Об истоках исканий общественного идеала в русской философии

Времена, когда об общественных идеалах было «немодно» говорить, проходят. На различных площадках российского социума идут оживленные дискуссии вокруг проблем общественного устройства, определения оптимальных путей и перспектив развития общества, формируется идеальный образ России, понятный для населения. Россия - это особый социокультурный мир, где духовно-нравственные идеалы всегда занимали важное место.

Л.П. Карсавин в работе «Восток, Запад и русская идея» глубоко и искренне показал значение идеала для русского человека. «При отсутствии веры в идеал мы опускаемся до звероподобного бытия, в котором все позволено, или впадаем в равнодушную лень. Отсюда резкие наши колебания от невероятной законопослушности до самого необузданного, безграничного бунта. Русский не мирится с эмпирией, презрительно называемой мещанством, отвергает ее - и у себя, и на Западе, как в теории, так и на практике. Ради идеала он готов отказаться от всего, пожертвовать всем; усомнившись в идеале или его близкой осуществимости, являет образец неслыханного скотоподобия» [1].

Анализ литературы показал, что вся история отечественной философии в той или иной степени содержит имена мыслителей, по-разному интерпретировавших духовную жизнь России, но единых в понимании огромной роли общественного идеала в развитии страны. Поиски ими идеального социального устройства общества, справедливого государства, «свободной общинности», «соборности жизнеустройства» осуществлялись в учениях практически всех направлений и течений социальной мысли. И хотя в русскую философию понятие «идеал» в значении высшего совершенства какого-либо явления пришло из немецкого Просвещения (большое влияние имели взгляды Ф. Шиллера), оно оказалось глубоко интерпретировано под влиянием условий русской жизни и порождаемых ею смыслов. Оно приобрело свое социальное основание посредством критики западных проектов общественного устройства, оказалось соотнесено с ментальными характеристиками русского народа и его традиционными духовными ценностями.

Можно утверждать, что эволюция взглядов на проблему общественного идеала отражает живой процесс развития русской культуры и быта. Отечественные философы в своих концепциях стремились быть не только понятными интеллигенции, но и полезными своему народу.

Изменение ментальных и культурных границ российского социума, как представляется, еще не разрушило до конца способности русского человека к воображению, фантастическим прожектам, утопической фантастике, поискам потерянного града Китежа. Избыток воображения, вера в чудеса имеют значительное российское измерение.

Пространство воображения с его иррациональными контекстами, архетипами, мифологическими образами, отголосками древних сказаний изучено неполно, поверхностно. Безусловно, оно содержит созидательный, конструктивный потенциал, может послужить возрождению и развитию критического мышления. Возможно, не все может быть реализовано сейчас, но в перспективе возникнут соответствующие условия и невозможное станет возможным.

Славянская мифология, былины, сказы, легенды, былички содержат «искания новых царств», возвышенных, справедливых, где в гармонии сосуществуют человек, природа, община [2]. Для достижения этого идеала богатырь, Иван-царевич, простой человек должны совершить подвиги, пройти через многие препятствия, должны быть готовы к самопожертвованию, к укрощению своей плоти ради духовного возрождения. И тогда Василиса Премудрая или Краса Ненаглядная покажут границу предела, куда стремится человек, – идеал (как видение).

В русских сказках осуждается идеал сытой жизни, достатка, не возвышающийся над житейским бытием. «Легкие хлеба» представляются чертой ленивого человека. По мысли Е.Н. Трубецкого, «сочувствие лени и воровству граничит с апофеозом лентяя и вора» [3], воровство часто трактуется как «художество», наука по улучшению жизни. Сомнительный идеал!.. Другие архетипы христианского идеала любви, стремление к Возвышенному, к целостной и мудрой жизни свидетельствуют о том, что мужицкое творчество в сказаниях пронизано духом самопожертвования, преодолением «земного тяготения», содержит объединительный потенциал для народного сознания. Оно жертвенно, поэтично, духовно. Эти мотивы в достижении идеала противоречивы, противоборствуют друг с другом.

Именно русские сказки откровенно рассказывали о жизни, что во все времена ценилось как «фамильная святыня»: «Береги… Читай с раннего детства… Люби и чти… Помни…», – с такими словами обращаются дед к внуку, мать к дочери. Именно «сказочные итоги» давали мудрые наставления, извлекали прикладную житейскую философию. Творчеством А.Н. Афанасьева сказочная культура вошла в употребление обществом, хотя до сер. XIX в. «в сказках видели одну забаву, достойную низшего слоя общества или детского возраста…» [4]. Благодаря трудам А.Н. Афанасьева, защитившего народное творчество, сказка стала органичной частью русской литературы, обрела авторитет и большое влияние на духовное развитие личности и народа, оказалась путеводителем в глубины национальной жизни. Через сказки ощущается универсальная связь современных поколений с многослойной культурой предков, с культурами соседних и дальних народов. Исследование текстов сказок в аспекте общественных идеалов представляется актуальным как начальный этап в познании России.

В работах многих отечественных философов идеал русского человека воплощен в образах былинных богатырей. Русский богатырь олицетворяет единство духовной и телесной силы, ценностных приоритетов народа. Он смиренен, самодостаточен, прошел в своей эволюции этапы бунта и эгоистического самоутверждения, достиг исторической зрелости.

В.Г. Белинский писал: «Идеал русского богатыря – физическая сила, торжествующая над всеми препятствиями – даже над здравым “смыслом”. Героизм есть первый момент пробуждающегося народного сознания жизни, а дикая животная сила, сила железного кулака и чугунного черепа – первый момент народного сознания героизма… Наши народные песнопения остановились пока на первом моменте и дальше не пошли» [5]. Иными словами, что является идеалом для одних, для других есть лишь проявление «ребячества» народа, пусть не без духовных задатков, которому, однако, «недоставало… исторической жизни, идеального развития, чтоб возвыситься до мысли» [6].

Идеал цельной личности и цельного знания у К.П. Победоносцева [7] близок идеям И.В. Киреевского. Они полагали, что человека надо готовить для жизни (а не как преобразователя мира), в соответствии с социокультурной средой, предлагали сословный принцип организации образования. Личностное становление человека есть одновременный процесс формирования его духовной целостности.

Идеал социальной гармонии для А.С. Хомякова – община, выступавшая как своеобразная модель самоорганизации общества [8]. Это славянофильская традиция общественного жизнеустройства, вытекающая из славянского культурного контекста и православной веры.

П.Л. Лавров объяснял нравственный идеал человека в контексте представлений о долге. Долг чувствовать собственное достоинство – это истинно человеческий долг, все остальное – только удовлетворение потребностей. Стремление к идеалу – путь реализации личности, уничтожение идеального «Я» равносильно моральному самоубийству. Нравственный идеал человека строится посредством наибольшего развития сил индивида через рациональную критику. Степень развития человека определяет природу его идеала [9].

Проблемы нравственности, этических идеалов всегда были дискуссионными в русской философии и литературе. Их обсуждали в контексте славянских культурных традиций, православной веры как сущностные характеристики русского народа, как смысл христианства. Нравственные характеристики русского человека оказывались часто противоположными и всегда противоречивыми. Трагические события русской истории не могли не сказаться на русском характере. Жестокая, суровая повседневная жизнь сформировала черты нетерпимости и упрямства.

К.Д. Кавелин в споре с Ф.М. Достоевским так описывает характер соотечественника: «Вы будете превозносить простоту, кротость, смирение, незлобливость, сердечную доброту русского народа, а другой, с не меньшим основанием, укажет на его склонность к воровству, обманам, плутовству, пьянству, на дикое и безобразное отношение к женщине; вам приведут множество примеров свирепой жестокости и бесчеловечия. Кто же прав?..» [10].

Для Достоевского принципиально важно то, как в повседневной жизни воспринимаются людьми этические и моральные принципы, что является их убеждениями в различении нравственного и безнравственного. А Кавелин считал, что содержание нравственных убеждений всецело определяется особенностями историко-культурного процесса развития народа. Он переносил вопрос о нравственности в духовную сферу, в ментальные характеристики. Нравственное в человеке носит личностный характер, поскольку «чувство добра и зла он носит в себе» [11]. Это чувство определяет отношение человека к себе, согласовывает его мысли с поступками, с голосом совести. Отсюда нравственный идеал видится как «всегдашнее, ежеминутное, полнейшее подчинение каждого помысла и каждого поступка голосу внутреннего сознания или совести, без малейших колебаний; в высшей степени развитая чуткость к этому голосу» [12].

Поскольку общество развивается, то и его нравственность, понятие о добре и зле трансформируются под воздействием новых реальностей, событий, факторов жизнедеятельности. Нравственная эволюция личности идет в контексте меняющихся условий общественного бытия. Общественные идеалы формируются на основе личностных, нравственных убеждений. Нравственный идеал един, он неизменен (на данном этапе), а общественные идеалы могут быть разными и многообразными, зафиксированными в разных формулах.

К.Д. Кавелин был убежден, что «только нравственные люди суть непосредственные, живые носители общественных идей и формул» [13]. Их нравственная позиция служит «охранительным началом общественным идеям», носит конструктивный, социально-значимый смысл. Игнорирование норм морали создает угрозу всей общественной системе. Актуально звучит мысль Кавелина о том, что «коренное зло европейских обществ, не исключая и нашего, заключается в недостаточном развитии и выработке внутренней, нравственной и душевной стороны людей» [14]. Критерием современности и значимости любой общественной идеи Кавелин полагал ее «внутреннюю переживаемость», «отражаемость в совести». Если этого нет, значит, общественный идеал устарел. Мыслитель был уверен, что человек-гражданин должен «осуществлять, по мере возможности, свои идеалы в большом или малом круге действий, который отвела ему судьба»; развивать свой идеал и «водворить его, хотя бы отчасти, в окружающей действительности, исподволь, продолжительным, выдержанным, упорным трудом» [15].

К.Д. Кавелин воспринимался соотечественниками как искатель новой нравственности, поскольку в своих статьях и выступлениях проводил мысль о необходимости развития знания, получения молодежью систематических «точных знаний» для творческого взросления, формирования идеалов. Воспитание на идеалах Прекрасного, стремление к эстетическому совершенствованию – путь духовного развития, предложенный Кавелиным. «Характеристическая особенность всех этих идеалов та, что они не имеют задачею и целью вывести человека из узкого, тесного круга обособленной индивидуальности и поднять его до идеального типа человека… В числе этических идеалов на первом плане стоит стремление прежде всего к истине, правде и душевной красоте… Высший идеал отношений человека к другим людям есть любовь… В этическом смысле каждый человек, каков бы он ни был, по существу своему, по своей природе, есть живое воплощение идеи нормального, идеального человека» [16].

К.Д. Кавелин пытался теоретически обосновать моральные ценности, предложив синтез науки и духовности, что, безусловно, было новаторством. Этическая наука призвана развивать лучшее в человеке.

Предложенная реконструкция исканий идеала в русской философии с необходимостью требует дальнейшего осмысления, выявления инновационного потенциала этих идей для эпохи модернизации и глобализации.

Ссылки:

• 1.    Карсавин Л.П. Восток, Запад и русская идея. Пг., 1922. С. 77–79.

• 2.    Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. Л., 1983.

• 3.    Трубецкой Е.Н. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке // Литер. учеба. 1990. Кн. 2. С. 102.

• 4.   Афанасьев А.Н. Указ. соч.

• 5.    Белинский В.Г. Собр. соч. : в 9 т. М., 1976–1982. Т. 4. С. 227.

• 6.   Там же.

• 7.    Победоносцев К.П. Великая ложь нашего времени. М., 1993.

• 8.    Хомяков А.С. О старом и новом. М., 1989. С. 164–165.

• 9.   Яковенко Б.В. История русской философии : пер. с чеш. / общ ред. и послесл. Ю.Н. Солодухина. М., 2003. С. 176–177.

• 10. Кавелин К.Д. Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры. М., 1989. С. 460.

• 11. Там же.

• 12. Там же.

• 13. Там же.

• 14. Там же.

• 15. Там же.

• 16.    Кавелин К.Д. Задачи этики. Учение о нравственности при современных условиях знания // Философские науки. 1990. № 11. С. 92–93.