Обобществление или огосударствление собственности в государстве будущего: принципиальные подходы представителей германской и российской социал-демократии конца ХIХ - начала ХХ века

The present article is concerned with the fundamental differences in the approach of some German and Russian social democrats at the end of the XIX th – at the beginning of the XX th century to the problem of property in the state of the future. The causes and the essence of discrepancy in the theoretical background and the practical actions of some social democratic politicians are analysed in this article. Another point studied here is whether the declared and fulfilled measures by the social democratic politicians comply with the interests of the working class. The apparent and the forthcoming consequences of the referred policy for the future of the aforementioned states and their peoples are discussed in the article.

Германские социал-демократы конца XIX –начала ХХ веков, изначально положив в основу своей деятельности наряду с другими принципами обобществление собственности, не отошли от него до настоящего времени, несколько видоизменив и вписав его в существующую действительность, опираясь на компромисс и социальное партнерство, не оставляют попыток взаимодополнить и обогатить общественную и частную собственность, заставить их работать на благо всего общества.

Наиболее четко вопрос об уничтожении буржуазной частной собственности был поставлен К. Марксом и Ф. Энгельсом в «Манифесте Коммунистической партии», написанном классиками в период с декабря 1847 г. по январь 1848 г.[14, с. 419-459]. Как отмечает признанный специалист по истории и теории классического марксизма, по теоретическому наследию К. Маркса и Ф. Энгельса С. А. Багатурия, классики обосновывали необходимость её уничтожения четырьмя главными мотивами: развитием противоречия между новыми производительными силами и существующими старыми производственными отношениями, которые мешали развитию новых производительных сил, превращались в «тормоз» их развития. Кроме того, классики марксизма, различая индивидуальные и общественные средства производства и частную собственность, основанную на собственном труде, и частную собственность, основанную на эксплуатации чужого труда, выступали за обобществление средств производства. Как и когда возникает необходимость обобществления средств производства? По мере их превращения в общественные в материальном и техническом смысле. Осуществление обобществления средств производства в переходный период – это длительный, поэтапный процесс. Сначала сравнительно быстро обобществляется крупное производство, банки, железные дороги, почты и т.д., остальное – по мере дальнейшего развития производительных сил. Крайне важно, что уничтожение частной собственности на общественные средства производства для К. Маркса и Ф. Энгельса тождественно уничтожению эксплуатации [1, с.164-166]. Из сказанного следовало, что « ни диктатура пролетариата, ни обобществление средств производства и их свободное развитие ради изобилия материальных благ не являются конечными целями предстоящего преобразования общества, они лишь средства для достижения высшей цели – создания условий для свободного развития каждого человека и всего общества» [1, с.168].

В ряде работ К. Маркса и Ф. Энгельса говорится о необходимости национализации частной собственности, о концентрации в руках государства всего капитала, промышленности, транспорта, сельского хозяйства [35, с.545; 36, с.333; 14, с.446; 15, с.1-2; 37, с.256; 17, с.265; 19, с.57; 39, с.224; 41, с.675 и т.д.]. В других своих работах К. Маркс и Ф. Энгельс высказываются в

КРЕАТИВНАЯ ЭКОНОМИКА И СОЦИАЛЬНЫЕ ИННОВАЦИИ, 1 (2) 2012 пользу общественной собственности, собственности самой нации, собственности трудящегося народа, обобществления всех средств труда [38, с.259,278; 42, с.675; 43, с.336; 4, с.594; 40, с. 261; 41, с.134,200,320 и др.]. В некоторых работах мы видим одновременные указания и на необходимость огосударствления собственности и на её обобществление [41, с.134,200,320,675]. И лишь в немногих из них классики марксизма мимоходом упоминают, что государство есть «представитель всего общества» [41, с.292], видят необходимость того, чтобы «на первое время государство сохраняло за собой собственность на средства производства» [44, с.361].Трудно предположить, что К. Маркс и Ф. Энгельс тогда не придавали особого значения этой терминологии, не видели существенных различий в их понимании. Это в определенной степени дезориентировало их сторонников в определении своих позиций по отношению к частной собственности и гипотетически возможных действий с нею в будущем.

Выход «Манифеста Коммунистической партии» по времени совпал с началом европейской революции 1848-1849 гг. Поражение революции и последовавший экономический подъем заставили К. Маркса уточнить условия свершения революции, подчеркнуть, что при «всеобщем процветании, когда производительные силы буржуазного общества развиваются настолько пышно, насколько это вообще возможно в рамках буржуазных отношений, о действительной революции не может быть и речи. Подобная революция возможна только в те периоды, когда оба эти фактора, современные производительные силы и буржуазные формы производства, вступают между собой в противоречие…Новая революция возможна только вслед за новым кризисом. Но наступление её так же неизбежно, как наступление этого последнего» [16, с.100]. Новый, более масштабный мировой экономический кризис 1857 г. привел к подъему рабочего движения, возникновению I Интернационала, но революцию не вызвал. На основе имеющегося материала в предисловии «К критике политической экономии»

в январе 1859 г. К. Маркс приходит к выводу, что потенциал развития капиталистического общества еще не исчерпан [18, с.7].

Классики марксизма и их сторонники видели непосредственную взаимосвязь между революцией и обобществлением собственности в государстве будущего. Впоследствии К. Маркс уточнил, что национализация крупной капиталистической собственности, её огосударствление – это только первый шаг на пути превращения государственной собственности в общественную. Таким образом, К. Маркс не отождествлял процесс огосударствления с процессом обобществления, государственную собственность с собственностью общественной.

Необходимость обобществления средств производства в промышленности не вызывала возражений. Более сложным был вопрос с обобществлением земли.

В практическом плане этот вопрос впервые был поставлен на конгрессе I Интернационала в Лозанне в сентябре 1867 г. бельгийцем де-Папом в рамках изучения проблемы обобществления земли и сразу же натолкнулся на жесткую оппозицию сторонников П. Ж. Прудона, заявивших о неприкосновенности частной собственности. В основе его позиции лежал тезис, что земля не является продуктом человеческого труда, а следовательно, в ее отношении должны действовать иные принципы, чем по отношению к частной собственности. Под воздействием прудонистов 27 голосами против 11съезд отклонил предложение де-Папа. Однако эта проблема возникла снова при обсуждении вопроса о государственной монополии на железные дороги. Кулери высказался против всякого ограничения частной собственности, отстаивая идею «полной личной свободы». Общественную собственность на землю он рассматривал как «коллективную тиранию». Французский социалист, член Генерального совета I Интернационала, впоследствии прудонист, зять К. Маркса Ш. Лонге рассматривал земельную монополию как недопустимое усиление государственной власти, высказываясь в то же время за известное ограничение права землевладельцев распоряжаться своей землей. Толлен упростил вопрос, сведя все к формуле: «Рабочему – кредит, крестьянину – землю». Де-Пап ответил фразой: «Кредит - рабочему и крестьянину».

Неоднозначность подходов к проблеме побудили Генеральный совет вынести этот вопрос на следующий конгресс, состоявшийся в Брюсселе 6-13 сентября 1868 г. На повестке дня стояли две резолюции, высказывавшиеся за обобществление земли: внесенная руанской секцией - требовала коммунализации земли; брюссельская секция выступала за национализацию земли и передачу ее для обработки производственным товариществам. Брюссельская секция, возглавляемая де-Папом, мотивировала национализацию земли тем, что мелкое землевладение должно быть отвергнуто «во имя науки», а крупное – «во имя справедливости». В разгоревшемся споре прудонисты отстаивали идею экономической жизнеспособности мелкого хозяйства, подчеркивая, что меновый банк создает «справедливые условия конкуренции». Сторонники К. Маркса И. Эккариус и Ф. Лесснер отмечали техническую отсталость мелкого землевладения и его реакционное влияние. По их мнению, мелкое землевладение делает крестьянина экономическим рабом ростовщичества и его политической опорой. Итогом этих дискуссий стала выдержанная в духе марксизма резолюция конгресса, принятая 30 голосами против 4 при 15 воздержавшихся. Резолюция гласила: «Принимая во внимание:

• -    что требования производства и применение законов научного земледелия создают необходимость ведения сельского хозяйства в крупных размерах, что они делают необходимым применение машин и совместную деятельность значительных рабочих масс и что вообще современное экономическое развитие ведет к с.-х. производству в крупном масштабе;

• -    что поэтому труд и владение в сельском хозяйстве должны рассматриваться таким же образом, как в горном промысле и железнодорожном хозяйстве;

что производительная способность земли образует сырье для всех продуктов и первоисточник всех средств производства и богатств и что эта производительная способность не создана трудом, - конгресс полагает, что экономическое развитие современного общества в силу необходимости приведет к превращению земли в коллективную собственность и что земли, также как горные промыслы и железные дороги, должны быть переданы государством земледельческим производственным товариществам с такими же гарантиями для всего общества и отдельных его членов, как горные промыслы и железные дороги» [3, с.18]. Данная резолюция, не касаясь вытекающих отсюда вопросов, с позиций марксизма характеризовала цель, к которой нужно стремиться.

Аналогичные подходы к проблеме мы видим в вышедшей в то же время под редакцией К. Маркса брошюре Генерального секретаря I Интернационала И. Эккариуса «Возражения рабочего класса против политико-экономических учений Джона Стюарта Милля» («Eines Arbeiters Wiederlegung der oekonomischen Schriften von John Stuart Mill»). Положение самостоятельного мелкого крестьянского хозяйства в капиталистическом обществе оценивается как невыносимое. Условия существования мелкого крестьянства в разных странах и производительность такого хозяйства представлены в мрачных тонах: «…при сверхчеловеческом труде он обречен нести недостойное человека существование». Те же взгляды, по существу, много лет спустя отстаивал К. Каутский, указывая, что мелкое хозяйство держится «чрезмерным трудом и недостаточным потреблением» [10, с.188,189]. Такую же позицию по отношению к мелкому крестьянскому хозяйству занимал впоследствии и В. И. Ленин [10, с.261].

Негативно относился И. Эккариус и к кооперативному движению в сельском хозяйстве, считая его детищем крупной промышленности и агрономии. Он подчеркивал в своей работе, что сельскохозяйственный рабочий обладает перед мелким крестьянином тем преимуществом, что он способен к кооперированию и вхождению в крупную хозяйственную организацию, в то время как мелкий крестьянин всецело находится во власти инстинкта собственности. Поэтому «рабочие непосредственно заинтересованы в том, чтобы в самом зародыше задушить всякую попытку ввести мелкое крестьянское хозяйство на пустошах и на общинных землях» [3, с.19-20]. Вероятно, такая позиция И. Эккариуса была настолько близка и понята В. И. Ленину, что он в условиях голода и разрухи в промышленности в 1918 г. всячески противился выделению дач рабочим и возможности выращивать последним урожай на грядках, опасаясь, что это приведет к размыванию революционных классовых позиций пролетариата и заражению его мелкобуржуазной крестьянской психологией.

По мнению И. Эккариуса, рабочее движение должно отвергнуть мелкобуржуазные реформы и выступить за передачу всех общинных, казенных и церковных земель земледельческим товариществам, но не в постоянную собственность, а на условиях арендного договора, гарантирующего обществу контроль над землей, источником всех богатств.

Протесты со стороны прудонистов вновь поставили данный вопрос на повестку дня базельского съезда 1869 г. Выбранная для подготовки пленарного заседания комиссия сформулировала два основных вопроса: 1) вправе ли общество обратить землю в общественную собственность и 2) необходимо ли обобществление земли. В конечном итоге комиссия единогласно положительно ответила на оба вопроса. Возникшие разногласия касались только способов ведения хозяйства. Большинство высказалось за то, чтобы национализированная земля эксплуатировалась «солидаризованными коммунами». Меньшинство (де-Пап и большая часть французских членов

Интернационала) голосовали за передачу обобществленной земли на арендных началах отдельным земледельцам и особенно земледельческим товариществам. От себя де-Пап высказался за право арендаторов самим решать вопрос о характере обработки, свободно распоряжаться урожаем, требовать возмещения за труд, затраченный ими в ходе мелиоративных работ во время аренды, расторгать арендный договор в любой удобный для них момент. Представитель меньшинства Шемале с ужасом заявлял, что брюссельское постановление ведет прямо к коммунизму. Некоторые представители большинства требовали подтверждения брюссельской резолюции. Представители руанской секции, вероятно, испытывая страх перед возможной бюрократией, высказывались за передачу земли в ведение общин, долженствующих организоваться внутри государства на федералистических началах. В противоположность этому Люкрафт выступал за то, чтобы земля находилась в государственном управлении, доказывал, что в социалистическом государстве это не принесет ущерба индивидуальным интересам.

По вынесенным на голосование вопросам почти не было разногласий: за право общества обратить землю в общественную собственность высказалось 54 человека против 4 при 13 воздержавшихся, а необходимость такой меры поддержали 53 человека против 8 при 10 воздержавшихся. После этого базельский конгресс постановил, что вопрос о формах управления хозяйством необходимо отложить для дальнейшего его изучения. Наметившиеся разногласия на обсуждения не выносились. Речь шла только об установлении классовой точки зрения на возможное обобществление средств производства. Вопрос о конкретном пути к осуществлению этой цели не обсуждался, хотя во время прений Ф. Лесснер заявлял, что мелкие крестьяне добровольно начнут объединять свои хозяйства. М. А. Бакунин выступал за отмену права наследства, считая это целесообразным средством для «безболезненной» экспроприации мелких землевладельцев, по всей видимости, не надеясь на добровольный переход крестьян к коллективному хозяйству.

Лассальянская организация сразу же открыто поддержала базельские постановления, в то время как эйзенахское направление, достаточно тесно связанное с «Народной партией» - партией мелкобуржуазной демократии, от которой они отделились всего год назад, уклонилось от поддержки резолюций конгресса. Вероятно, сказалась позиция В. Либкнехта, который был против провоцирования конфликта с «Народной партией» и заявил в «Демократическом еженедельнике», тогдашнем органе партии, что партия не связана базельскими резолюциями и каждый член партии вправе сам определить свое отношение к ним. Таким образом, оказавшись под огнем критики как со стороны лассальянцев, так и со стороны «Народной партии», эйзенахцам пришлось выбирать, и выбор был сделан в пользу поддержки базельских резолюций [3, с.22-23].

Ввиду отсутствия в базельских резолюциях конкретных форм управления сельским хозяйством в будущем, разные авторы трактовали этот процесс по - разному. Так, А. Бебель в работе «Наши цели» (1870 г.) считал, что капиталистическое развитие неминуемо разрушит мелкое сельское хозяйство, а социалистическая революция уже застанет крупные хозяйства как общераспространенную систему. Швейцарский социал-демократ Г. Грейлих в своей статье в «Volksstaat» от 1 октября 1869 г. высказывал сомнения в возможности поглощения мелкого сельского хозяйства крупным, по крайней мере, по отношению к Швейцарии, Южной Германии и т.д. В то же время он считал, что при помощи государственных банков и «общинных товариществ» крестьяне будут все более и более «направлены в сторону кооперативной работы» и, таким образом, «придут другим путем к тем же результатам, как в Англии». Но точное определение этого пути не может быть задачей социал-демократии (таковы были установки классиков марксизма - С.Ф.), которая «не занимается составлением готовых рецептов» [3, с.24].

В связи с имевшими место расхождениями в понимании базельских резолюций Ф. Энгельс в предисловии 1870 г. к своей книге «Крестьянская война в Германии» сделал набросок конкретных путей аграрной политики социалистической революции, опираясь на опыт событий 1848 г., где утверждал, что базельские резолюции об обобществлении земли были своевременными и для Германии в силу того, что области с преобладанием крупных хозяйств были решающими и в политическом отношении. Здесь он высказывается за изъятие земли «из частной собственности крупных крестьян и феодалов» и обращении её в общественную собственность, которая будет «обрабатываться кооперативными товариществами сельскохозяйственных рабочих за их общий счет» [43, с.419].

На Штутгартском съезде эйзенахцев (4-7 июля 1870 г.) А. Бебель представляет отчуждение земли как необходимость, выступает за её социализацию и передачу в аренду земледельческим товариществам. В качестве переходной меры он предлагает организацию таких хозяйств на государственных, церковных, фидеикоммисных землях, осуществление государственного контроля за использованием земли и передачу земельной ренты обществу в целом и отвергает «всякое обращение в частную собственность вышеупомянутых государственных и общинных земель» [3, с.26-27]. При имевшихся расхождениях мнений во время прений данная точка зрения возобладала. Как и ранее, речь шла не о конкретных мероприятиях по аграрному вопросу, а о принципиальной необходимости организации в будущем коллективных хозяйств.

Необходимость обобществления сельскохозяйственного производства, осуществляемого через экспроприацию земли «народным государством», подчеркнул и В. Либкнехт в своей брошюре «К земельному вопросу», написанной им на основе рефератов, прочитанных в Меране в 1870 г.

Государственным сельскохозяйственным предприятиям, созданным на казенных землях, надлежит стать регуляторами условий труда и пропагандистами добровольного согласия на экспроприацию частных и частнокооперативных предприятий. Примечательно, что В. Либкнехт, как и К. Маркс, выступал против насильственной экспроприации мелкого крестьянского хозяйства.

Идею обобществления частной собственности в целях устранения антагонизма между трудом и капиталом, ставшую одной из ключевых в программах германской и российской социал-демократии конца XIX – начала ХХ в., можно увидеть уже в завуалированной форме в программных документах Всеобщего Германского Рабочего Союза (1863 г.), Хемницкой программе демократической партии (1866 г.), Нюрнбергской программе немецких ферейнов (1868 г.) и т.д., в значительной степени послуживших организационной основой будущей германской социал-демократии. Речь пока идет о поддержке кооперативного дела и производительных товариществ, в которых тогдашний идейный руководитель и организатор Всеобщего Германского Рабочего Союза Ф. Лассаль видел панацею от растущей эксплуатации рабочих капиталом. В последующем в Эйзенахской и Готской программе германских социал-демократов мы видим отзвуки не только лассальянских идей (требование замены существовавшего способа производства товариществами при содействии государства), но и анархистских установок (получение полного продукта труда) [20, с.381-387]. Все это являлось отражением не только идейных и организационных заимствований, борьбы политических и рабочих организаций за влияние на развивающееся германское рабочее движение, но и свидетельством роста сознательности и организованности последнего. В Эрфуртской программе (1891 г.) германской социал-демократии уже однозначно говорится о необходимости преобразования капиталистической частной собственности в собственность общественную, на которой будет базироваться социалистическое производство, - источник благосостояния трудящихся и их всестороннего гармоничного развития [20, с.389]. Однако в последующие годы в германской социал-демократии происходила длительная дискуссия об отношении к политике «государственного социализма», проводимой канцлером О. фон Бисмарком, и в дальнейшем на партийных съездах и в печати неоднократно дебатировались вопросы о необходимости усиления роли существовавшего капиталистического государства в решении экономических и социальных проблем. Несмотря на то, что на тот момент германская социал-демократическая партия отвергла политику «государственного социализма», эти идеи не исчезли и тенденция проявилась более отчетливо после выхода в свет работы Э. Бернштейна «Проблемы социализма и задачи социал-демократии», выступлений на партейтагах по аграрному вопросу Г. фон Фольмара - лидера баварских социал-демократов, Э. Давида и т.д., поддержки законопроектов (в том числе мелкобуржуазных и буржуазных партий) по рабочему законодательству признанными вождями социал-демократической партии В. Либкнехтом и А. Бебелем и др. Они исходили из того, что если вменить в обязанности буржуазному государству выполнение важнейших социальных функций (охрана труда, медицинское страхование, страхование по старости и болезни и т.д.), национализацию почт и железных дорог и пр., то буржуазному государству на основе концентрации в его руках важнейших отраслей производства, областей социальной жизни придется выполнять общеполезные функции для всего общества, а не только для господствующего класса.

Опираясь на эту укреплявшуюся тенденцию, германские социал-демократы (особенно правое крыло партии) постепенно стали переходить к политике сотрудничества с буржуазными партиями, добиваясь тем самым существенного улучшения положения рабочего класса в условиях существовавшего общества. Таким образом, наметился очевидный разрыв между основными идеями классиков марксизма, программой социал- демократической партии, продолжавшейся революционной риторикой большинства её вождей и практической политикой соглашательства, направленной на улучшение условий продажи рабочей силы и объективно отражавшей интересы германского пролетариата. Такой подход вел к практическому забвению основных постулатов ортодоксального марксизма (захват пролетариатом политической власти, экспроприация частной собственности и т.д.), вызывал ответную негативную реакцию леворадикальных сил немецкой и российской социал-демократии, обвинявших К. Каутского и его сторонников в ренегатстве и оппортунизме. В этих условиях выяснять имевшиеся неясности в трудах классиков марксизма, в выступлениях её вождей по поводу обобществления гипотетически экспроприируемой собственности, только основных средств производства или вообще всей частной собственности в обществе будущего, мелкой крестьянской частной собственности и путей ее трансформации в собственность социалистическую и т.д. становилось все труднее. Эти вопросы, оставаясь идеологически важными, формально неоднократно повторяясь в качестве постулатов в речах лидеров германской социал-демократии на партийных съездах и в печати, все более теряли свою практическую ценность, несмотря на заявления её руководителей об их непреходящей значимости. В то время как всё более и более в практической деятельности партии стала доминировать реформистская тенденция, поддерживаемая значительными слоями немецких рабочих, вопросы идейной чистоты, имевшихся разночтений и недоговоренностей всё меньше занимали умы как партийных вождей, так и следовавших за ними масс трудящихся.

Идеи использования обобществленной собственности не только в теории, но и на практике в различных вариантах пронизывают документы германской социал-демократии как до, так и после Бад-Годесбергской партийной программы. Изменившись, идея обобществления собственности не была отброшена под влиянием негативного опыта строительства

КРЕАТИВНАЯ ЭКОНОМИКА И СОЦИАЛЬНЫЕ ИННОВАЦИИ, 1 (2) 2012 социалистического общества в СССР, в ГДР и других странах социалистического блока. И ныне германские социал-демократы ведут активные поиски совмещения интересов общества, государства, частной собственности через механизмы социального партнерства, участие представителей наемных работников в делах предприятия, участия самих наемных работников в его доходах и т.д. [23, с.94-100].

Встает вопрос, в чем же причина имевших место расхождений по вопросу обобществления собственности в государстве будущего, по-разному представленных в программных документах I Интернационала, работах классиков марксизма, программных документах германской социал-демократии, не говоря уже о неоднозначном толковании этой проблемы в выступлениях её вождей и освещении вопроса в партийной печати. По всей видимости, в условиях революции 1848 г., ожидании грядущих революционных битв, существенно более важным был принципиальный вопрос о необходимости уничтожения частной собственности, лежавшей в основе эксплуатации в капиталистическом обществе, понимание неизбежности её экспроприации победившим пролетариатом, а не о формах её дальнейшего использования в интересах трудящихся. Внимание классиков в большей мере занимало исследование условий, ведущих к победоносной пролетарской революции, обоснование её необходимости, расстановки классовых сил в ходе её проведения, выработки тактики действий, а не вопросы дальнейшей организации политической и хозяйственной жизни общества после победы революции. К. Маркс, Ф. Энгельс и их сторонники категорически выступали против конкретизации черт будущего общества, «социальных фантазий», «составления готовых рецептов».

В российском рабочем движении идеи обобществления собственности, по-видимому, впервые встречаются в программе «Северного Союза Русских Рабочих», принятой в декабре 1878 г. Выступая за «правильную ассоциационную организацию труда, представляющую в руки рабочих

КРЕАТИВНАЯ ЭКОНОМИКА И СОЦИАЛЬНЫЕ ИННОВАЦИИ, 1 (2) 2012 производителей продукты и орудия производства», программа указывает на близость стоявших перед нею задач «к социально-демократической партии Запада» [6, с.131].

Примечательно, что проект программы социал-демократической группы «Освобождение Труда», вышедший в Женеве в 1884 г., в унисон с германскими социал-демократами подчеркивал не только «необходимость перехода в коллективную собственность трудящихся всех средств и продуктов производства и сообразной с общественными потребностями организации всех функций социально-экономической жизни», но и высказывался за лассальянские идеи организации «государственной помощи производительным ассоциациям, организующимся во всевозможных отраслях земледелия, добывающей и обрабатывающей промышленности…» [30, с. 172,175]. Однако, если для программ германской социал-демократии это было естественным отражением этапов её идейного и организационного развития, то для программных документов российской социал-демократии это являлось слепым копированием зарубежного опыта старших и более опытных товарищей, не имевшего никакого отношения к особенностям её формирования. Появление лассальянских идей в проекте программы группы «Освобождение Труда» тем более удивительно, что данный проект счел нужным подчеркнуть различие общественных условий в каждой стране, что «вносит элемент разнообразия в программы социалистических партий различных государств» [30, с.174].

Второй проект программы группы «Освобождение Труда» (1885 г.) вновь указал на значимость «перехода в общественную собственность средств и предметов производства» и обоснованность внесения «элементов разнообразия в программах социал-демократов различных государств», не забыв высказаться за «государственную помощь производительным ассоциациям» [2, с.176-177,179].

По иному эти вопросы освещались в проекте программы «Партии русских социал-демократов» (группа Д. Благоева), организованной во второй половине 1884 г. Путь к социализму здесь понимался как необходимость «обобществления труда и равномерного распределения продуктов между всеми», причем «это достижимо в полной мере лишь путем экспроприации земли и орудий производства (фабрик и заводов) в государственную собственность и организации труда на началах коллективизма». С тем чтобы «ускорить и облегчить этот процесс, подготовить путь грядущему воцарению социализма», следовало осуществить вмешательство «государственной власти в экономические отношения» [31, с.183,184]. Необходимость вмешательства государства в экономические отношения составители программы обосновывали недостаточным развитием капитализма в России, рыночных отношений, конкуренции, бедностью подавляющего числа крестьянского населения, проживающего на огромных территориях, неразвитостью классовых отношений [31, с.184]. Однако в этой программе нет четкой позиции её авторов в отношении экспроприированной частной собственности: в одном случае говорится о передаче земли и орудий производства в государственную собственность; в другом - речь идет о переходе фабрик и заводов в руки рабочих ассоциаций [31, с.183,184]. Из рассмотрения других положений программы видна доминирующая роль государства в регулировании важнейших экономических и социальных вопросов жизни общества. Группа «Освобождение Труда», видимо, посчитав себя единственным и истинным представителем марксизма в России, дала «очень неблагоприятную оценку» проекту группы Д. Благоева, «находя его совершенно невыдержанным в марксистском отношении» и предложила воздержаться от его опубликования» [25, с.181].

Следует отметить, что уже в одной из самых ранних своих работ - «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов» (1894 г.) - В. И. Ленин, в целом разделяя позицию К. Маркса и Ф. Энгельса в

КРЕАТИВНАЯ ЭКОНОМИКА И СОЦИАЛЬНЫЕ ИННОВАЦИИ, 1 (2) 2012 отношении огосударствления собственности, выступал за национализацию земли, которая, по его мнению, должна была бы способствовать расцвету складывавшихся фермерских отношений в сельском хозяйстве России и устранить существовавшие феодальные пережитки [9, с.299-300].

В первоначальном варианте статьи «Аграрная программа русской социал-демократии», относящейся к началу 1902 г., В. И. Ленин также выдвигал требование национализации земли, находя его «вполне правильным с принципиальной точки зрения и вполне пригодным для известных моментов», но считал тогда политически нецелесообразным вносить его в программу, «ибо при отсутствии вполне уже упрочившихся, глубоко уже укоренившихся демократических политических учреждений это требование гораздо скорее отвлечет мысль к неясным экспериментам государственного социализма, чем даст толчок свободному развитию классовой борьбы в деревне». Страницы, касающиеся национализации земли, были исключены из текста статьи по настоянию отдельных членов редакции «Искры» и «Зари» [11, с.352-353].

Далеко не все соратники В. И.Ленина были согласны с ним в этом вопросе. Основное отличие проекта муниципализации земли П. П. Маслова (его поддерживал и Г. В. Плеханов) от ленинского проекта состояло в том, что Ленин настаивал на национализации всех земель, Маслов же выступал за сохранение крестьянских надельных земель и земель частновладельческих, не превышавших минимума, определенного крупными органами самоуправления [22,  с.49]. Возражая против ленинского проекта национализации надельных земель, П.П. Маслов говорил, что такая мера вызвала бы «не одну Вандею, а всеобщее восстание крестьянства» против попыток государства вмешаться в распоряжение собственными крестьянскими землями» [32, с.39-42]. Сторонники раздела захваченных земель в частную собственность подчеркивали, что требование национализации «идет несравненно дальше современного крестьянского стремления». Если крестьяне и выступают за передачу всей земли в общественную собственность, то это нельзя понимать буквально. «Ни в коем случае дело у них не идет о том, чтобы превратить владеемую ими землю в собственность государства, - писал Финн-Енотаевский, цитируя Каутского, -но скорее о том, чтобы её увеличить и упрочить. Это их «конечная цель», а то, что они выдают, как национализацию земли, является лишь средством этого» [33, с.69-74; 24, с.18-25]. Соглашаясь с «разделистами» по поводу их толкования сути крестьянской идеи о передаче земли народу, называя её несостоятельной и бессодержательной, В. И. Ленин тем не менее не собирался её отбрасывать, а предлагал использовать её как зацепку для политической пропаганды [32, с.108-110].

Насколько соответствовали эти установки В.И.Ленина интересам самих крестьян? После победы Октябрьской революции 1917 г. в основу земельной политики бы положен разработанный народным комиссаром земледелия эсером Д. Колегаевым «Основной закон о социализации земли», принятый 19 февраля 1918 г., согласно которому практически вся земля была отдана в руки крестьян. (Дата принятия закона символична – ровно 58 лет назад Александр II подписал указ об освобождении крестьян от крепостной зависимости, по которому крестьяне так и не получили землю). Примечательно, что лишь «ничтожная часть земли перешла к коллективным и советским хозяйствам», причем отношение левых эсеров к советским хозяйствам было резко отрицательным [8, с.22-24]. После ухода из правительства левых эсеров власть делала всё, чтобы вовлечь крестьян в коллективные хозяйства, однако эти усилия не увенчались успехом. По словам сотрудника наркомата земледелия экономиста Бориса Книповича «коллективное движение является лишь одним из течений в крестьянском хозяйстве, но отнюдь не вытесняет его. Расчеты на коллективизацию в целях как втягивания крестьянства в социалистическое хозяйство, так и в целях технического подъема крестьянства должны быть оставлены» [8, с.42]. По словам не ангажированного властью проф. П.Першина «вместе с нарастанием аграрной революции начался процесс ликвидации участкового землепользования и прежде всего отрубного…В дальнейшем, когда процесс ликвидации и временного распределения частновладельческих земель закончился, когда произошло первоначальное поравнение внутри волостей и селений, движение крестьянства к участковому землепользованию поднялось с новой силой…Стремление населения перейти к хуторскому и отрубному землепользованию достаточно ясно выявлены в 20 губерниях» Европейской России. «Стихийно нараставшее стремление к обособленному землепользованию выявилось в тот момент, когда лозунгом аграрной политики была коллективизация землепользования и отрицание целесообразности насаждения новых единоличных форм землепользования» [26, с. 70,72-74].

Если «Основной закон о социализации земли» (19 февраля 1918 г.) рассматривался Б. Книпович как «боевое соглашение пролетариата и крестьянства с целью ликвидации остатков старого строя» [8, с.22], то последующая политика власти в отношении единоличников представляла собой, по сути, продолжение гражданской войны в иных формах. Ровно год спустя, в очередную годовщину освобождения крестьян большевики избавились от эсеровского закона о земле и издали свое «Положение о социалистическом землепользовании» от 19 февраля 1919 г., согласно которому «вся земля, независимо от её использователей, объявлена «единым государственным фондом», а «все виды единоличного землепользования были объявлены как «переходящие и отживающие» [21, с.9].

Идеи создания «такого общественного строя, когда фабрики, заводы, пути сообщения, земля и все вообще средства производства будут находиться в руках общества» [5, с.294-295], «перехода всех средств производства – земли, копей, фабрик, заводов и путей сообщения – в руки всего народа» [29, с.304] встречались в проектах программных документов, предшествовавших образованию РСДРП. Поэтому вполне логично и последовательно стремление заменить «частную собственность на средства производства и обращения общественной...», - говорилось в программе РСДРП, принятой на II съезде партии [27, с.60-61]. Буквально те же слова зафиксированы и в новой программе партии, принятой на VIII съезде РКП (б) в марте 1919 г. [28, с.410]. Однако уже в разделе («В области экономической») мы видим более расплывчатые и туманные формулировки по этому вопросу. Речь идет о том, чтобы довести до конца экспроприацию буржуазии, осуществить «превращение средств производства и обращения в собственность Советской республики, т.е. в собственность всех трудящихся», для чего необходимо «объединение всей хозяйственной жизни страны по одному общегосударственному плану; наибольшая централизация производства...» [28, с.421]. Выступая последовательным сторонником национализации собственности, то есть её огосударствления, В. И. Ленин настаивал на этом и в 1917 г., подчеркивая, что «...государственномонополистический капитализм есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет», ибо «социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией» [12, с.192-193].Таким образом, речь идет о намеренном затушевывании проблемы, смещении акцентов и подмене понятий.

Почему же это произошло и в чьих интересах было осуществлено? Почему вместо обобществления собственности произошло её огосударствление? Известный публицист и философ Евгений Лозинский ещё в 1907 г. писал: «Судить о врагах и друзьях своего знамени мы должны не потому, что эти враги и друзья сами говорят о себе и говорят подчас вполне искренно, а потому, что они делают, чем они являются по своей социально- экономической подоплеке и к торжеству чьих именно интересов приводит осуществление их, зачастую весьма красивых по своей внешней фразеологии, но крайне хитросплетенных программ» [13, с.8]. Цель этих программ состояла в следующем: «Необходимо было на глазах уж столько раз обманутого пролетариата и под маской самой уж что ни на есть «неподдельной» дружбы и преданности ему не только создать и упрочить новое общественное движение в пользу эксплуатации и угнетения, но ещё и обеспечить этому движению самую энергичную поддержку «рабочих рук » … Надо было новое восстание рабов, новое инстинктивное стремление их к свету и правде использовать, при помощи всех ученых и усовершенствованных средств обмана и надувательства, в интересах установления новой формы насилия и эксплуатации; надо было во что бы то ни стало влить рабочее движение в такие формы борьбы, которые незаметно и неукоснительно привели бы его к торжеству, - но не рабочих, а интеллигентских интересов и вожделений». Осуществить эти планы был призван «научный социализм» Маркса - Энгельса, претворить их в жизнь взялось социал-демократическое движение всего мира [13, с.28-29]. Вполне можно утверждать, что подобный сценарий был впоследствии реализован в России.

Подтверждение своим мыслям Е.И Лозинский нашел в статье К. Каутского о «классовых интересах» не подозревавшего, что «он в данном месте писал против самого себя и всех своих единомышленников»: «Мы знаем,- подчеркивал Каутский,- что эксплуатируемые эксплуататоры ясно видят всякую эксплуатацию и всякое угнетение, касающееся их, и слепы к эксплуатации и угнетению, практикуемым ими самими.. Они охотно думают, что тот особенный вид эксплуатации, от которого они страдают, есть единственный, на который можно нападать по праву, и потому они объявляют войну всякой эксплуатации и всякому угнетению. К самообману присоединяются часто и демагогические цели: объявляя свою борьбу против особого вида эксплуатации и угнетения борьбой за всеобщую свободу и равенство или, как говорят, за справедливость, они надеются тем самым снискать поддержку низших слоев населения, которые по своему классовому положению склонны всякую подобного рода борьбу делать своей собственной» [7, с.16].

«Пролетариат ни в коем случае не должен догадаться, что социал-демократическая интеллигенция, а следовательно, и вся социал-демократия, есть лишь левое крыло этой великой армии спасения, этого могущественного реформистского течения, взявшего на себя трудную и щекотливую функцию: под маской пролетарской партии оборудовать рабочие массы таким образом, чтобы они «сознательно» подготовляли грядущее царство интеллигенции, грядущий государственный социализм единого, сплоченного образованного общества» [13, с.62]. Вполне возможно, что далеко не все либо не в полном объеме согласятся с данной фразой Е. И. Лозинского, высказанной ещё в начале ХХ в., однако роль бюрократии как тормоза социального развития страны и нового господствующего класса, и в советском обществе, и в современной России чрезвычайно велика.

Придя к власти, оседлав новую политическую силу – растущее рабочее движение, отменив экономические регуляторы и не пользуясь достаточной поддержкой общества, в то же время стремясь обрести её с помощью популистских лозунгов и действий (Декрет о земле и др.), большевики пришли к выводу о необходимости опираться исключительно на административные и силовые ресурсы власти при строительстве нового общества. Определенной предпосылкой для такого подхода стала гражданская война и иностранная интервенция. Данная политика планировалась ещё в годы I мировой войны и всячески разжигалась большевиками после прихода к власти. (Вспомним «Манифест Коммунистической партии» - «пролетариат – могильщик буржуазии»). Не стоит, однако, забывать, что гражданская война не как вынужденное и не зависящее от большевиков явление, а как планировавшийся задолго до прихода к власти и осуществленный впоследствии процесс, растянувшийся на долгие годы, призван был очистить общество от эксплуататоров и их сторонников, от всех в большей или меньшей степени не согласных с проводимой политикой.

Следует отметить, что подобный подход не был случайным и не являлся сиюминутной реакцией на неблагоприятные обстоятельства, сложившиеся внутри страны. Политика, проявившаяся позднее в огосударствлении собственности и становлении административно-командной системы, своими корнями уходила во времена формирования РСДРП, положившей в свою организационную основу принцип централизма, отрицания внутрипартийной демократии, свободы мнений и дискуссий в партии. Если же «внутрипартийная демократия» и существовала в определенные периоды деятельности РСДРП, то это объяснялось невозможностью быстро устранить соперника и в конечном итоге заканчивалось изгнанием несогласных из партии, а впоследствии - и из жизни.

В определенной степени эта политика являлась отражением указанных тенденций и ранее существовавших в российском революционном движении (С. Г. Нечаев, П. Н. Ткачев). Эти же тенденции нашли отражение и в принципах организации российской государственной власти (насилие и административный ресурс). Таким образом, одно насилие было не только противопоставлено другому, под него была подведена научная база («классовая борьба») и оно в дальнейшем было возведено в ранг государственной политики, призванной осчастливить общество. Заметим при этом, что ортодоксальный марксизм классиков рассматривал насилие лишь как временное явление, характерное для переходного периода.

Следует отметить, что отношение к собственности (обобществление или огосударствление) явилось тем оселком, который позволил определить,

КРЕАТИВНАЯ ЭКОНОМИКА И СОЦИАЛЬНЫЕ ИННОВАЦИИ, 1 (2) 2012 намерена ли партия, борясь за политическую власть, осуществлять принципиальные положения своей программы, призванные построить новое общество и освободить человека от эксплуатации и угнетения, создать все условия для его развития.

На долгом пути развития германской социал-демократии были ошибки, рецидивы насилия, опыт управления партийной и государственной собственностью, стремление реализовать только корпоративные интересы рабочего класса и т.д. В конечном итоге это привело к отказу от революционного ниспровержения существующего строя, ощутимым результатам в борьбе за интересы пролетариата, разобщению действий демократических сил, приходу к власти Гитлера, переосмыслению итогов II мировой войны, строительству государства «всеобщего благоденствия» дальнейшему поиску путей преобразования общества на началах толерантности, гуманизма, солидарности.

Германские социал-демократы конца XIX –начала ХХ в., изначально положив в основу своей деятельности наряду с другими принципами обобществление собственности, не отошли от него до настоящего времени, несколько видоизменив и вписав его в существующую действительность, опираясь на компромисс и социальное партнерство, не оставляют попыток взаимодополнить и обогатить общественную и частную собственность, заставить их работать на благо всего общества.