Образ как аспект институциализации

Омский государственный технический университет, Омск, Россия, ,

Omsk State Technical University, Omsk, Russia, ,

широка – социальным институтом в научной литературе может быть названо, по сути, любое общественное явление – от государства, науки и церкви до дедовщины в армии, «сферы досуга» (Stebbins, 2020: 129), «крокетного клуба и лондонского универмага» (Глотов, 2003: 13). И если сегодня можно говорить о ряде наметившихся тенденций в понимании социального института, то его ключевые характеристики до сих пор остаются проблематичными. Непроясненность понятия «социальный институт» также создает сложности в изучении отдельных его аспектов. Гипотезой данной статьи является утверждение о значимой роли образа и наличии особой модели трансформации образа в институциализации. Попытаемся доказать эту мысль, опираясь на философскую реконструкцию понятия «социальный институт» и анализа его «образного» аспекта.

Существует несколько подходов к пониманию социального института. Е.С. Нестеренко, исследовавшая теоретические основы становления социальных институтов, выделяет нормативный, информационный, эволюционный, трансакционный, организационный, функциональный, социологический и контрактный подходы (Нестеренко, 2021). Среди перечисленных подходов наиболее распространенными в научном сообществе являются нормативный, организационный и функциональный подходы. Исторически первый подход связан с переносом из юриспруденции в социологический дискурс понятия «институции», что привело к пониманию социального института как «комплекса санкционированных правил и установок поведения индивида в обществе»1 (нормативный подход). Согласно функциональному подходу, под социальным институтом понимается некий набор функций и социальных ролей членов социальной группы (Симченко, 2010: 292). Также широко распространен организационный подход, когда социальный институт понимается как организация, регламентирующая поведение отдельных её членов. Этот подход представлен, в частности, в «Российской социологической энциклопедии»2. Данные подходы к определению понятия «социальный институт» акцентируют внимание на определенном аспекте его бытия в обществе – нормативном, функциональном или организационном. В этих аспектах социальный институт изучен наиболее обстоятельно, поскольку помогает эффективно решать практические исследовательские задачи в области социологии, политологии и других наук, исследующих конкретные формы организации общества. Общетеоретический, философский подход с необходимостью, помимо вышеперечисленных аспектов существования социального института, должен объяснять принципиальную возможность его бытия.

Наиболее интересным с точки зрения изучаемого в данной статье образного аспекта социального института является информационный подход, развиваемый в англо-американской социологической традиции с 20–30 гг. XX в. Все социальные процессы описываются как интеракции, имплицитно содержащие факты языка и его структуры, а не только актуальную информацию, передаваемую в сообщениях. Таким образом в процессе институциализации существенная роль отводится знаково-символическому компоненту. В данном случае определение социального института основано на когнитивно-коммуникативных процессах, происходящих в обществе. У. Гамильтон называет социальными институтами «вербальные символы, при помощи которых описывается группа социальных обычаев, широко распространенных и неизменяемых»3, Ч. Кули – «определенные установившиеся формы мышления»4.

Онтологическое обоснование такого понимания социального института содержится в классических работах по социальному конструированию реальности П. Бергера и Т. Лукмана, а также Дж. Сёрля. Социальная реальность в этих работах описывается как конструируемая индивидами в обществе посредством языка и социальных действий, а затем объективированная. Отметим, что при всей несхожести социально-философских оснований рассуждений указанных авторов (П. Бергер и Т. Лукман опираются на феноменологическую традицию в понимании общества, а Дж. Сёрль – на натуралистическую), выводы, которые они делают относительно роли языка и смыслов в институциализации, достаточно близки.

П. Бергер и Т. Лукман определяют институциализацию максимально широко, отмечая, что «институциализация имеет место везде, где осуществляется взаимная типизация опривычнен-ных действий деятелями разного рода. Любая такая типизация есть институт»5. Такое широкое определение, по мысли авторов, «подходит для всеобъемлющего анализа базовых социальных процессов»1. Это общее понимание институциализации соседствует в работе П. Бергера и Т. Лук-мана с пониманием институциализации в узком смысле слова – как одного из этапов процесса, включающего в качестве уровней конструирования социальной реальности хабитуализацию, типизацию, институциализацию и реификацию. Таким образом, институциализация в узком смысле слова – один из уровней конструирования реальности. На каждом из этих уровней особый смысл для авторов имеет язык и означивание (значение, приписываемое знакам языка в обществе).

Понятие «образ» является полисемантичным, для целей нашей работы принципиально важно некоторое общее семантическое поле с такими понятиями как «знак» и «миф». Отдавая себе отчет в специфике каждого из перечисленных терминов, отметим те общие черты их значения, которые являются принципиальными для анализа институциализации. В семиотических исследованиях (Фомин, 2018) подчеркивается, что образ – особый вид знака, указывающий на объект в силу сходства с ним. Это сходство самого предмета и знакового средства возникает как следствие метафорического переноса свойств предмета на знаковое (образное) его представление. Происходит двойное означивание ранее уже означенных объектов действительности. Р. Барт называет такую систему из двух этапов означивания («вторичную семиологическую систему») основой мифа2. На основании двойного означивания по принципу сходства образом называют «комплексную семиотическую конструкцию, имеющую в роли знакового средства некоторый первичный знак, а в роли объекта – все фрагменты действительности (факты), подобные этому знаку, в силу того, что этот первичный знак детерминирует по принципу сходства с ними вторичный образный интерпретант» (Фомин, 2018: 44). В пределе возможно бесконечное количество таких ступеней означивания, в результате которого язык будет представлять собой лишь одно бесконечно метафорическое слово. Возможность аккумулировать в процессах означивания бесконечное множество значений и метафорически соединять разрозненные компоненты действительности – наиболее существенные свойства образа, проявляющиеся в институциализации. Дж. Сёрль, описывая соотношение языка и социальной реальности, утверждает, что «каждый институт требует лингвистических элементов внутри этого института»3, а в качестве свойств языка, существенных для конструирования институциональных фактов, называет «существование символического аппарата, например, слов, которые в соответствии с соглашением означают, представляют или отображают в символической форме что-то вне себя»4.

П. Бергер и Т. Лукман выделяют несколько уровней конструирования реальности. Начальный уровень конструирования реальности – хабитуализация – призван сделать любое социальное действие индивида повторяющимся, имеющим характер привычки. «Хабитуализация предусматривает направление и специализацию деятельности, которых недостает биологическому аппарату человека»5. Этот уровень конструирования реальности проявляется даже в изоляции индивида от общества, если какая-то социальная деятельность для него ранее уже вошла в привычку в соответствии с уже имеющимся у индивида опытом в мире социальных институтов. Смысл хабитуализации в освобождении сознания индивида для более продуктивной творческой деятельности, «для рассуждения и инновации»6. Значения, которые содержат выполняемые рутинно действия, являются само собой разумеющимися, неким объективным фактом, с которым индивид сталкивается в повседневности. Эти смыслы не требуют размышления и включаются в общий запас знания социальной общности. Отметим также, что хабитуализации, по мысли П. Бергмана и Т. Лукмана, в первую очередь подвергается язык.

Дж. Сёрль в свою очередь различает институциональные и неинституциональные (грубые) факты. Институциональные факты зависимы от языка, факт частично конструируется мыслями о реальности (а не самой реальностью), т. е. для институционального факта невозможно вовсе или возможно лишь до некоторой степени указать референт, соответствующий ему в реальности. В качестве примера неинституциональных фактов Дж. Сёрль приводит предложение «Я голоден», поясняя, что мы можем испытывать чувство голода, не обращаясь к языку. А в качестве примеров институциональных фактов – деньги и собственность. «Институциональный факт может существовать только если его представляют существующим»7. Чтобы деньги могли функционировать в этом качестве, необходимо чтобы все, использующие деньги, верили, что деньги – это деньги, несмотря на то, что по своим физическим свойствам – это просто клочок бумаги. Таким образом, уровень хабитуализации предполагает наличие языка как такового, даже в самом неразвитом виде, т. е. «опривычнивание» связи между отдельными звуками речи и их значением, а вместе с тем появление неинституциональных и институциональных фактов. В процессах ха-битуализации образ также становится привычным, метафора, составляющая его, «стирается», перестает восприниматься в качестве таковой. В примере о деньгах это могут быть крупные или мелкие деньги. Метафорическая образность в этих выражениях стала привычной и зачастую не осознаётся носителями языка.

Следующий уровень конструирования реальности по П. Бергману и Т. Лукману – типизация. Само по себе наличие социального института означает, что некоторые санкционированные обществом типизированные действия должны совершаться типизированными деятелями, играющими свою социальную роль. Одно из важных социальных приобретений на этом уровне конструирования реальности – в возможности сделать действия Другого предсказуемыми. Кроме того, образцы предписываемых действий позволяют осуществлять процедуру социального контроля. Институ-циализированным знакам приписывается типизированное значение, которым наделяются объекты вне зависимости от связи их с природными свойствами и качествами. Дж. Сёрль описывает сам процесс означивания при помощи логической формулы «Х считать как Y, где Y термин налагает новый статус на объект X посредством коллективной интенциональности… Во всех случаях, когда институциональный факт удовлетворяет формуле “считать Х как Y [в ситуации С]” мы сталкиваемся с символизацией»1. Дж. Сёрль приводит логическую формулу, верную для всех знаков вообще. Уточняя её относительно образа, стоит добавить в эту формулу способ, при помощи которого X сводится к Y. Наиболее частым случаем для образа является метафорический перенос, создающий «словесное изображение», «картинку» реальности. Здесь также можно говорить о действии механизмов двойного означивания, которые были описаны выше, как атрибутивные качества образа. Достаточно показательным примером типизации, оказавшим прямое влияние на социальную реальность, на наш взгляд, является факт переименования в РФ милиции в полицию. В основе второго уровня означивания (из милиции – в полицию) явно находится общекультурный миф о типичных полицейских – высокопрофессиональных служителях закона, проницательных и бескомпромиссных, основанный на соответствующих художественных и литературных произведениях. Тем самым возникает «особая надстроенная семиологическая система, выходящая за рамки языка: её означающее само образовано совокупностью знаков и само по себе является первичной семиологической системой»2.

Институциализация (в узком смысле слова) начинается, когда социальная реальность стала привычной и рутинной, а действия индивидов закрепились в типизированных социальных ролях. Для простоты рассуждения П. Бергер и Т. Лукман обозначают начало процесса институ-циализации вторым поколением неких впервые социализирующихся индивидов А и В, которые уже прошли хабитуализацию и типизацию. Новое поколение (дети А и В) не знает причин хаби-туализированных и типизированных действий, и тем самым «формула “Мы делаем это снова” заменяется формулой “Так это делается”, а мир приобретает устойчивость в сознании, он становится гораздо более реальным и не может быть легко изменен»3. Лишь на этом уровне конструирования реальности становится вполне возможно говорить о социальном как о некоем феномене, подобном в своей объективности природе для каждого вновь социализирующегося поколения. Можно сказать, что в ходе институциализации реализуются предпосылки социальности. Природные феномены и социальные учреждения представляются индивиду равно объективными. В частности, язык, как наиболее важный инструмент социализации, «кажется ребенку присущим природе вещей, и он не может понять его конвенциональности»4. На уровне институциа-лизации оказывается возможным говорить о завершенности модели (конструкта) социального мира, включающей диалектику соотношения экстернализации, объективации и интернализации, подчеркивающей взаимодействие между социальной общностью и сконструированным миром. Эта диалектика, воплощенная в языке, обсуждается Дж. Сёрлем в виде вопроса о том, нужен ли языку язык? Как отмечает Дж. Сёрль, «язык развился как самоидентифицирующая категория институциональных фактов»5. Тем самым институциональные факты не могут существовать без языка, ибо их смысл социален, а не природен. Другая сторона диалектического противоречия заключается в том, что язык, как и любой другой общественный феномен (наряду, например, с деньгами и собственностью), также подвергается институциализации.

Еще одной важной характеристикой институциализации является необходимость легитимации, призванной объяснять каждому новому поколению социальный мир. Как отмечают П. Бергер и Т. Лукман, «расширяющийся институциональный порядок создает соответствующую завесу легитимации, простирающую над ним свое защитное покрывало когнитивной и нормативной ин-терпретаций»1. И далее: «институты должны утверждать свою власть над индивидом (что они и делают) независимо от тех субъективных значений, которые он может придавать каждой конкретной ситуации»2. Двойное означивание, характерное для образа, создает объективную возможность отрыва знака от референта и тем самым появления искаженной информации и симулякров в соответствии с интересами отдельных социальных групп. На этом свойстве образа основан механизм манипуляции сознанием и социального контроля в легитимации. При этом на каждом следующем уровне означивания отрыв образа от реальности только усиливается.

Главным инструментом системы легитимации П. Бергер и Т. Лукман называют язык. Язык способствует фундаментальному наложению логики на объективированный мир. Обыденные знания посредством языка и основанного на нем когнитивного аппарата «упорядочивают мир в объекты, которые должны восприниматься в качестве реальности»3. «Язык объективирует опыт, разделяемый многими, и делает его доступным для всех, кто относится к данной лингвистической общности, становясь, таким образом, и основой, и инструментом коллективного запаса знания»4. Логика языка (а не объективная реальность как таковая) придает смысл и связность отдельным опривычненным знаниям о социальной реальности. Посредством языковой логики создается символический универсум, непротиворечивым образом объясняющий мир и тем самым придающий легитимность социальному порядку. В этом процессе особую роль играет метафоричность образа. Образ создает некую «картину реальности», которая, как известно, дает возможность соединить объекты, не только несопоставимые в процедурах формальной логики, но даже противоречащие друг другу. Примером является такое образное средство, как оксюморон: например, гуманная война.

Наконец, знание о социальной реальности реифицируется, т. е. сконструированная индивидами реальность приобретает самостоятельное существование, объективируясь в продуктах человеческой деятельности, в языке и других знаковых системах. «Знание может вновь и вновь подтверждаться с помощью символических объектов (таких как фетиши или военные эмблемы) и/или символических действий (таких, как религиозный или военный ритуал)»5. П. Бергер и Т. Лук-ман в качестве особого случая объективации называют означивание (сигнификацию). Знак передает субъективные значения, объективируя их для всех членов языковой общности. Знак репрезентирует в реальности непосредственное присутствие субъекта, конструируя для индивида его повседневную жизнь в обществе. Обладая способностью выражать субъективность, языковая система тем не менее остается для индивида объективной, обладающей «внешней фактичностью, которая оказывает на индивида принудительное влияние, подчиняя его своим структурам (например, синтаксическим и грамматическим)»6.

Итак, наш анализ показал, что язык играет в процессе легитимации существенную роль. За языком закрепляется несколько ключевых для институциализации функций: объективации возрастающего опыта социального субъекта; типизации индивидуального переживания и опыта; соединения различных зон реальности повседневной жизни и интеграции их в смысловой универсум. Конкретизируя эти функции относительно образа, стоит сказать, что на различных уровнях институциализации функции образа специализированы, что дает возможность говорить о модели трансформации образа в институциализации. На уровне хабитуализации образность выражений «стерта», это часть «само собой разумеющегося» фона конструируемой реальности. Это первичное означивание образа, когда происходит единичный метафорический перенос значения знака по сходству с референтом. На уровне типизации происходит двойное означивание уже однажды означенного знака, что позволяет создавать определенные типы социальных акторов. Завершенный проект социального мира на уровне институциализации востребует диалектику образа, с одной стороны, как легитимацию символического универсума и отдельных его элементов, а с другой – как постоянную деконструкцию и реконструкцию социальной реальности. На этом уровне наиболее полно проявляется манипулятивный потенциал образа. В процессе реификации образы объективируются, становятся конвенциональными.

На наш взгляд, конкретизация «образного» аспекта институциализации дает возможность более определенно выявить базовые характеристики социального института, включив в него языковой и, в частности, образный аспект.