Очаговость социальных напряжений в России

П реодоление кризиса современного российского общества связано с глубокими социальными преобразованиями во всех сферах его жизнедеятельности, которые, в свою очередь, неизбежно будет сопровождать и уже сопровождает рост социальных напряжений, определяющий нестабильность протекающих в стране социальных процессов.

Существенным недостатком преобладающего сегодня подхода к исследованию социальных напряжений является то, что он основывается на анализе лишь части системно значимых взаимосвязей этого явления. Очевидно, что даже безупречно выполненная на этой основе оценка явления дает неверные результаты. В связи с этим представляется вполне закономерным отсутствие в научной литературе сколько-нибудь убедительных примеров прогнозирования деструктивных конфликтов в современной России.

В конфликтологическом исследовании в качестве исходного выступает представление о том, что социальный конфликт – это социальное противоречие на стадии его реального разрешения вовлеченными в него субъектами [Дмитриев, Кудрявцев, Кудрявцев 1993: 11-13; Запрудский 1992: 54; Социальные конфликты… 1991: 27]. Социальное напряжение может быть представлено как процесс осознания социального противоречия, которое может иметь следствием конфликт, но также может иметь и другие следствия: социальную активность, социальную пассивность, социальную деструкцию. Традиционный конфликтологический подход, преимущественно анализирующий взаимосвязь социальных напряжений и конфликтов, представляется упрощением сущности этих явлений.

До сих пор встречаются подходы, которые ставят знак равенства между соци- альным недовольством и социальным напряжением, социальным напряжением и социальным конфликтом, что ведет, по существу, к утрате исследовательской перспективы. А признание изменчивости, разнонаправленности, сложности различных форм социального напряжения [Баранова, Фролов 2012] не всегда ведет к пониманию того, что исследование всей совокупности взаимосвязей этого явления возможно только в условиях его очага, границы которого далеко не всегда совпадают с границами страны, региона, города, муниципалитета.

Недостаточное теоретико-методологическое осмысление категории «социальное напряжение» ведет к ее обедненности и негативно сказывается на результатах конкретных социальных исследований. Авторы исследований чаще всего останавливаются на этапе фиксации недовольства и связанных с ним протестов, игнорируя необходимость анализа процессов возникновения и усиления напряжения, фиксации его субъектов, которые, таким образом, фактически выводятся из пространства социального напряжения1.

На наш взгляд, социальное напряжение может быть определено как процесс обретения субъектности в пространстве социального недовольства, сопровождающийся процессами самоидентификации, идентификации «своих» и «чужих», поиском ответственных, «виновных» за возникающие социальные проблемы. Трансформация недовольства в субъект-субъектное отношение порождает новое явление – социальное напряжение. «В определенном смысле можно сказать: если неудовлетворенность выступает как сущность рассматриваемого типа отношений, то напряжение — их явление в социальной действительности» [Куконков 1995: 15].

Взаимная идентификация сторон определенным образом фиксирует социальное противоречие в их сознании. В качестве основного механизма на этом этапе действует отмеченная Р Макком и Р Снайдером «избирательная рациональность, сводящаяся к выявлению и метке среди окружающих противников и союзников» [Mack, Snyder 1957: 241]. На этом этапе в силу его продолжительности и латентного характера происходящих внутри него процессов возникает возможность не только прогнозировать последствия развертывающихся отношений, но и при необходимости найти средства и способы их локализации или блокирования.

Попытки выявления и анализа различных факторов возникновения социального напряжения, к сожалению, не ведут к определению их необходимой и достаточной совокупности. Так, В.В. Федосеев отмечает, что низкий уровень жизни населения сам по себе не вызывает социальной напряженности в стране при отсутствии чрезмерной дифференциации доходов (например, Республика Беларусь). С другой стороны, значительная дифференциация доходов не является причиной социальной напряженности в обществе при общем высоком уровне жизни (например, США). По мнению В.В. Федосеева, экономической базой социальной напряженности в стране является низкий уровень жизни в сочетании с резкой дифференциацией населения по доходам [Федосеев 2010; Мамедов, Федосеев 2009]. Достаточно очевидно, что сведение факторов рассматриваемого явления исключительно к уровню жизни и доходам существенно ограничивает возможность его всестороннего и объективного исследования. Необходимо подчеркнуть, что такое исследование может быть реализовано только при наличии определенных условий.

Мы считаем обоснованным подход, в соответствии с которым социальное напряжение имеет очаговую природу, а продолжительность существования очагов социальной напряженности зависит от причин, их породивших, от стихийного или преднамеренного характера возникновения, от позиции и эффективности действия властей и других обстоятельств [Абрамович 2012]. Учет очагового характера социальных напряжений расширяет возможности их диагностики, предупреждения и локализации, приобретая в настоящее время важное теоретическое и практическое значение.

Очаговость развития характерна и для России. А. Агеев, отмечая огромность российского государства, справедливо обращает внимание на то, что управляющий сигнал, импульс от указа, высшей директивы, идеи, образца в этом пространстве «вязнет, мерзнет». Потому страна развивалась очаговым путем. В результате преобразований последней четверти века мы опять воспроизвели очаговость развития1. Именно в «очагах» аккумулируется латентный потенциал социальных напряжений, базой для которых выступают прежде всего различные виды социальных неравенств.

Сравнительная оценка межрегионального экономического неравенства внутри 8 федеральных округов, по данным В.Ю. Маслихиной, выявила 3 группы округов со сходным уровнем и динамикой неравенства. Она отмечает, что если посмотреть на карту России, то в 2014 г. наиболее высокий уровень развития со среднедушевым ВРП выше среднероссийского уровня демонстрируют 17 регионов, обладающих преимуществами географического положения и природными ресурсами, причем плотность населения в четырех федеральных округах – Центральном, Приволжском, Северо-Кавказском и Южном – составляет 40,5 чел./кв. км, а в четырех остальных округах – только 3,5 чел./кв. км [Маслихина 2017].

Заметно варьирует динамика реальных денежных доходов в РФ, ПФО и Нижегородской обл.: динамика доходов нижегородцев в сторону повышения более заметна по сравнению с ростом доходов населения ПФО и РФ в целом. Этот факт невозможно объяснить исключительно ростом средней заработной платы, поскольку средняя заработная плата по 10 процентным группам работников (в руб.) по Нижегородской обл. была заметно ниже, чем по России в целом. Вместе с тем она стабильно превышала размер средней зарплаты по Приволжскому федеральному округу2.

Регионы заметно различаются по уровню безработицы: за период с 2005 по 2013 г. уровень безработицы в Нижегородской обл. снизился на 1,7% и оставался стабильно ниже (4,3%), чем в среднем в ПФО (4,9%) и в РФ (5,5%). Уровень безработицы в Нижегородской обл. ниже, чем в большинстве других регионов России. Ниже только в Москве, Московской обл., С-Петербурге, Самарской обл., Ямало-Ненецком АО. Самый высокий уровень безработицы – в Чеченской, Карачаево-Черкесской республиках, Республике Тыва3.

Н.И. Лапин обращает внимание на то, что повышается человеческий потенциал России: в мировом рейтинге ИРЧП она переместилась из шестого десятка стран в пятый. Однако сохраняется очень низкий уровень человеческого потенциала примерно в 15 субъектах РФ, где живут 10% населения страны1.

Важным показателем, определяющим уровень жизни населения российских регионов, является стоимость и изменение стоимости минимального набора продуктов питания (см. табл. 1).

Данные, представленные в табл. 1, свидетельствуют, что в течение 1 месяца стоимость минимального набора продуктов питания во всех федеральных округах, кроме Крымского, заметно подросла. В Нижегородской обл. этот показатель стабильно растет более быстрыми темпами, чем в ПФО в целом.

Таблица 1

Стоимость фиксированного набора потребительских товаров и услуг в марте 2016 г. *

Федеральные округа	Стоимость набора, руб.	Изменение стоимости набора к предыдущему месяцу, %	Максимальная и минимальная стоимость набора внутри федерального округа
			субъект РФ	Стоимость набора, руб.
Центральный	15 140,2	100,6	г. Москва Курская обл.	19 807,4 11 822,9
Северо-Западный	14 491,3	100,6	Мурманская обл. Новгородская обл.	16 518,8 12 415,7
Южный	13 145,6	100,4	Краснодарский край Астраханская обл.	14 328,2 12 531,4
Северо-Кавказский	12 816,8	100,4	Чеченская Республика Республика Ингушетия	13 510,1 11 571,3
Приволжский	12 446,0	100,5	Нижегородская обл. Саратовская обл.	13 207,2 11 715,6
Уральский	13 626,9	100,5	Тюменская обл. Челябинская обл.	15 464,8 12 307,4
Сибирский	12 716,5	100,5	Республика Алтай Кемеровская обл.	14 938,0 11 549,7
Дальневосточный	17 127,2	100,5	Камчатский край Амурская обл.	23 484,4 14 614,8
Крымский	11 904,5	101,1	г. Севастополь Республика Крым	12 136,5 11 971,2

РОССТАТ. Информация о социально-экономическом положении России . Январь-март 2016 г.

М. 19.04.2016.

Ситуация в России достаточно адекватно может быть описана метафорой «мексиканизация», означающей радикальный разрыв между столицей и провинцией. Достаточно взглянуть на данные массовых опросов, в которых Москва и Санкт-Петербург, более «прозападные», всегда выделяются особой строкой,

• ¹    Лапин Н.И. Диспропорции между регионами России и социокультурные императивы их развития. Выступление на пленарной сессии Всероссийского социологического конгресса 21 октября 2008 г. Доступ: http://www.isras.ru/publications_bank/1226073484.pdf (проверено 02.06.2018).

чтобы убедиться в обоснованности этой метафоры [Ядов 2007: 16]. Ситуация усугубляется тем, что до сих пор не прояснен вопрос о сущности разделения власти между центром и регионами: это утверждение жесткой центральной власти или же предоставление субъектам федерации достаточных полномочий и материальных средств [Федерализм и публичная… 2002]?

Представленные выше данные свидетельствуют, что зафиксированные в них межрегиональные различия отнюдь не случайны, достаточно стабильны и представляют собой определенную самовоспроизводящуюся систему, формирующую в различных локально-территориальных общностях внутри регионов свою специфическую совокупность факторов социального напряжения.

Следует отметить, что население ощущает существенные различия социальной ситуации внутри региона. В частности, заметно варьирует в зависимости от района области показатель удовлетворенности жизнью: неудовлетворенных жизнью сравнительно больше среди населения средних и малых городов Нижегородской обл. – 21%.

Треть опрошенных в Нижегородской обл. убеждены, что ситуация в других районах области отличается от ситуации в их районе, причем каждый пятый из них (21%) считает, что в других городах и районах области ситуация лучше, тогда как 12% отметили, что там ситуация хуже (см. табл. 2).

Таблица 2

Сравнительная оценка населением Нижегородской обл. ситуации в муниципальных образованиях ¹

Какова ситуация в других городах и районах области по сравнению с вашим?	Нижегородская обл.	Нижний Новгород	Малые и средние города	Сельское население
Безусловно, хуже	3,6	4,1	3,8	1,6
Скорее хуже	13,2	13,8	15	5,6
Не отличается	40,4	36,3	38,9	56
Скорее лучше	18,5	14,8	20,9	19,8
Безусловно, лучше	4,5	5,3	4,7	2
Нет ответа	19,8	25,7	16,7	15,1

Характер и масштабы явления неудовлетворенности уточнялись нами в процессе иерархизации наиболее острых, болезненных проблем. Наиболее актуальными проблемами для населения Нижегородской обл. являются цены на продукты первой необходимости, размер коммунальных платежей и тарифов, низкий уровень зарплат и пенсий, а также доступность медицинских услуг и препаратов. При этом иерархия актуальных проблем заметно отличается в различных районах Нижегородской обл. Необходимо подчеркнуть, что протестный потенциал актуальных социально-экономических проблем также весьма различен (см. табл. 3).

Результаты наших исследований свидетельствуют о том, что сравнительная оценка населением ситуации по месту жительства во многом обусловлена

• ¹    Здесь и далее приводятся результаты серии социологических исследований населения Нижегородской области в возрасте 18 лет и старше, реализованных Приволжским филиалом ИС РАН в 2011–2013 гг. Выборка случайная, квотная, репрезентирующая население по основным социальнодемографическим показателям.

Таблица 3

Оценка нижегородцами протестного потенциала актуальных социальноэкономических проблем Нижегородской обл., %

Социально-экономические проблемы	Актуальность проблемы	Связь с акциями протеста	Протестный потенциал*
Цены на продукты	50,0	42,1	0,84
Бедность, низкие зарплаты, пенсии	40,1	19,1	0,48
Размер коммунальных тарифов	43,5	16.5	0,38

Протестный потенциал исчисляется как соотношение между актуальностью социальной проблемы и ее связью с акциями протеста.

локально-территориальным фактором, который обнажает глубину и масштаб существующих неравенств.

Именно очаговостью развития во многом обусловлено наличие неудовлетворенных потребностей отдельных социальных слоев и групп. Следует подчеркнуть, что способность людей в зависимости от конкретных обстоятельств изменять приоритеты и отдавать предпочтение одним потребностям в ущерб удовлетворению других делает невозможным установление глобальной иерархии потребностей. Вместе с тем не исключается возможность установления «иерархии актуальных потребностей» конкретных социальных групп в определенный период времени и в условиях определенной окружающей среды (очага).

Динамическая концепция актуальных потребностей позволяет использовать максимальный в конкретной ситуации локально-территориальной общности спектр приемов и тактик прогнозирования, выявления и оптимизации социального напряжения. Достаточно очевидно, что такой подход практически нереализуем при исследовании социального напряжения в рамках изначально заданной локально-территориальной общности (район, город, область, регион, страна). Результаты подобных исследований чаще всего представляют собой попытку измерения «средней температуры по больнице».

Мы исходим из предположения, что характер и направленность процессов возникновения, усиления и трансформации социальных напряжений тесно связаны с масштабами и локализацией их очагов. В связи с этим важной исследовательской задачей выступает определение методов их раннего выявления, описания и анализа их специфики.

Очаговый характер социального напряжения органично включает подход к его определению как к присущему изучаемой социальной общности набору вероятностей изменения социальной структуры в определенных направле- ниях (каждому направлению отвечает своя вероятность). Авторы этого подхода отмечают, что для обеспечения возможности использования этого определения необходимо четко выявить эти направления (каждое из них ассоциируется с тем или иным проявлением социального напряжения) и подробно разработать, как можно измерить каждую вероятность [Толстова, Давыдова: 2011: 30].

Определение методов раннего выявления, описания и анализа специфики очагов социального напряжения выступает важным направлением социальной политики. Одна из основных функций власти состоит в удержании социального напряжения в рамках, в которых оно не способно оказывать деструктивное влияние на целостность и воспроизводство социальной системы внутри его очага. Необходимость своевременного управленческого воздействия обусловливает реальную потребность в тщательном анализе и возможности прогнозирования причин и уровня социального напряжения. Одной из основных задач реализации этой функции государственного и муниципального управления выступает выявление очагов социального напряжения, предрасположенных к трансформации в деструктивные социальные конфликты.

Следует подчеркнуть, что процесс выявления, фиксации и анализа социального напряжения должен базироваться, прежде всего, на непротиворечивой концептуальной схеме этого явления. Концептуальное определение социального напряжения, включая факт осознания противоречия, должно фиксировать его структурные элементы, а также уровни анализа. Исследование социального напряжения в его очаге предполагает формирование социологической модели, отражающей основные параметры и динамику, а также характер и тесноту взаимосвязей этого явления. В ходе наших исследований в основном подтвердилась гипотеза, описывающая его основные структурные и динамические показатели:

• –    отражающие процесс выявления и осознания причинно-следственной связи между характером объекта неудовлетворенности и деятельностью или бездеятельностью социальных субъектов, фиксирующий факт возникновения социального напряжения в пространстве социального недовольства;

• –    отражающие процесс обособления, отграничения, снижения интенсивности связей и контактов в пространстве социального недовольства, свидетельствующий о становлении социального напряжения;

• –    фиксирующие процесс осознания противоположности отношения различных субъектов к общему объекту (объектам) в пространстве социального недовольства, свидетельствующий об усилении социального напряжения;

• –    фиксирующие процесс осознания неразрешимости сложившихся субъект-субъектных отношений по поводу объекта (объектов) в пространстве социального недовольства в рамках существующих институтов и установлений, свидетельствующий о завершении процесса становления социального напряжения;

• –    фиксирующие связь между процессом уточнения позиций взаимодействующих субъектов и структурой очагов социального напряжения;

• –    фиксирующие связь между характером взаимодействия сторон социального напряжения и предрасположенностью его очагов к трансформации в деструктивный социальный конфликт или другие проявления социальной деструкции.

Концептуальная модель социальных напряжений как научно-теоретическое основание гармонизации социальных отношений в современной России позволяет не только уточнить степень адекватности и границы применения теоретических моделей для их исследования, но и реализовать возможности раннего выявления, описания и анализа очагов социальных напряжений. Прогнозирование и, при необходимости, локализация и блокирование социального напряжения наиболее эффективны в рамках адисциплинарного под- хода, предполагающего совместные усилия конфликтологов, социологов, политологов, психологов, юристов, педагогов, управленцев в очаге социального напряжения.