и искусственный миры обозначаются с большой буквы, подобно Богу, говорит о сакральном отношении исследо- вателя к природно-культурным основаниям самобытности каждого народа как субъекта своей уникальной исторической судьбы. С этой точки зрения стоит отметить, что в отличие от приверженцев традиции утилитарного отношения к природе, для Георгия Гачева характерно благоговейное восприятие органического мира во всём его многообразии и циклической смене времён года. Такого рода восприятие, с одной стороны, роднило исследователя с философскими взглядами Руссо, западноевропейских романтиков и русских органици-стов на природу как безмерную ценность, а с другой – побуждало включать свои темпоральные ощущения и более глубокие переживания в контекст размышлений над идеями мыслителей совсем иного типа: это, например, его книги «Осень с Кантом» и «Зима с Декартом».

Особенности подхода Гачева к трудам «знаковых» философов Нового времени связаны с трактовкой субъекта культуры чрез призму этнонациональной идентичности. Стремление мыслителя «описать-по-нять каждый национальный мир как космо-историческую Личность, персонаж необходимый и незаменимый в Человечестве» [4, с. 3.], в немалой степени обусловило и логику раскрытия ментального фактора философствования в контексте национального Космо-Психо-Логоса.

Свои «интеллектуальные путешествия» в культурные миры разных стран и народов Гачев осуществлял посредством сопряжённости познавательно-аналитического и ценностно-эмоционального способов постижения предмета рефлексии. Такая сопряжённость позволяла мыслителю показать и обосновать на массиве культурных текстов и артефактов «национальное как особый талант зрения» [3, с. 5]. Причём своеобразие этнокультурного мировидения раскрывалось через призму проблемы субъекта национальной культуры – как коллективного, так и индивидуального.

Многолетний интерес к данной проблеме он объяснял несколькими причинами. Во-первых, тем, что «национальный характер народа, мысли культуры – очень хитрая и трудноуловимая материя» [8, с. 46]. Во-вторых, тем непреложным для мыс- лителя обстоятельством, что «природная, общественная и культурная среда не может не пропитывать своими установками, ориентирами, шкалой ценностей, архетипами мышление учёного, его деятельность с объектами своей науки» [5, с. 9]. Отсюда и третья причина научной целесообразности познания специфики национального Космо-Психо-Логоса через «вживание-вчув-ствование» в классические образцы индивидуального творчества. Согласно мыслителю, «погружаясь в тексты классиков культуры и цивилизации каждой страны, народа, мы можем “без гнева и пристрастия” проникнуть в то, что есть каждый народ по истине и сути, какими понятиями руководствуется его ум, какими ценностями – его поведение, в том числе и международная политика …» [1, с. 824.]

Ключевые концепты и идеи Гачева, его опыт культурфилософской рефлексии, все десятилетия «жизни с мыслью» несут на себе печать особого типа переживаний «привлечённого мышления»: исследователем руководила, говоря его же словами, «жизненно-страстная, эросная энергия» [2, с. 5]. Нередко такого рода энергетику он определял близким к «эросу духа» Платона понятием «разум восхищённый».

Такая характерологическая черта оригинального мыслителя не только стимулировала его философско-творческую мотивацию, но и создавала немало препятствий на его пути. Собственные, неизменно отстаиваемые Гачевым принципы познания вызывали неоднозначное отношение коллег-гуманитариев к его идеям и способам их интеллектуально-образного раскрытия1. Авторская верность принципам «братания между жанрами научного и художественного мышления» и «присутствия субъекта в исследовании объекта», как и увлечённость «образным априоризмом» и ассоциативно-метафорическими приёмами изложения раздражали и затрудняли публикацию гачевских рукописей вплоть до конца 1980-х годов.

А между тем особенности характерного для Гачева стиля изложения исследовательской позиции на основе сочетания самых разных способов выражения не противоречат логике научных изысканий. В связи с этим стоит напомнить о гносеологической позиции Вильгельма Дильтея: по его утверждению, «в гуманитарно-научном методе заключено постоянное взаимодействие переживания (Erlebnis) и понятия (Begriff). В переживании индивидуальных и коллективных связей гуманитарно-научные понятия находят своё воплощение, подобно тому, как, с другой стороны, непосредственное повторное переживание само возвышается до степени научного познания при посредстве общих форм мышления» [12, с. 11].

Это суждение яркого представителя философии жизни подтверждается как содержательной ёмкостью философско-творческого наследия Гачева, так и неповторимостью авторского стиля вербализации своих идей. К поэтике и эстетике каждого из семнадцати томов национальных образов мира, а также исповедального текста «Жизнь с мыслью» вполне приложим следующий тезис Поля Рикера: «… мы вслед за Гадамером можем говорить о фундаментальной метафоричности мысли в той степени, в какой фигура речи, называемая метафорой, позволяет нам увидеть общую процедуру создания понятий» [14, с. 422].

Таким образом, содержательность «интеллектуальных путешествий» в истори- ческие глубины этнокультурного разнообразия и стилистика аргументации Гачева как незаурядного мыслителя дают основание для вывода об эвристической значимости его философско-творческого наследия. Конфигуративность взаимосвязи в книгах Гачева гносеологического, аксиологического, этнопсихологического и экзистенциального подходов к генезису и динамике этнокультурного разнообразия вполне согласуется с его установкой на сопряжённость философской и художественной рефлексии. По свидетельству мыслителя, в рефлексии над любой темой он стремился «уловить интуиции, созерцания и видения под системно-рассудочными выкладками философов» [9, с. 13].

Все труды оригинального исследователя являются – благодаря уникальной «стратегии» постижения любого предмета рефлексии и гуманистическому звучанию – неотъемлемой гранью экзистенциальной культурологии как специфического и перспектив- ного направления гуманитарного знания в целом. Именно поэтому ряд его идей и концептов вписан в контекст и современной интеллектуально-творческой жизни, соответствуя потребностям современной науки.

По сути, десятилетия неустанного «писания в стол» (о публикации его изысканий до конца 1980-х годов не могло быть и речи) были периодом культурного подвижничества Гачева. Весь его жизненный путь, наполненный духовно-нравственными исканиями и обретениями, являет собой наглядное подтверждение философии поступка (М. М. Бахтин). Именно поэтому трудно переоценить опыт сопряжения в философском наследии Георгия Дмитриевича Гачева сугубо научных проблем с рационально-эмоциональным постижением ценностных и творческих аспектов человеческого существования как Бытия. Отсюда и значимость вклада самобытно мыслящего и свободно выражающего свою позицию философа в сферу гуманитарного знания.