Общественное развитие как элемент личной безопасности: диалектика социализации и индивидуализации

• V. E. Shedyakov

Independent Researcher, Kiev, Ukraine

SOCIAL DEVELOPMENT AS AN ELEMENT OF PERSONAL SECURITY: THE DIALECTICS OF SOCIALIZATION AND INDIVIDUALIZATION

Обеспечение личной безопасности связано с качеством общественного состояния, оно же меняется на глазах. Постглобальное втягивание в общество знания имеет характер всеобщей закономерности и подчиняет себе вне зависимости от осознания и желаний. Меняется основной вектор направленности и региональные отличия движения между материальным и нематериальным, реальным и виртуальным, телесным и духовным. Трансформируются требования к человеку и обществу, условиям их жизнедеятельности. Исчезает стабильность как социально-политического, так и природного остова жизнедеятельности. Когда же нет постоянства внешней опоры в виде общей идеологии, единственной культуры, стереотипной науки, тогда необходимо признавать и право на существование непохожего, особенного, необычного и готовиться к множественности выбора, непредрешенности жизненного пути и общественного развития. Отсюда — значимость «иначемыслия» как важнейшего общественного ресурса, который гигантски усложняет общественное регулирование и отделение возможного от вредоносного [8; 10; 12]. Включение в социокультурное пространство становится осознанным личностным выбором, становлением как гражданственности, так и общественных отношений.

Между тем преодоление препятствий — неотъемлемый элемент развития личности и общества. Развертывание потенциала происходит в решении задач, в том числе в победе над разнообразными сложностями. Навязывание идеалов «экстремального комфорта» на основе ценностно-смысловых комплексов вокруг эмансипации звериных инстинктов, тяги к праздности и развлечениям либо стяжательству/накопительству, подмена трудностей развития иллюзией жизни губительно не только для человека, но и для конкретного культурно-цивилизационного мира. Духовное, душевное и интеллектуальное напряжение, их эмоциональное и рациональное измерения — элементы не только психического становления отдельного человека, но и социокультурного основания конкуренции культурноцивилизационных миров. Соответственно, разрыв в уровнях их развития таит опасности для общества и отдельного человека. Во время форсированного перехода к новой общественной парадигме личная безопасность заведомо не может опираться на стабильность как прежних, так и новых устоев: прошлое перестало быть, будущее не сформировано. Более того, противостоят и разные модели грядущего. Актуальной оказывается задача обеспечения развития без предательства своего прошлого. Как раз напротив: именно прошлое дает многие совершенно необходимые основания устремленности в достойное будущее. Стремительность парадигмальных изменений кардинально трансформирует и требования к качеству (в частности, своевременности, которая всё более предполагает «игру на опережение») ответов на возникающие вызовы. Между тем среда гиперконкуренции в причинах угроз безопасности переплетает объективные факторы и субъективно формируемые извне и внутри. Соответственно, постглобальный межпарадигмальный скачок означает уже не просто переход политико-экономического лидерства от одного государства к другому, а смену типа структурирования и приоритетов [4–6]. Собственно, конкурентная борьба идет отнюдь не за более точное и своевременное овладение какой-либо одной моделью, а между кардинально разными подходами. Переходный межпарадигмальный период — это и «возвращение к себе», и проведение модернизации на своей собственной основе. Конечно, да, переход — это всегда модернизация, однако новая модернизация — отнюдь не вестернизация. При этом некоторые из ценностных и поведенческих иерархий не соответствуют застарелым канонам внешнего восприятия.

Гармонизация состояний совокупного общественного богатства — необходимое условие и его органичного, устойчивого и продуктивного развития, и безопасности человека. Между тем значение различных форм богатства при разных условиях социальноэкономического воспроизводства подвижно. И выращивание будущего — как определяющих точек развития, так и стимулирующей его общественной среды — предполагает учет характера трансформаций прежде всего главных параметров и факторов общественного богатства (в частности, капитала). С усилением значения интеллектуально-духовной сферы развития соответственно нарастает и ее удельный вес в общественном богатстве, настолько, что собственно капитальные формы накопления перестают соответствовать задачам развития и безопасности, в частности, тормозя развертывание сущностных сил [1; 2].

Так, среди разнообразия характеристик приходящей эпохи выделяются связанные с нарастанием духовного производства и интеллектоемкого творчества: они не просто формируют оси дальнейших трансформаций, но и в существенной мере задают саму их среду. Между тем для ризомического развития (где заведомо непредопределяем потенциал каждой «почки» социально-экономических трансформаций) именно это обстоятельство способно стать решающим. Осуществленный с переходом от Традиции к Модерну сдвиг общественно необходимой концентрации рабочей силы из сферы сельского хозяйства в промышленность ныне сменяется запросом на творчество (прежде всего интеллектуальное). И чем более энергетические и мускульные функции становятся прерогативой сначала механизмов, затем машин, а потом и роботосистем, тем сильнее заинтересованность в концентрации человека на творчестве (прежде всего интеллектуальнодуховном). Таким образом, именно комбинации творческих задатков, сугубо личностные по своей сути, оказываются наиболее ценной (и потому общественно востребуемой) частью социальной активности [3; 9; 12; 14].

Между тем творчество по своему характеру «не-труд» и предполагает иные сочетания мотиваций. Исходя из этого как отчужденный труд рождает и делает массовидным феномен «человека экономического», так свободное самодеятельное творчество воспроизводит и делает общественно необходимым «человека творческого», радикально меняя поведенческие приоритеты и механизмы детерминации, усиливая специфику соотношения макро- и микрофакторов развития экономических отношений, повышая требования к свободе и ответственности людей на основании народных традиций, исторического опыта и социального наследия. Отсюда, соответственно, общественная потребность в постоянном мотивировании и обучении при акценте на воспитании характеристик «человека разумного», а не «человека умелого», в экономическом поведении — не «человека экономического», а «человека творческого», не «потребителя» или «пройдохи», а «созидателя», с формированием и комплексной, стимулирующей желательные изменения общественной среды, и кластеров развития [11; 13]. Между тем для достижения свободы необходимо становление ответственности и самодисципли-ны/самоограничения. Человек, полностью разложимый на производителя и потребителя, отчужден как от деятельности, так и от жизни. Противопоставление производства — потребления, времени труда и досуга преодолевается свободой творческого самовоплощения (прежде всего в труде и управлении). Так, в творчестве и необходимость становится под- чиненным элементом развития и реализации. Творчество становится не только идеально всеобщим, но и реально всеобщим фактором воспроизводства. Система принуждения — экономического или внеэкономического — закабаляет, закрепляя специализацию каждого при отборе случайных для самого индивида способностей и потребностей. Вместе с тем случайность этого предпочтения делает его эффективность частной, в общественном же масштабе утрачивается наиболее ценный — именно творческий — потенциал. Творчество отрицает принуждение. Однако отчуждение — принудительная социализация в неприсущих человеку формах — общественно необходимо до создания адекватного материального и духовного фундамента самораскрытия человека. При этом необходимость раскрывает потенциал свободы; всеобщность/тотальность отчуждения акцентирует иррационально-превращенные формы реализации творческой одаренности человека.

С одной стороны, счастливый, нашедший свое место в жизни и ведущий деятельность на условиях, отвечающих представлениям о справедливом и нормативном, состоявшийся как личность человек и трудится, и проявляет себя в прочих сферах самореализации совершенно иначе, нежели отчужденный, отверженный, общественно ограниченный индивид. Соответственно, у человека меняются его цели, ценности, интересы, стимулы, заинтересованность и т. д. В этих условиях дополнительные вложения в человека — это вовсе не обременительная социальная нагрузка, а непременное условие качественного участия в конкурентной борьбе на верхних этажах экономики, где место экономии на переменном капитале в качестве магистрального направления получения стратегического выигрыша занимает творческий интеллектоемкий труд, требующий тщательной подготовки и обеспечения. С другой стороны, по известной формуле «есть покой и воля», да и самоуспокоенность — душевная подлость, снижающая тонус духовного поиска. В этом контексте духовная и физиологическая сытость, моральное и физическое потребительство — этапы мещанства, элементы обезличивания, умирания творческой личности. Новое рождается в неуспокоенности. Опасность, риск отнюдь не заставляют прекратить творчество, а зачастую стимулируют его; трагедии выращивают из дарования настоящую величину.

Вместе с тем принципиальная постглобальная развитийная плюральность мультиплицирует историческую непредрешенность, в частности зависимость результата от качества субъектности. При этом диалектика опредмечивания — распредмечивания в человеческой жизнедеятельности позволяет оптимизировать формы интеграции, вырабатывая общественно и индивидуально приемлемые механизмы партнерства. Соответственно, серия неправильных выборов может привести страну в тупик деградации, элементом которого становится, например, «дурная бесконечность», «колесо инферно». И если путанику свойственно ошибаться, то манипулятору — навязывать путь ошибок. Вместе с тем для некоторых элементов хозяйственной структуры именно закрытость и является фактором фиксации отсталости, а обособленность — фактором внешней манипулируемости. Причем достигнутый уровень совокупного физического и ментального потребления и выделяемых отходов, характерный для привилегированных ныне регионов, даже близко не может быть распространен на всех из-за уровня давления на среду обитания, однако и сохранять анклавы комфортной жизни среди эксплуатируемых регионов всё сложнее, прежде всего из-за процессов природной и социальной диффузии. Соответственно, трансформируется комплекс проблем по обеспечению обществом существования и функционирования в условиях «стабильной нестабильности», когда может «проснуться», открыв решающее направление развития как внутреннего, так и внешнего воздействия, любая «почка» ризомы. Способность к устойчивости и изменению культурно-цивилизационных миров во многом определяется сплетенностью (в частности, под влиянием исторического опыта, социокультурного наследия и ментальных матриц народа) объективных и субъективных факторов структурирования, формирующих разнокачественные обратные связи и отношение к творчеству (индивидуальному и массовому, в труде и управлении). Отсюда — важность перехода от отношений «начальник — подчиненный» к отношениям «коллега — коллега», от администрирования к умению убеждать и заинтересовывать. Более того, победа в конкуренции становится функцией от активизации/развития своего научно-интеллектуального потенциала и умения оперировать чужим. Поэтому раскрытие роли интеллектуальнодуховной загрузки содержания процессов опредмечивания-распредмечивания на категориальном (а не бытовом) уровне требует внимания к распространению когнитивного использования потенциала понятий субъектного начала и субъектных отношений. Естественный практико-теоретический интерес вызывает подход, в соответствии с которым субъектное отношение может быть вполне объективным, полностью материальным, массовидным и существующим независимо от того, как оно отражено в сознании людей. Но отличается от «чисто» объективного тем, что непременно должно пройти для своей реализации через сознание. Например, анализ отчуждения осуществляется в виде исследования именно субъектного отношения [7, с. 12–22].

Так, необходимость приобретения «природоподобия», умения жить в гармонии с окружающей средой (в том числе общественной) и объективные условия выхода на новые рубежи киберсоциализации переплетаются с субъектностью преобразований, в рамках которой и формируется ответ на вопрос, в чьих интересах и за чей счет произойдут изменения. Переходный к новой парадигме период требует не только поддержания гармонии между экономическим ростом и социальными стандартами жизнедеятельности, но и решения задач как укрепления фундамента (в частности, ценностно-смыслового) для будущего, так и сохранения настоящего, что, в частности, выражается в балансе стратегии и тактики, сверхпроекта и многочисленных малых проектов. Ядром (пере)формирования социокультурного пространства становятся ценностно-смысловые комплексы — духовнонравственные и мировоззренческие структуры, включающие в себя социальные элементы, как кросс-культурные, так и специфические для каждого конкретного культурноцивилизационного мира; содержание которых тесно связано с особенностями ценностных иерархий при реализации ценностных коррелятов в системе оценки. Одним из ведущих факторов становления социокультурного простора является сверхпроект развития, рождающий чувство сопричастности и гордости за совместные общественные свершения, а также позволяющий как найти свое место в нем, так и осуществлять развитие своих сущностных сил. При этом общественный сверхпроект консолидирует «дух эпохи» и определяет субъектность изменений, а социокультурная общность как целое становится субъектом рефлексивных отбора вариантов и оценки социального поведения. Внутренняя структура культурно-цивилизационных миров определяется исторической чередой сверхпроектов, сосредоточивающих в себе сущность их порывов исторического творчества.

Соответственно, и социальное управление следует от жесткости к мягкости и «дружелюбию», от массовости к компактности, от детерминированности технологией к выбору технологий, от определенности организационных границ к их размытости и подвижности. Развитие личности и персонализация деятельности вместо нивелирования людей и усреднения функций становятся наиболее эффективным фактором эффективных социальных технологий. Вместе с тем и на острие отчуждающих сил всё более закономерно находятся творческие (в частности, интеллектуально-духовные) задатки индивида. Модели мировоззрения, жизнеустройства и развития предполагают либо доверие к человеку и развитие его просоциального творчества (прежде всего в деятельности и управлении), либо манипулирование массы элитой, что наиболее остро проявляется в антагонизме народовластия и олигархата, следовательно, векторов суверенитета и компрадорства. Соответст- венно, общество и государство в состоянии стимулировать тот или иной выбор. Гармонизация индивидуального и социального, баланс составляющих открытости и закрытости, возможностей пострыночного механизма и публично-приватного взаимодействия предусматривает при этом формы сочетания энергии частной инициативы и предпринимательства с гибким государственным регулированием. Так, например, очевидно, что высвобождение человека от мелкой коммунально-бытовой рутины — серьезный шаг к усилению потоков развития и реализации его сущностных сил в общественно-полезном творчестве (прежде всего интеллектуально-духовном). Соответствующим образом и постсовременное видение государства общего блага предполагает отнюдь не ориентацию на скопление разнообразных социальных иждивенцев и их обслуги, а активную поддержку творчества (прежде всего интеллектуально-духовного) с реализацией приоритета человека, его прав и свобод; социальной справедливости, то есть социального равенства людей в правах и возможностях; солидарности, понимаемой как выражение соборной общности человечества и сочувствия к жертвам несправедливости. Характер постглобализма оказывается восприимчив к социальным комбинациям потребительского самоограничения в пользу творческого процесса и индивидуальной самодисциплины ради реализации сущностных сил. И конечный вектор изменения образа жизни всё в большей мере формируется под воздействием общественного выбора: творить или вытворять, действовать в соответствии с логикой развития мира или же под определяющим влиянием субъективных прихотей.

Природа же рефлексивного понимания и управления требует внимания и учета качеств не только объективной, но и субъективной составляющей исторического процесса, в частности деятельных и возможных участников, актива и пассива перемен, союзников и противников, их структурной и функциональной определенности. Безопасность и развитие обеспечиваются функционированием контуров координации и самоуправления, системность которых предопределяет характер и качество ответов социальной целостности на внутренние и внешние вызовы. При этом децентрация управления как соответствующая процессам нарастания диффузии знаний, умений и навыков повышает устойчивость не только системы управления, но и всей общественной целостности, вызывая активизацию иммунных сил социального организма. Продуктивные пути социально-экономического развития предполагают воспроизводство органичных общественных форм. С одной стороны, попытки «пришпорить» историю могут спровоцировать переход к реализации затратных вариантов существования и роста, при которых достижение результатов и оказывается сопряженным с надрывом производительных сил общества, и становится мимолетным, зачастую вовсе отторгаясь последующим ходом социально-политических процессов. С другой — существуют и возможности оптимизации хода трансформаций, и исторически обусловленные ресурсные базы, и методологии воздействия на процессы общественного развития. Изменчивость тех и других испытывает серьезное влияние со стороны тенденций к усилению постсовременных признаков общественной среды, предоставляя дополнительные шансы для осуществления как позитивных, так и негативных мутаций общественного организма.

Противоборствующие тенденции гуманизации/расчеловечивания распространяются на процессы как индивидуализации, так и социализации. Реализация потенциала восходящей волны метаморфоз при этом, очевидно, связана с всесторонним очеловечиванием общественных отношений. Вместе с тем реализация принципов гуманизма предполагает необходимость как приращения совокупного социально-экономического капитала, так и отсутствия резкого перепада в его распределении в обществе. По-прежнему существуют два мощных приоритета социально-экономического развития и определяющие показатели общественного прогресса. Во-первых, жизнь человека, ее качество и длительность. Во- вторых, достижения цивилизации, культурное наследие. Первое направление фиксируется прежде всего корзинами социально-экономических, политических и духовноидеологических прав человека, его уверенностью в завтрашнем дне, возможностями самореализации и т. п. Государство и власть состоятельны в том случае, если могут обеспечить безопасность, развитие и реализацию творческих возможностей каждого. Заново актуализируется выбор: обеспечение государством полноты реализации эгоистических, узкокорыстных интересов некоторых или же решение гораздо более широких задач с опорой в том числе и на частную заинтересованность, и на индивидуальную творческую инициативу. Динамизм же и направленность формообразования зависят от качества исторической череды сверхпроектов, которые могут заметно изменяться, перенимая черты всё новых носителей. Сутью некоторых из них может стать в том числе и отрицательная моральная сила агрессии, уничтожения, завоевания, которая, тем не менее, рано или поздно уничтожает себя и искушенных собою.

Таким образом, ныне человечество создало комплекс предпосылок, который может послужить не только кардинальному взлету творческого гения и условий жизнедеятельности, но и откату в неоархаику — вплоть до взаимного уничтожения с ущербом (порой непоправимым) окружающей среде. При конвейеризации общественно значимых инноваций значимость знаний имеет ныне тенденцию повышаться настолько значительно, что порой формируемый социум характеризуют как общество знаний. С одной стороны, движение в направлении формирования общества знаний не могло не усилить объективные основания для востребованности занятых в интеллектоемком (в частности, в духовном) производстве. С другой стороны, обеспечение исторической субъектности и независимости неотъемлемо связано с приоритетностью развития и реализации научно-интеллектуального потенциала. То и другое сдвигает соотношение социализации и индивидуализации от стандартов массового производства с нивелированием различий к общественной заинтересованности в развитии и просоциальной реализации именно уникальной, сугубо индивидуальной комбинации одаренности. Это, соответственно, предполагает дрейф продуктивности стимулов и методов управления и, в свою очередь, требует организационно-управленческой коррекции. Так, зачастую формально-демократический фасад и привлекательная витрина государства скрывают возможности и поддерживать социальный мир, и карать бросающих действительно серьезный вызов. Увеличивается и мощность потоков средств общества в частные карманы, воспроизводя механизмы и формы так называемой «всеобщей частной собственности». Однако возможности государства не должны превращаться в достояние его фаворитов, в частности в собственность топ-менеджеров. Следовательно, в предотвращении негативных сценариев возрастает роль не только трудовой, но и контрольноуправленческой активности народных масс, к чему население необходимо готовить и чему надо учить. Разумеется, богатство страны — функция не столько ресурсных возможностей, сколько качества их использования. Соответственно, кардинально меняются оптимальные схемы организации трудовых отношений, оттесняются подходы, базирующиеся на фордистской концепции восприятия деятельности и соответствующей культуре управления. А ставка на высокотехнологичные отрасли и высококвалифицированных специалистов ведет, с одной стороны, к повышению роли когнитариата (концентрирующего создающих с помощью знаний) с присущей ему шкалой ценностей и требований, с другой — к необходимости как регулярного обновления знаний, умений и навыков персонала, так и изменения самого воспроизводства, сдвигая ресурсно-методологические конкретики, обеспечивающие близкое к оптимальному поведение. К парадигмальности масштаба и качества начавшихся подвижек надо привыкать и использовать эти процессы. С изменением условий выживает тот, кто готов и сможет использовать новые тенденции в свою пользу.

Реализация исторической субъектности народа при переходе к обществу знания тесно связана с совершенствованием организационно-управленческих (в частности, психологопедагогических) отношений. Органичное управление неразделимо с системой; никакая «бригада менеджеров» не может быть эффективным, изолированным от своего народа блоком управления. Методология стимулирования желательных изменений составляет адекватный условиям регулятивный принцип постсовременности.