Объекты информационно-правового обеспечения цифровой экономики

С развитием цифровых технологий и виртуальных миров возникли новые вызовы для правовой системы, касающиеся защиты прав на объекты, существующие исключительно в цифровом формате. Признание виртуальных объектов интеллектуальной собственностью является актуальным, однако этот подход сталкивается с рядом трудностей. В частности, проблема заключается в том, что многие виртуальные объекты не имеют материального воплощения, что затрудняет применение традиционных норм и правил, связанных с защитой интеллектуальной собственности. Также важно учитывать, что виртуальное имущество управляется администратором информационной системы, что создает дополнительные сложности в определении прав на эти объекты. Необходимость разработки новых правовых механизмов для регулирования цифровых активов и их оборота становится все более актуальной.

В.А. Вайпан пишет о том, что основная цель нормативного регулирования в рамках цифровой экономики заключается в создании новой регуляторной среды, способствующей развитию современных технологий и экономической деятельности в цифровой экономике. Это потребует системных изменений в ключевых законодательных актах, таких как Гражданский, Арбитражный, Гражданский процессуальный и Трудовой кодексы. Соответственно, предполагается решить следующие задачи:

• 1.    Создать механизм управления изменениями в правовом регулировании цифровой экономики с текущим контролем за нормативной базой.

• 2.    Устранить правовые ограничения и ввести новые институты для поддержки цифровой экономики.

• 3.    Обеспечить комплексное законодательное регулирование, унифицировав понятия и принципы в базовых актах.

• 4.    Стимулировать экономическую деятельность, связанную с современными технологиями и данными.

• 5.    Разработать политику развития цифровой экономики в рамках Евразийского экономического союза и гармонизировать подходы к регулированию.

• 6.    Создать методическую основу для повышения компетенций в области регулирования цифровой экономики через обучение и переподготовку специалистов [3].

Формирование цифровой среды доверия требует существенных изменений законодательства в сфере идентификации.

Объектом гражданских прав в отечественном законодательстве являются вещи, а не вещные права (римское правило: «право следует за вещью»), поэтому фраза «и иные права» в понятии цифровых прав не должна вводить в заблуждение. На данный момент по этому вопросу в доктрине нет однозначной позиции, к тому же не сложилась соответствующая судебная практика [11]. Л.Ю. Василевская отмечает, что законодатель специально избрал для цифровизации исключительно имущественные права, обойдя вещи: «любую индивидуально-определенную вещь можно «перевести в цифру», но цифровой код вещи не сможет передать ее уникальные характеристики, особенности, определяющие ее ценность и, соответственно, стоимость» [4]. Данные аргументы поддерживают многие авторы, придерживающиеся позиции невозможности применения вещно-правового режима в отношении цифрового имущества в российском гражданском праве. Статья 128 ГК РФ определяет перечень объектов гражданских правоотношений, действующая редакция позволяет охватить виртуальные объекты без внесения в неё изменений [1].

В современной юридической науке и практике нет единства в выборе классификации общественных отношений, возникающих по поводу виртуальных объектов.

Критика термина «цифровые права» в Гражданском кодексе Российской Федерации вызывает значительные споры среди исследователей. Данный термин является неудачным, так как не отражает сущности правовых отношений и фактически заменяет более точный технический термин «токен». Данная правовая позиция подчеркивает необходимость углубленного понимания природы цифровых объектов и их правового режима. В то же время существует подход, который рассматривает цифровые права как уникальную категорию объектов, однако действующая формулировка в российском законодательстве ограничивает подобную трактовку. В связи с этим возникает потребность в установлении базовых принципов регулирования виртуальных объектов, таких как аккаунты в социальных сетях и виртуальные игровые предметы.

В контексте объектов информационно-правового обеспечения цифровой экономики часто рассматриваются вопросы отнесения средств индивидуализации цифровых устройств к категории имущества. Под средствами индивидуализации цифровых устройств подразумеваются как программные, так и аппаратные элементы, которые позволяют идентифицировать устройство.

Вопрос отнесения средств индивидуализации цифровых устройств к категории имущества является актуальным и многогранным, что обусловлено существованием различных точек зрения на этот счет. Сторонники признания средств индивидуализации как имущества утверждают, что такие элементы, как логотипы, программы и уникальные идентификаторы, представляют собой активы, обладающие экономической ценностью. Соответственно, эти средства индивидуализации в цифровой среде могут быть использованы для создания бренда, защиты интеллектуальной собственности и повышения конкурентоспособности, что позволяет рассматривать их как часть общего имущества компании или физического лица. Данной позиции, в частности, придерживается Е.Е. Кирсанова, определяя аккаунт как учетную запись, содержащую идентифицирующую и контактную информацию, а также дополнительные данные, которые могут варьироваться в зависимости от свойств системы и целей обработки данных. Е.Е. Кирсанова акцентирует внимание на том, что аккаунт является неотъемлемой частью цифровой личности пользователя, что подчеркивает его значимость в контексте цифровой экономики, указывая на необходимость правового регулирования, чтобы гарантировать, что использование и распоряжение аккаунтами не нарушает личные права граждан и не затрагивает интересы третьих лиц [8]. Исследование соотношения правовых режимов объектов интеллектуальной собственности, таких как фотографии, уже проводилось. М.В. Телюкина выделяет в качестве примера два процесса цифровизации: оцифровку существующих фотографий и цифровую фотосъемку, анализируя, могут ли современные фотографии считаться самостоятельными объектами права, и приводя аргументы в пользу положительного ответа на данные вопросы [9].

С другой стороны, противники этой позиции указывают на то, что средства индивидуализации являются скорее инструментами, нежели самостоятельными объектами имущества, поскольку они могут не иметь самостоятельной ценности вне контекста использования в конкретном устройстве или продукте. Более того, правовая природа таких средств может быть более связана с авторским правом или патентами, чем с имущественными правами, что также требует внимания.

Можно говорить о компромиссном подходе, в соответствии с которым средства индивидуализации могут рассматриваться как имущество в определенных контекстах, например в рамках бизнеса, но необязательно в других обстоятель- ствах. Это может зависеть от того, как именно они используются, и какие права на них существуют.

Рассматривая средства индивидуализации цифровых устройств как имущество, особенно в контексте их использования в бизнесе и маркетинге, представляется важным подчеркнуть то, что, например, аккаунты в социальных сетях обладают экономической ценностью и могут быть объектом правовых отношений. Однако необходимо также учитывать, что их правовая природа может быть сложной и требует дополнительных исследований.

Сравнение с зарубежными правовыми системами показывает, что понятие цифровых прав там более широкое и охватывает различные виды цифрового имущества, включая электронные средства платежа и цифровые фотографии. Данное обстоятельство подчеркивает необходимость пересмотра российского подхода в целях его соответствия международным стандартам. Вопрос о применении правового режима имущества к виртуальным объектам требует комплексного изучения, так как, например, необходимость определения того, является ли «реализация дополнительного игрового функционала» предоставлением услуг, может оказать влияние на налогообложение и правовые последствия.

Сторонники подхода к виртуальному имуществу утверждают, что нематериальные объекты обладают реальной коммерческой ценностью и могут рассматриваться как собственность. Подобное мнение создает основу для дальнейшего правового регулирования и защиты имущественных интересов пользователей. Однако критики данного подхода указывают на нематериальный характер виртуальных объектов, что в свою очередь вызывает вопросы о применимости традиционных правовых концепций собственности к цифровой среде. Кроме того, подход, при котором игнорируется режим виртуального имущества и применяются правила лицензионных соглашений, может ограничивать защиту интересов пользователей, поднимая тем самым вопрос о необходимости создания более эффективных механизмов защиты прав пользователей. В свете тенденции к дематериализации имущественных объектов предполагается, что это может изменить традиционное понимание собственности, что вызывает споры и требует дальнейшего обсуждения в научной и правовой среде.

Таким образом, в российском законодательстве термин «имущество» используется в разных значениях, это позволяет отнести виртуальные объекты к «иному имуществу», защищать права их владельцев с помощью норм о договорах, деликтах и несостоятельном обогащении [10]. Существующие мнения подчеркивают необходимость комплексного подхода к правовому регулированию виртуальных объектов, который учитывал бы как экономическую, так и правовую природу этих объектов, а также их взаимодействие с традиционными концепциями собственности и интеллектуальной собственности.

Законодательство в данной сфере все еще развивается, и многие вопросы решаются постепенно по мере проведения реформирования нормативных правовых актов. Так, Федеральный закон от 02.10.2007 № 229-ФЗ «Об исполнительном производстве» в редакции от 08.08.2024 установил, что «для целей настоящего Федерального закона цифровая валюта признается имуществом» [2].

В целом, определения различных видов виртуального имущества не обладают четкостью и прозрачностью формулировок, требуемых в рамках абсолютных правоотношений. Представляется необходимым приравнять виртуальные объекты к виртуальным активам, а также законодательно разделить понятия «цифровой актив» (криптовалюта) и «виртуальный актив» (предметы онлайн-игр, стикеры и др.) [10], установить понятие виртуального игрового имущества как объекта гражданских прав. Кроме того, как указывает В.А. Вайпан, особое внимание следует уделить правовому режиму цифровых объектов, включая 3D-модели, и расширению патентного права на нематериальные объекты; необходимо определить статус операторов интернет-телевидения и улучшить доступ к широкополосному интернету, а в сфере авторского права следует учитывать различия в правовой квалификации объектов и их экономических целей [3].

Помимо категории «виртуального имущества», можно выделить в системе объектов информационно-правового обеспечения цифровой экономики технологию искусственного интеллекта, а также технологию машинного обучения. В данной плоскости существуют споры о признании технологии искусственного интеллекта как субъекта правоотношений. Эта позиция позволит ограничить зону ответственности для разработчика, собственника технологии. Проблемы в данной сфере можно поделить на две части: определение правового режима технологии и предупреждение последствий. Отчасти решить проблему можно через распространение юридической фикции и наделение программы правосубъектностью (учитывая способность программ самообучаться, порой без ведома и желания ав- тора), наравне с юридическим лицом. Если мы обсуждаем модели ответственности, то их можно строить через:

• –    страхование рисков первоначальным собственником;

• –    применение модели раба;

• –    установление перечня лиц, ответственных за работу.

На основе представленного текста можно выделить несколько рекомендаций, направленных на совершенствование нормативного правового регулирования объектов информационно-правового обеспечения цифровой экономики, особенно в контексте защиты прав на виртуальные объекты. Прежде всего, внедрение концепции «numerus clausus» является важным шагом, так как применение этой идеи к правам на виртуальные объекты позволит суду рассматривать такие права не только как лицензионные, но и как ценные активы, что, в свою очередь, улучшит правоприменительную практику. Кроме того, адаптация концепции «in rem», которая включает двухэтапный подход к правам на виртуальные активы, подразумевает идентификацию конкретных активов и определение их владельцев, что поможет прояснить правовое регулирование в данной сфере.

Не менее значимой является инициатива по разработке федерального закона о цифровой экономике, который должен включать основные правовые понятия, а также принципы цифрового оборота и особенности правового режима регулирования. Согласимся с А.А. Карцхией, что создание единого цифрового публичного он-лайн-реестра для регистрации цифровых прав на виртуальные объекты и их правообладателей обеспечит прозрачность и доступность информации о правах и сделках, что повысит уровень защиты прав [5].

Дополнительно необходимо организовать программы обучения для судей и правозащитников, направленные на ознакомление с новыми подходами и концепциями в области защиты прав на виртуальные активы. Это обеспечит единообразие в правоприменительной практике. Наконец, сотрудничество с международными организациями и правозащитными структурами для обмена опытом и лучшими практиками в области правового регулирования виртуального имущества также может оказаться весьма полезным.

Таким образом, указанные рекомендации могут способствовать совершенствованию информационно-правового обеспечения исследуемой области в России.