Оформление концепции человека в творчестве поэтов "Озерной школы"

У. Вордсворта С.Т. Кольриджа и Р. Саути традиционно относят к «Озерной школе» – они представители особого поколения, поэты «переходного периода»XVIII-XIX веков. Стало быть, носители особого типа сознания. Наша задача в предлагаемой работе – реконструировать концепцию человека в их творчестве.

Оформление концепции человека у «лейкистов» берет начало от увлечения идеями Французской революции и философии Годвина в юности. С.Т. Кольридж, обучаясь в Кембридже, пишет знаменитое стихотворение «Падение Бастилии», где изображает человека, угнетаемого властью, и в целом придерживается антиправительственных взглядов. Там же, в Кембридже, он знакомится с Р. Саути, с которым завяжет крепкую дружбу. Вместе они решают основать колонию в Америке, «Пантисократию», оппозицию современному «больному» обществу, где каждая личность подчинена себе, является само-тождественной, где власти противопоставляется свобода [1, с. 15]. Однако замысел ввиду финансовых проблем разочарования поэтов в революционных идеях не осуществляется, но при этом начинает зарождаться философская концепция, предполагающая, что все живые существа находятся в равных правах; это касается и человека.

Революция коснулась и У. Вордсворта, но в отличие от С.Т. Кольриджа и Р. Саути, он в ней участвовал, и поэтому она оставила глубокий след в его творчестве. Он принял поначалу ее идеалы, это видно в его большой поэме «Прелюдия», где показываются эпизоды страдания человека под гнетом абсолютизма, его надежды на справедливое общество. Однако вскоре У. Вордсворт ужаснулся тирании революции. Но «верность чувствам и мнениям Французской революции», как и тема человеческих страданий, в его творчестве осталась навсегда.

В 1797 году происходит встреча У. Вордсворта и С.Т. Кольриджа в Озерном краю, там им приходит идея создания «Лирических баллад» [1, с. 21]. Собственно в этой книге и приходит окончательное оформление концепции человека. Это связано с тем, что к тому моменту С.Т. Кольридж начинает увлекаться естествознанием, что привносит в его поэзию научный взгляд на мир, но при этом в нем обнаруживается некоторая доля потустороннего. Это особенно заметно в «Сказании о Старом Моряке»: здесь в практически энциклопедическое описанием моря, дна и морских гадов, вплетается сверхъестественное. То же происходит и с концепцией чистого природного человека, заимствованного от сентименталистов, которая приобретает научный, или все-таки метафизический, если говорить языком XIX века, вид, он осознается как часть системы биосферы, однако, эта система включает в себя объективно существующее потустороннее, которое способно влиять на человека.

В этом так же чувствуется влияние немецкой натурфилософии на С.Т. Кольриджа [2, с. 14], его эстетический идеал кроется в гармоничном существовании системы – угадывается и эта связь с тезисом Шеллинга о том, что «система цела (завершена) если, возвращается к своей исходной точке (позиции)» [3, с. 485]. Для С.Т. Кольриджа важно показать источник разрушения системы – начальное Зло, обитающее в потустороннем мире. Это есть и в «Сказании о Старом Моряке», когда Моряк убивает Альбатроса, тем самым нарушая баланс и впуская Зло в мир, и в поэме «Кристабель», где благочестивая девушка пытается спасти найденную в лесу даму и ведет ее в замок, но тем самым вносит все то же вечное Зло, разрушающее действительность. Таким образом, концепция человека для С.Т. Кольриджа состоит из смеси рационального и чувствительного посюстороннего мира, и из сил потустороннего, которые влияют на человека.

Здесь стоит сделать некоторое уточнение, что С.Т. Кольриджа, в рамках «поэзии воображения», также интересовало человеческое сознание. Его тщательное рассмотрение, влияние той же классической немецкой философии приводят поэта на мысль о «фрагментарности» человеческого сознания: наличия первичного и вторичного воображения и фантазии, им противопоставленной. Два вида воображения понимаются как деятельность сознания связанная с творческой переработкой элементов воспринятой реальности, но имеющие разную силу, в то время как фантазия осознается как перетасованное тех самых объектов, но без обротки [4, с. 145-146, 158]. В зависимости от того, задействует лирически герой в стихотворении «воображение» или «фантазию», строится и его взгляд на мир. То есть, например, в том же «Сказании…» Старый Моряк, задействуя только «фантазию», не видит, что скрывается за сущностью окружающей действительности, неспособен увидеть ту систему природы, в которую включено каждое существо. Однако все, что Старый Моряк переживает, позднее активирует воображение, ощущается всплеск творческой энергии – «вспышка воображения», позволяющая ему осознать сопричастность всего сущего.

В отличие от С.Т. Кольриджа, У. Вордсворт не делит «воображение» на первичное и вторичное, оно представлено одним целым. Для У. Вордсворта категория «воображения» – сила, что делает человека поэтом. «Воображение» также противопоставляется фантазии, понимаемой как способность сочетать образы. А использование «воображения» – способ соприкоснуться с Вечностью. Тогда как поэт понимается медиатором с этой самой Вечностью.

Как указывалось выше, С.Т. Кольридж интересовался естествознанием – этот интерес он передал и У. Вордсворту [5, с. 235]. Отсюда и особый взгляд на природу, она воспринимается им как идеал, но опять же рассматривается через призму науки, отсюда и тот же естественный человек, будто сошедший с анатомического и физиологического справочника. Например, стихотворение «Гуди Блейк и Гарри Джилл» имеет в основе анекдот (случай) из книги английского естествоиспытателя Эразма Дарвина «Зоономия», который находился в главе посвященный «болезням воли», или иначе говоря, психическим расстройствам [6, с. 241]. Далее в стихотворении «Терн» У. Вордсворт, характерным ему безучастным зрительским взглядом, рассматривает случай постродовой депрессии, когда мать умерщвляет ребенка. Иначе говоря, Вордсворта интересует «взаимодействие страданий и разума» [10, с. 9] человека, но так же его интересует, где этот источник страданий, откуда берутся эти самые иррациональные вредоносные «чувства». Ответ кроется в социальном аспекте существования человека.

Ранее в эстетике классицизма предполагалось, что для успешного существования в человеке должна быть гармония его частных страстей и общественных – у

У. Вордсворта они образуют сплав, социальную часть концепции человека. Однако на нее воздействует та межвековая ломка феодальной системы и человек становится как бы оторванным от своего природного состояния, но при этом как бы сосуществующим с ним. Иначе говоря, дихотомия «природа» – «цивилизация» в концепции человека У. Вордсворта становится более выраженной, как собственно и в творчестве вообще [7, с. 71]. Причина усиления антитезы, например, в западном литературоведении видится в коммодификации духовной сферы в целом, и литературы в частном [8, с. 5-7]. Довольно четко по этому вопросу выразился К. Маркс: «Врача, юриста, священника, поэта, человека науки она [буржуазия] превратила в своих платных наемных работников» [9, с. 109110]. Именно эту трагедию ощущает У. Вордсворт – человек некогда единый, начинает дробиться на функции, теряет человеческое лицо. Например, в «Строках, написанных ранней весной» Вордсворт рисует лесной пейзаж, «круженье птиц», «восторг и благодать», но все это омрачается вопросом, который повторяется два раза: «Что сделал человек с собой?», словно призрак этот риторический вопрос будет присутствовать в большинстве стихотворений У. Вордсворта. Однако такой «призрак» с особой силой рисуется в более позднем стихотворении, не вошедшем в «Лирические баллады», «Лондон. Сентябрь 1802 года»: люди, теряя связь с природой, превращаются в стяжателей и притворщиков.

Отсюда и интерес к образу ребенка как неиспорченного городом существа. Этот образ – максимальная любовь к природе. С особой четкостью это прослеживается в стихотворении «Нас семеро»: несмотря на смерть брата и сестры девочка отвечает, что в семье семь детей, ведь для природы они не исчезают из системы; и только чуткий взгляд ребенка способен это осознать.

Таким образом, концепция человека У. Вордсворта, так же как и концепция С.Т. Кольриджа имеет два элемента, где второй действует на первый и создаёт аффекты, вызывающие дисбаланс. Но с той разницей, что у Вордсворта второй эле- мент не метафизичен, а крайней степени материален.

Что касается Р. Саути, то демократические идеи, после разрушения мечты о «Пантисократии», в его творчестве остаются, но с ними происходят значительные изменения – отказ от насильственного преобразования общества. Отсюда и резкий разворот от революционных поэм, например, «Жанна д`Арк», «Уот Тейлор», в сторону баллады, которая затем преобразуется в описательную поэму, прославляющую государственных мужей, к таким относятся «Мэдок», «Талаба-разрушитель», «Проклятье Кехамы», «Родерик – последний из готов» [10, с. 16]. Важно отметить, что именно в жанре баллады происходит оформление концепции человека Р. Саути. Его взгляд в больше степени похож на взгляд У. Вордсворта и С.Т. Кольриджа, с его двойственным положением человека, но с той разницей, что на первый план выходит не столько природа, сколько быт человека, его частная жизнь.

Однако он был бы не романтик, если бы его интересовало только существование человека в быту; Р. Саути, ввиду своих религиозных взглядов, стремится показать причину человеческих страданий, – страсть человека к греху, и вышний рок. Это в известной степени роднит его с С.Т. Кольриджем, но тип этого рока определятся силой, с которой человек борется со своей страстью к греху. Так, например, в балладе «Корнелий Агриппа…» греховная страсть к чтению безбожных книг из человеческой кожи приводит к тому, что молодого человека раздирает на части дьявол. А тираничного епископа, из баллады «Суд божий над епископом», за сжигание амбара с крестьянами съедают мыши. В то время как человек сопротивляющийся греху, напротив всячески поддерживаются Небом. В этом, к слову, кроется и эстетическое устремление Р. Саути, своим творчеством он стремился взрастить в людях семя добра, хотя и понимал, что полностью это сделать невозможно.

Таким образом, в концепции Р. Саути наблюдается значительное отличие от концепций, предложенных

С.Т. Кольриджем и У. Вордсвортом, в которых человек выступал объектом воздействия потустороннего зла или материальной действительности, – он сам становится субъектом зла, его грех порождает его же страдания, или же его праведность способствует его процветанию. Иначе говоря, главное отличие в том, что человек сознается активным творцом своей судьбы [10, с. 12].

Подводя итог, мы определяем, что, несмотря на некую условность объединения поэтов под термином «Озёрная школа», в их философских, эстетических взглядах, а, следовательно, и в построении концепции человека наблюдается общность. Так в целом концепции «лейкистов» базируются на двойственности человека, которая ведет к его духовному и физическому уничтожению, если части находятся в антагонистических отношениях. Впоследствии, эта концепция будет заимствована и переработана младшими романтиками, Д. Байроном и П.Б. Шелли, которые выведут из этого тип романтического героя противопоставленного миру вообще.