Обыденное и теоретическое сознание в контексте кризиса человеческой сущности: постановка проблемы

He секрет, что современное состояние общества можно охарактеризовать как кризисное. С каждым годом множится число научных работ, принадлежащих представителям различных научных дисциплин, в которых описываются кризисные тенденции во всех сферах современной общественной жизни. Если исходить из принципов материалистического понимания общества, то все эти сферы в конечном счете зависят от сферы экономической. Но есть ли шанс на «перезагрузку» сердца мировой экономики? Действительно, в экономике известна эмпирическая закономерность, согласно которой рецессия сменяется ростом. Однако эксперты МВФ даже в 2018 г. констатировали, что восстановление после кризиса 2008 г. было очень медленным и неравномерным, — настолько, что более половины экономик мира так и не вернулось к объемам производства десятилетней давности [Чень В. и др., 2018]. А уже через два года после опубликования данного исследования и это слабое восстановление было подорвано социальными импактами пандемии COVID-19, которой не смогли достойно противостоять и страны с, казалось бы, самым высоким уровнем социально-экономического развития. Эти негативные тенденции резюмирует П. Мейсон, автор нашумевшей книги «Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему», приводящий оценку Организации экономического сотрудничества и развития: «...В ближайшие пятьдесят лет в развитом мире рост будет “слабым”. Неравенство вырастет на 40 %. Даже в развивающихся странах рост выдохнется к 2060 году». Таким образом, «для развитого мира лучшие времена капитализма уже позади, а для остальных стран они закончатся еще при нашей жизни» [Мейсон П., 2016, с. 3].

Впрочем, собственно экономические показатели социального неблагополучия, вероятно, выступают следствием кризиса самого человека как «главной производительной силы», которые могут и должны быть предметом пристального внимания социальных философов. Этой более глубокой точки зрения придерживаются и сторонники современного материализма. Согласно этой позиции специфика современного глобального кризиса состоит в том, что он представляет собой наложение формационного, цивилизационного, геополитического и мировоззренческого кризисов. Формационный кризис — это кризис глобального капитализма как общественноэкономической формации, исчерпавшей все возможности для развития в ходе глобализации, распространения капиталистических отношений на все без исключения регионы мира. Глобализация в ее современной форме неразрывно связана с капиталистическими производственными отношениями, что дает основания определять цивилизационный кризис как кризис буржуазной цивилизации. В «ядре» современной капиталистической мир-системы (по Э. Валлерстайну) находятся США и другие наиболее развитые страны. В ходе глобализации страны ядра переносят промышленное производство в страны периферии и полупериферии для извлечения дополнительной прибыли вследствие дешевизны рабочей силы, более низких требований к безопасности производства и т.д. Но такой перенос одновременно ослабляет производительные силы (по крайней мере, в индустриальном секторе) стран ядра. Центр капиталистической мир-системы постепенно смещается в Юго-Восточную Азию, что создает предпосылки для геополитического кризиса. Геополитический кризис выражается в агрессивной политике стран «ядра» в отношении периферийных и полу-периферийных стран, проводящих сколько-нибудь самостоятельную политику (в мерах экономического давления и даже государственных переворотах, в т.ч. методами «цветных революций»), Естественной реакцией на такую политику оказывается рост международного терроризма на почве религиозного фундаментализма в странах, ставших ее жертвами. Наконец, суть мировоззренческого кризиса состоит в возникновении «рыхлой» социальной реальности, которая провоцирует в сознании как обывателей, так и теоретиков постмодернистские химерические образования, стирает границы между мужским и женским, добром и злом, героизмом и предательством [Мусаелян Л.А., 2016, с. 108-111].

Похоже, что речь действительно идет об антропологическом кризисе, затрагивающем глубинные основания общественной жизни, саму человеческую сущность. Исследованное в свое время К. Марксом расщепление сущности человека на индивидуальную и родовую и их отчуждение друг от друга возникает вследствие общественного разделения труда. С одной стороны, в процессе развития общества родовая сущность человека обогащается, усложняется. Однако происходит это за счет обеднения, упрощения индивидуальной сущности человека — общество в целом развивается, но, с другой стороны, каждый отдельный индивид становится все более частичным и примитивным. Особая форма выражения такого «частичного человека» возникает на капиталистическом этапе развития общества в связи с формированием так называемого Ното economicus [Берман Г.Дж., 1999, с. 383], все потребности и способности которого сводятся к чисто экономическим. Человеком такой индивид чувствует себя только в актах потребления, утрачивая свой творческий потенциал, фактически, — саму социальность. Известно, что такое состояние человеческого общества нередко объясняется философами, испытавшими влияние марксизма, как закат «предыстории» человечества, который вместе с негативными чертами деградации архаичного общества несет в себе и черты перехода к новой цивилизации. В недрах трансформирующегося капитализма вызревает «всеобщий (научный) труд», дающий в перспективе основу для существования универсально развитых индивидов и устраняющий из общественного производства стоимостные отношения [Мусаелян Л.А., 2016, с. 119].

Представляется, что в изложенных принципах фиксируется в целом адекватная научнотеоретическая интерпретация современного общественного кризиса: эта интерпретация дает картину сложившихся объективных предпосылок для глубоких преобразований производственных отношений и социальных институтов. Тем более что исследователи на протяжении последних десятилетий фиксируют как расслоение среднего класса [Кастельс М., 2000; Мартин Г.-П., Шу-манн X., 2001], так и быстрое расширение мирового рынка наемной рабочей силы, причем все это на фоне деградации элементов социального государства, что также считается исследователями проявлением кризиса Ношо economicus [Шарков А.В., 2019]. Если в 1980 г. в мире насчитывалось всего 1,9 млрд наемных работников, то к

2007 г. их число увеличилось до 3,1 млрд. Около 1,2 млрд человек из Китая, Индии и бывшего СССР пополнили глобальный рынок труда. 73 % рабочих проживает сегодня в развивающихся странах [Ghose A. et al, 2008, р. 9-10]. Столь многочисленной армии наемного труда капиталистический мир не видел никогда. При этом исследователи подчеркивают ухудшение материального положения многочисленных групп населения (в первую очередь — наемных работников), особенно усилившееся в условиях пандемии. Как отмечается, «возникают две острые проблемы: поддержка теряющих работу и малого и среднего бизнеса, теряющего доходы и увольняющего избыточный персонал. Дальше потребуется все больше поддерживать слои (отрасли, регионы), в которых карантины истощают сбережения и ресурсы и угрожают работоспособности активов... в дальнейшем ситуация будет осложняться неравномерностью потерь в ходе рецессии, накоплением долгов и ухудшением положения в бедных и отдаленных странах» [Григорьев Л.М. и др., 2020, с. 21].

Однако вместе с тем факты свидетельствуют о том, что одних этих предпосылок для начала глубокого преобразования производственных отношений и социальных институтов, для преодоления кризиса и продолжения прогрессивного развития общества оказывается недостаточно. Кризис XXI в. недаром называют «долгим», несмотря на ухудшение материального положения значительных групп населения в ходе пандемии, фактор «отложенного спроса» в настоящее время справедливо трактуется исследователям как более важный, нежели выступления трудящихся [Bloem J.R., Salemi С, 2021]. Ситуация с предпосылками и необходимостью глубоких структурных преобразований общества чем-то напоминает историю с загадкой «молчания Вселенной» — при очевидном существовании объективных закономерностей, ведущих к формированию высших уровней организации на планетах земного типа, при открытии сотен таких планет ни биологических, ни социальных внеземных существ в космосе до сих пор не обнаружено [Forgan D.H., 2019, р. 15].

Проблема и рабочая гипотеза

Таким образом, точка зрения современного материалистического понимания общества и истории встречается с определенным теоретическим затруднением. Его можно сформулировать следующим образом: какие факторы приводят к «кон- сервации» производственных отношений и социальных институтов в их существующем, все менее адекватном современным вызовам, виде вопреки все более существенным проявлениям экономического кризиса? Рабочей гипотезой нашего исследования является предположение, что к числу таких факторов следует отнести определенные деформации обыденного и теоретического сознания и их отношения.

Обсуждение

Начнем с определений базовых для данного исследования понятий обыденного и теоретического сознания как двух особых, но связанных уровней общественного сознания исходя из их происхождения и содержания. Сразу отметим, что такие принципы их определения не разделяются, по крайней мере, значительной частью представителей современной неклассической философии, выступающих против «бинарного мышления», различающего явление и сущность [Перлов А.М., 2016, с. 197]. Симптоматично, например, что в «Новой философской энциклопедии» [Новая философская энциклопедия..., 2010] специальных статей, посвященных обыденному и теоретическому сознанию, мы не найдем, хотя будучи неопределенными, они используются во многих десятках статей этой энциклопедии. Представляется, что в качестве рабочих (предварительных) определений обыденного и теоретического сознания можно предложить следующие. Обыденное сознание — это уровень общественного сознания, непосредственно отражающий реальный процесс жизни людей в форме взглядов, чувств, иллюзий, простых закономерностей. Теоретическое сознание — это уровень общественного сознания, ориентированный на отражение глубинных сторон общественной жизни и осваиваемой человеком природы в форме концепций, в разной степени являющихся научными, а также доказанных научных теорий.

Для исторического обзора категорий обыденного и теоретического сознания используем классификацию исследований по этой проблеме в отечественной науке, проведенную О.В. Найдыш, которая прослеживает три этапа изучения обыденного сознания в отечественной литературе. На первом этапе (1960-1970-е гг.) представители советского марксизма справедливо различали обыденное и теоретическое сознание, но недооценивали момент их диалектической связи, весьма неоднородный характер самого теоретического сознания. Отчасти этот недостаток преодолевается в рамках второго (1980-1990-е гг.) и третьего этапов (1990-2000-е гг.), но ценой утраты определенности и различий этих уровней общественного сознания, ценой утраты теоретической основы для научного исследования их отношения [Найдыш О.В., 2011, с. 5-9].

В исследовании кризисных явлений в обыденном и теоретическом сознании обратимся к важной, на наш взгляд, модели генезиса обыденного сознания, предложенной А.П. Сегалом [Сегал А.П., 2020], представляющим третий этап развития (по классификации О.В. Найдыш). Согласно этой модели обыденное сознание формируется вследствие общественного разделения труда — с разложением общинной собственности на землю и становлением частного человека, начиная с античности и до появления в позднем Средневековье бюргера-ремесленника как первого носителя обыденного сознания, наиболее адекватного реальности. Обыденное сознание фиксируется Сегалом в двух ситуациях. С одной стороны, в ситуации, когда носитель обыденного сознания находится в пределах своей профессиональной или бытовой компетентности. Эта разновидность обыденного сознания рационализирована, восприимчива к результатам развития теоретической и прикладной науки. В целом оно адекватно отражает определенные аспекты реальности, в чем нас убеждает успех практической деятельности индивидов.

С другой стороны, Сегал говорит об обыденном сознании в ситуации, когда его носитель выходит за рамки своей профессиональной и бытовой компетентности. Вместе с тем он теряет свою субъектность, поскольку перестает ставить собственные цели и вынужден вместо этого реализовывать задачи как части цели, которую ставит перед собой какой-то другой субъект (обладающий компетенциями, которых лишен носитель обыденного сознания). Так, ремесленник-бюргер в высшей степени компетентен в своем ремесле, он ставит цель и задачи на производстве, которые сам же и решает. Однако, становясь наемным работником на конвейерном производстве эпохи машинного труда, он теряет свою субъектность. Важно, что субъектность при этом теряет и буржуа (собственник производства), поскольку его стратегическая «цель» — накопление капитала — в действительности оказывается выражением закономерности развития определенного общественного отношения, в т.ч. определяется деятельностью предыдущих поколений. Таким образом, по Сегалу, обыденное сознание связыва- ется с частичным трудом и становится преобладающим для человека эпохи капиталистического производства, а маркером адекватности обыденного сознания оказывается способность субъекта ставить и реализовывать собственные цели в рамках своей компетенции.

Представляется, что перспективность модели А.П. Сегала заключается в успешной попытке проследить формирование обыденного сознания с позиций историзма и в связи с субъектными характеристиками его носителей. Однако вместе с тем кажется, что данный исследователь игнорирует ряд важных моментов, которые в то же время можно рассматривать как серьезные точки роста для нашего исследования.

Во-первых, сам концепт теоретического сознания им фактически не используется: подчеркивается лишь ограниченность любых научных концепций и их авторов, когда они дерзают выйти за рамки своей профессиональной сферы. Однако представляется, что в таком случае собственно научный философский подход оказывается принципиально невозможным. По-видимому, эта позиция вызвана и определенными внутифилософ-скими причинами: источником постепенной утраты определенности и разделения обыденного и научно-теоретического сознания можно считать проводимую начиная с И. Канта точку зрения о принципиальной ограниченности теоретического познания рамками эмпирического опыта. Но если трансцензус ни для философии, ни для частных наук принципиально невозможен, если человеческое сознание в целом имеет априорную природу — то можно ли говорить о хотя бы относительной автономии и каком-то преимуществе теоретического сознания? С этих позиций некоторые современные представители неклассической философии готовы принять кризисное состояние соотношения обыденного и теоретического сознания как нормальное и настаивать на устранении «иллюзорного» превосходства научного познания перед ненаучными его видами (см., напр.: [Каст-руЭ.В. де, 2017; Фейерабенд П., 2007]). Эта позиция представляется нам ошибочной. В теоретическом отношении потому, что вследствие игнорирования различий и определенной автономности сфер обыденного и теоретического сознания не может быть рассмотрен вопрос об их отношении, его динамике в истории. В практическом же отношении «нормализация» кризиса в этой сфере приводит к недооценке опасности утраты субъектности как носителями обыденного сознания, так и представителями научного сообщества, те ряющими способность к адекватному познанию и научному критическому осмыслению действительности, а значит, и к ее практическому преобразованию — к решению все более острых глобальных проблем человечества.

Во-вторых, в концепции А.П. Сегала игнорируется положительный опыт целенаправленного онаучивания обыденного сознания. В этом плане представляет значительный интерес опыт популяризации науки в СССР, а также феномен гражданской науки за рубежом и в постсоветской России. Гражданская наука представляет собой взаимодействие теоретического и обыденного сознания, выраженное в онаучивании обыденного сознания и проникновении исследовательских практик в повседневность граждан на уровне профессиональной деятельности и увлечений, — достаточно новая тенденция [Абрамов Р.Н., Кожанов А.А., 2015]. Стремление к познанию действительности заложено в природе человека, поскольку без познания мира невозможно перейти к его практическому преобразованию, т.е. к труду, как способу существования человека. Однако доступ широких масс населения к достижениям научного познания становится возможным только с возникновением необходимости включать эти массы в сложное высокотехнологичное производство. И такой доступ в XX-XXI вв. становится реальностью. Таким образом, обыденное и теоретическое сознание в принципе могут конструктивно взаимодействовать и взаимообогащаться. Ситуация такого их взаимодействия предполагает как доступность достижений теоретического сознания для обыденного сознания, так и опору теоретического сознания на опыт обыденного сознания. Действительно, именно повседневный опыт формирует ту «оболочку» теоретического сознания, которая содержит обыденные представления, выступающие «питательной средой» для «кристаллизации» научных концепций [Иоселиани А. Д., Зарубина П.Д., 2021, с. 49].

Деформация же взаимодействия обыденного и теоретического сознания может приводить к негативным теоретическим и практическим последствиям. Например, известно, что до тех пор, пока наука эпохи «раннего капитализма» оставалась делом изолированной от общества небольшой группы профессиональных ученых, последние зачастую сочетали в своем мировоззрении как элементы научного материалистического восприятия мира, так и откровенно антинаучные взгляды [Касавин И.Т., 2008, с. 14]; согласно модели А.П. Сегала эти взгляды довлеют над умами ча- сти научного сообщества и в наши дни. Актуальным примером негативных эффектов от деформации связи обыденного и теоретического сознания может служить отсутствие консолидированной позиции в современном обществе по вопросам безопасности в условиях пандемии COVID-19 [Ермакова Е.В., 1994]. Априорное недоверие носителей обыденного сознания к представителям научного сообщества и одновременно с этим их подверженность влиянию «иллюзорного теоретизирования» конспирологов создает реальные проблемы для государства и общества в борьбе с кризисом, вызванным пандемией. Отметим, что указанная ситуация во многом опосредована и явлениями цифровой культуры', развитие пандемии широко освещается и обсуждается в сети Интернет. Причем рядовые пользователи, некомпетентные в эпидемиологии, в бесконечных потоках постоянно обновляющейся информации предпочитают ориентироваться на многочисленные мнения обывателей и псевдоэкспертов вместо научного знания, тем самым теряя субъектность сначала в цифровом пространстве, а затем и в обыденной жизни.

И, наконец, в-четвертых. Материалистическое понимание общества и его истории является важным источником концепции А.П. Сегала. С позиций этой же концепции очевидно, что в конечном счете именно кризисное состояние общественного бытия провоцирует кризисное состояние общественного сознания в целом, приводит к кризисным тенденциям в обыденном сознании, в теоретическом сознании и к деформациям их взаимодействия. Однако остается непонятным, посредством каких конкретно механизмов кризис общественного бытия приводит к деградации обыденного сознания, с одной стороны, и к развитию иллюзорного теоретизирования, к потере «онаучивающего» действия теоретического сознания на обыденное — с другой. Это предстоит выяснить, продолжив исследование.

Заключение

В свете вышесказанного возникает необходимость в ходе дальнейшего исследования решить следующие задачи: 1) раскрыть сущность обыденного сознания, теоретического сознания и диалектику их отношения с методологических позиций современного материализма; 2) исследовать успехи и неудачи попыток целенаправленного онаучивания обыденного сознания в различных общественных условиях; 3) выявить конкретные проявления деформирующего влияния на взаимодействие обыденного и теоретического сознания в условиях цифровизации, установить его причины и наметить пути его преодоления; 4) в целом, выделить конкретные механизмы, посредством которых кризис общественного бытия способствует размыванию рациональных моментов обыденного сознания, укреплению иллюзорного теоретизирования и утрате конструктивного взаимодействия обыденного и научнотеоретического сознания;

Такое исследование представляется нам важным и актуальным для дальнейшего развития социальной философии.