Об одном «небывшем посольстве» в Россию в XVI веке

Посольское ведомство России в конце XV – начале XVI в. еще не составляло регулярной бюрократической структуры – в организации дипломатических отношений принимали участие разные институты власти. До формирования приказной системы государственного управления приказы существовали в качестве разового поручения. Поначалу это было справедливо и по отношению к дипломатической сфере. Однако специфика международных отношений требовала привлечения к посольской деятельности лиц, специализировавшихся только на дипломатической службе [1, с. 348-349]. В первой половине XVI в. дипломатическое ведомство стремительно развивается и формирует регулярные механизмы в своей работе – по существу, прообраз единого ведомства с самостоятельным делопроизводством и архивом документов.

На протяжении этого периода вокруг посольских обязанностей группируется штат постоянных служащих. Среди таких сотрудников выделяется Дмитрий Герасимов, известный своими книжными переводами с латинского языка, а также посольской деятельностью в течение по меньшей мере 20 лет [2, с. 248-266]. Дмитрия Герасимова можно смело назвать русским интеллектуалом, одним из наиболее образованных людей того времени. Хорошие познания в латинском и немецком языках, знакомство с европейской печатной книгой, владение иностранным письмом обеспечили ему исключительную профессиональную востребованность на протяжении всей жизни. Общение и сотрудничество с литературным окружением Геннадия Новгородского, Максимом Греком, переписка с М.Г. Мисюрем-Мунехиным свидетельствуют о том, что Дмитрий Герасимов был близок к среде интеллектуальной и властной элиты, которая находилась в центре религиозно-философских и историко-политических размышлений того времени. В эти годы, около 1523–1524 гг., Филофей Псковский впервые сформулировал идею о Москве как третьем Риме. В этом и других сочинениях современников нашли литературное оформление новые представления русских людей о всемирном историческом значении России, их размышления о месте России в кругу мировых держав и в мировой истории. Как представитель центрального дипломатического ведомства, Дмитрий Герасимов должен был иметь дело со всеми этими вопросами.

Будучи посольским толмачом и переводчиком, в 1525 г. он получил от Василия III ответственное дипломатическое поручение в Ватикан, к папе Клименту VII. Сведения об этом посольстве содержатся в великокняжеских и папских грамотах, наказах, московских летописных сводах, описях Посольского приказа 1614, 1626 гг., сочинении итальянского историка Паоло Джовио («Книга о посольстве Василия III», 1525), дневниках венецианского сановника Марино Санудо и др. В этой заметке нам бы хотелось привлечь внимание к неизвестному итальянскому источнику, восходящему к обстоятельствам дипломатического посольства в Рим в 1525 г.

Дмитрий Герасимов провел в Риме довольно много времени, по меньшей мере, с начала сентября до 19 ноября 1525 г., и имел много возможностей для общения с представителями папского двора. Паоло Джовио в своей книге о России сообщает о каждодневных беседах с русским посланником [3]. Для осмотра «священных и мирских достопримечательностей» Рима к

Дмитрию Герасимову был приставлен папский дипломат Франческо Кьерикати. По распоряжению Климента VII русский посланник был размещен в роскошной части Ватиканского дворца – вероятно, в той его части, где располагались покои членов курии, и в частности приближенных понтифика Паоло Джовио и Франческо Кьерикати. Джироламо Негро в письме к своему приятелю Маркантонио Микелю от 24 октября 1526 г. говорит о поселенцах Ватиканского дворца из числа папских придворных и упоминает монсиньора Садолето, Кампеджо, Ридольфо, Джовио, Вианезио, Кьерикати, Альчонио, Берни [4, p. 235].

Беседы Джовио с русским послом, вероятнее всего, проходили в его знаменитых покоях в Ватиканском дворце, так называемом «Парадизе» (il Paradiso), где историк имел обыкновение встречаться с церковными сановниками и дипломатами для обсуждения происходящего в мире [5]. Некоторые оговорки П. Джовио заставляют предположить, что общение могло носить достаточно неформальный характер. В частности, он прямо говорит о том, что это были беседы «на досуге» [6, с. 252]. Автор дает своему собеседнику такую личную персональную характеристику («посол Дмитрий, отличающийся веселым и остроумным характером»), которая также могла проявиться лишь в живом неформальном общении. Уместно вспомнить и эпизод из книги, в котором описывается, как Дмитрий Герасимов рассказывает анекдот в какой-то многолюдной компании «при громком смехе всех присутствующих…» [7, с. 267].

В отечественной историографии не упоминалось, что в те годы Джовио и Кьерикати поддерживали если не дружеские, то добрые приятельские отношения. В одном из своих сочинений П. Джовио называет Ф. Кьерикати «приятнейший из моих друзей» [8, p. 188]. Таким образом, участниками неформальных бесед с Дмитрием Герасимовым могли быть разные представители римской церковной и культурной элиты, которых заинтересовала возможность встречи с пришельцем из далекой Московии.

«Книга о посольстве» начинается с авторского посвящения Иоанну Руфу, епископу Ко-сентийскому, в котором П. Джовио сообщает, что этот человек уговорил его написать книгу. Из другого свидетельства П. Джовио мы узнаем, что к публикации «Книги» его склонил не кто иной, как Франческо Кьерикати: «уговорил меня и опубликовал эту вещицу, которую я написал по настоянию Руфо, епископа Козенцы» [9, p. 188]. То есть Кьерикати сам предпринял какие-то старания для издания книги. Стихотворные эпиграммы римских поэтов, предваряющие и завершающие текст «Книги» в издании 1525 г., также наводят на мысль о том, что знакомство их авторов с Московией не ограничилось прочтением текста книги, но могло быть основано и на живом общении с русским дипломатом.

Римский печатник Франческо Кальво, автор первого издания «Книги о посольстве» (Рим, 1525 г.), также не был простым техническим исполнителем. Этот человек был известной фигурой в европейском книгоиздании начала XVI в., среди его знакомых и друзей были многие видные европейские гуманисты, литераторы, интеллектуалы, представители католической и протестантской мысли (Эразм Роттердамский, Беатус Ренан, Иоганн Фробен, Жан Гролье, Бонифаций Амербах, Пьетро Аретино и другие) [10]. Большая группа изданий Ф. Кальво (около 30 единиц) позволяет отнести его к пионерам журналистского направления в европейском книгоиздании. К числу таких публикаций, безусловно, относится и издание сочинения П. Джовио.

Таким образом, русский посланник Дмитрий Герасимов и его повествование о России пробудило значительный интерес у представителей римской церковно-дипломатической элиты. В Ватиканской Апостолической библиотеке (BAV) хранится документальное подтверждение того, что общение с русским посланником не было рядовым эпизодом в дипломатической карьере Франческо Кьерикати. Документы семейного архива Кьерикати (крупный аристократический род г. Виченца) заставляют думать, что к началу XVII в. в семье сохранялись следы памяти о русско-итальянских контактах 1520-х гг.

Рукопись BAV, Barb. lat. 4907 содержит семейную хронику Кьерикати – различные семейные записи («Notizie della famiglia Chieregata»), подлинность которых и связь с семейным архивом подтверждает нотариальная подпись 1652 г. В этой рукописи находится биография Франческо Кьерикати («Memorie della vita di Francesco Chieregato»). В рукописи BAV, Barb. lat. 4912 с незначительными отличиями читается тот же текст. Этот текст, как можно предположить, был составлен на основании документов семейного архива и устных воспоминаний потомков. Автор биографии, несомненно, пользовался книгой П. Джовио – это видно по заимствованиям в тексте, перечню и последовательности изложения фактов. Однако, несмотря на связь с известным текстом Джовио, биография содержит расхождения и дополнения по отношению к книге. Многие факты биографии неточны и ошибочны. Например, в ней сообщается, что 27 июня 1527 г. Кьерикати был назначен папским нунцием и главным комиссаром Святого престола, с тем, чтобы принять и со всей пышностью разместить от имени его Святейшества Деметрио Эразмо

(т.е. Дмитрия Герасимова), посла Василия, великого князя московитов [11, с. 73r.-73v.]. В этом изложении папскому дипломату отведена более важная роль, чем та, о которой сообщает Джовио, а дата ошибочная. В заключительной части биографии сообщается, что в феврале 1528 г. «вышеупомянутый прелат Франческо Кьерегато епископ Апрутинский» был послан в Московию с титулом нунция и комиссара [12, c. 73v.]. Очевидно, составитель биографии имел обрывочные сведения об описываемых событиях и спутал разные эпизоды из жизни Ф. Кьери-кати. В 1525 г. он был сопровождающим русского посланника в Риме, а в 1527-1528 гг. ему было поручено отправиться в Анкону навстречу ответному русскому посольству, которое задержалось в пути в связи с захватом Рима и неопределенным положением римского папы [13, col. 207]. Франческо Кьерикати встретил послов и сопроводил их в Орвието, где они были официально приняты Климентом VII.

Семейные записи из Ватиканского архива датируются по нотариальной копии 1652 г., но они, вероятно, имели более ранний оригинал. Уже к началу XVII в. предание перекочевало в городские хроники Виченцы. В хронике, опубликованной в 1604 г., уже под 1525 г. читается запись о том, что «Франческо Кьерикати … был от Святого Престола послом к разным государям, и особенно в Московию » ( «et in Moscovia specialmente») [14, p. 159], хотя в карьере дипломата были другие очень значительные посольства. В более поздней хронике благородных семейств Виченцы, изданной в 1658 г., находится лишь краткое упоминание Франческо как выдающегося представителя старинного рода Кьерикати [15, p. 263-265] . Впоследствии ошибочные сведения о посольстве в Россию проникнут в исторические труды и лишь биографическое исследование Бернардо Морсолина, другого уроженца Виченцы, основанное на большом количестве архивных и библиографических источников, опровергнет эту легенду.

В начале XVII в. легендарные сведения об одном из знатных уроженцев города были актуальны для городской истории. Непосредственную связь семейного архива с известиями в городских хрониках едва ли возможно документально проследить. Однако представляется, что данные свидетельства восходят к семейным преданиям, сохранившим память о значении этих событий для самого Франческо Кьерикати и, возможно, восходящим к его собственным рассказам. Эти воспоминания, в свою очередь, говорят о глубине впечатления, которое русские посланники произвели на гуманистов и представителей папского двора в начале XVI в.