Общество: "человейник" или социум?

Сибирский государственный университет геосистем и технологий, Новосибирск, Россия, ,

Siberian State University of Geosystems and Technologies, Novosibirsk, Russia, ,

Образ «человейника» у А.А. Зиновьева . А.А. Зиновьев занялся изучением современных тенденций эволюции человечества в 90-х гг. прошлого столетия. Изложение его концепции развития социума представлено в монографиях «На пути к сверхобществу» (Зиновьев, 2004) и «Логическая социология» (Зиновьев, 2008). Отказываясь следовать экономическому детерминизму марксистов и технологическому детерминизму адептов постиндустриального общества от Г. Кана до У. Ростоу и Э. Тоффлера, А. Зиновьев рассматривал человеческие объединения в зависимости от типа межиндивидуальных связей и их адекватности «человеческому материалу» (Зиновьев, 2004).

«Человеческий материал – это совокупность черт характера народа, неравномерно распределённых среди его отдельных представителей; тип социальной организации и конкретный человеческий материал тесно связаны» (Гусейнов, 2000: 14). Рассматривая общность как совокупность

отдельных особей, А. Зиновьев ввел понятие «человейник», даже по созвучию аналогичное муравейнику. Мыслитель «подчеркивал роль биологической эволюции в возникновении человеческих объединений и показывал направление социальной эволюции в сторону максимального разделения функций, по аналогии с коллективными насекомыми» (Крылов, 2010: 381–383).

«Человейники отличаются от животных сообществ лишь плотностью связей: людей много, и им приходится вступать в тесные отношения. Человейники имеют общую историческую жизнь в течение поколений; действуют как единое целое; обладают сложным и функциональным устройством; владеют определённой территорией; имеют внутреннюю автономию, внутреннюю и внешнюю идентификацию» (Гусейнов, 2000: 14).

Эволюция человейника включает три стадии: «предобщество – примитивные или родовые общества; общество – объединение людей, исторически сложившееся как единое целое; глобальное сверхобщество, состоящее из неоднородного человеческого материала»1. «Человей-ники различаются по типу социального времени, которое способно к расширению, сжатию, может идти вспять; иными словами, им можно владеть. Предобщество живет в вечном социальном настоящем, общество способно владеть прошлым, а сверхобщество управляет своим будущим, этим проектированием будет заниматься узкая группа людей» (Крылов, 2010: 387–389).

Общественную жизнь определяют три аспекта отношений между человеческими особями. Трудовой аспект относится к производству средств существования. Коммунальный – затрагивает отношения индивидов в больших массах людей и задает статус особи в социальной иерархии. Ментальный аспект влияет на ценностные ориентации и легитимное поведение в чисто субъективном плане вне понятий истинности и ложности.

Различия в человеческих общностях А. Зиновьев усматривает в доминировании одного из этих трех аспектов. Так, для традиционных с элементами архаики обществ характерно превалирование ментального начала с большим удельным весом религии, обычаев и моральных норм. Таковы общества «третьего мира» или, как их называют, «развивающихся стран».

В капиталистических обществах, обществах потребления, на передний план выступает деловой аспект: это материальный достаток, наличие многообразных услуг и социальных гарантий. Это так называемые «западные демократии».

В социалистических же странах «преобладает аспект коммунальности» (Крылов, 2010: 386). Так, «советское общество возникло на основе коммунальных отношений и стало обществом коммунистическим» (Гусейнов, 2000: 13–14), а в таком обществе главенствуют отношения власти и подчинения, общественные статусы, управленческая иерархия и командно-административная система. Заметим, что такой тип социальности характерен не только для советского общества, но и для восточного типа государственности вообще от Древнего Египта до Древнего Китая с мощным фактором централизации власти и собственности. Так, общепринято и привычно противопоставление западного индивидуализма и восточного коллективизма. Однако полагаем, что эти модели представляют собой асимптоты с отчетливыми заимствованиями одних у других. Это рыночная экономика в Японии и Китае и европейский социализм в Норвегии или Швеции.

Уподобление людей муравьям или пчелам не изобретение А. Зиновьева. Еще Аристотель называл человека «общественным животным», а население полиса сравнивал с обитательницами улья2. Известный этолог Реми Шовен проводил параллели между людьми и муравьями на том сновании, что они живут сообща, строят «города» и у них есть разделение труда и субординация внутри семьи3.

Есть в романе американского писателя-фантаста Клиффорда Саймака «Город»4 эпизод, когда его герой Уэбстер рассуждал о том, что помешало муравьям стать разумными и создать цивилизацию. «Его идея состояла в том, что муравьи – насекомые, холоднокровные существа, а поэтому зимой они впадают в спячку и забывают все, чему научились за лето. Уэбстер решил помочь муравьям и осенью в ближнем лесу накрыл большой муравейник стеклянным куполом. Когда весной он с приятелем пришел посмотреть на предмет своей заботы, друзья увидели, что стеклянный купол в нескольких местах пробуравлен, из-под купола торчат трубы и из них вьется дымок. Муравьи завели промышленность!» (Крюков, 2018: 70). Но это юмор. Ничего подобного быть не может, потому что людей породило не общение, а совместная предметная деятельность – труд.

Сущность социума. Продуктами труда являются рукотворные вещи, каких нет и не может быть в естественной природной среде, поэтому совокупность таких вещей образует искусственную среду обитания человека, в которой сам человек приобретает разум как опыт предметных операций, манипулирования вещами. На основе первичных вещей появляются вторичные вещи – знаки как дубликаты, репрезентанты вещей и удобные инструменты общения. А на основе стереотипов специализированных действий отдельных людей формируются матрицы поведения, социальные роли, которые становятся вторичными формами личности, статусами в сфере общественных отношений. Из этих элементов монтируется культура, которая представляет собой такую материальную среду и духовный, символический ее дубликат, для которых характерен искусственный способ существования.

Слово «культура» (от лат. colere – обрабатывать землю; отсюда существительное cultura – обработка и то, что является ее результатом) впервые употребил древнеримский писатель и увлеченный огородник Тит Порций Катон, который написал трактат в стихах «Земледелие»1. Затем знаменитый античный оратор Цицерон произносил в римском сенате речь «О воспитании юношества», и в этой речи использовал слово «культура» как риторическое средство, сравнивая воспитание детей с возделыванием растений, которые необходимо пестовать, удобрять и поливать, прореживать посадки от сорняков, ухаживать за всходами и всячески их опекать»2.

Человек создает и культивирует «вторую природу», ноосферу своего обитания, ойкумену – освоенную и обжитую территорию. Эту материальную основу человек дублирует духовной оболочкой – многочисленными знаковыми системами, прежде всего языками, которые имплицитно содержат в себе всю информацию о вещах и предметных операциях с ними. Повторяя многократно стандартные, стереотипные ситуации поведения в сфере общения, человек формирует социальные роли, из которых складываются общественные институции. Причем как знаки вторичны по отношению к вещам, так и институции производны от персонифицированных связей людей: формализовать социальную роль возможно лишь на базе изначально живого общения, впоследствии кодифицированного и ставшего нормой.

Относительно же трех моделей коммуникативности А. Зиновьева следует отметить, что они представляют собой не последовательные ступени становления суперобщества, а реальные аспекты существования любого социума как взаимно дополняющие грани, стороны социальной жизни. Какая из них на каком-то этапе выступает на первый план – это историческая вариация. В чистом же виде они суть лишь тенденции и асимптоты общественного развития. Интеграция, глобализация и обособление, автаркия суть пределы общественного взаимодействия – так же, как унификация, стандартизация и своеобразие, неповторимость общественных организмов. Причем эти пары контрарны: усиление одной неминуемо ослабляет другую.

Следует сказать, что так проявляется диалектика истории – при формальном единстве и проповедовании общих ценностей человеческий социум противопоставляет себя себе: «быть единым человечеством, но при этом пить кока-колу, жевать сникерсы, танцевать ламбаду и смотреть новости CNN или же сохранять самобытность, пить квас, хлебать щи, плясать камаринского, слушать сообщения Информбюро и при этом ощетиниваться ракетами, вести идеологическую борьбу и воздвигать “железный занавес”. Увы, и то, и другое – одинаково плохо» (Крюков, 2018: 148).

Вывод . Исследование имеет хорошие перспективы для более детального анализа элементов культуры – людей, вещей, знаков и институтов, а также выдвижения новых аргументов против редукционизма и биологизаторства в понимании сущности социальной системы и ее специфического, искусственного способа существования. Отличительная характеристика человечества состоит не в том, что люди живут вместе – многие биологические виды тоже живут сообществами. Людей выделяет из природы их принадлежность к техносфере с ее эволюцией в ноосферу, поэтому они суть продукт не сосуществования и коммуникации, а коллективной предметной деятельности, сотрудничества и кооперации.