Опрокинутый человек "Тимея" Платона в апокрифических "Мученичестве Петра" и "Мученичестве Филиппа"

ΣΧΟΛΗ Vol. 14. 2 (2020)

Даже лучший бог подвержен подобным обвинениям, ведь говорят, что это из-за него всё сотряслось, став вверх ногами . καὶ τὸν ἄριστον θεὸν τούτοις τοῖς ἐγκλήμασιν ὑπάγειν, ᾧ δὴ καὶ τεταράχθαι φασὶν πάντ’ ἄνω κάτω.

Porph. De abst . 2, 40, 22–24.

«Мученичество Петра». «Мученичество апостола Петра» (далее МП) – одно из ранних апокрифических произведений новозаветной литературы – создано предположительно в Малой Азии в 180–190 гг. Скорее всего, исходно МП представляло собой самостоятельный текст. В пользу этого говорит то обстоятельство, что оно дошло до нас как независимое произведение в оригинале – на греческом языке, а также в разной степени сохраняется в переводах или переработках на коптском,¹ сирийском, армянском, арабском, эфиопском и старославянском языках.²

Ранние свидетельства, отсылающие к неким «Деяниям Петра» (какой бы текст под этим не понимался), немногочисленны. Евсевий Кесарийский (ок. 260/5 – 339/40) упоминает о «приписываемых Петру Деяниях» (ἐπικεκλημέναι αὐτοῦ [Πέτρου] Πράξεις), т. е. знает о сочинении, озаглавленном «Деяния Петра» (Πράξεις Πέτρου), но его каноничность Евсевий отрицает.3 Самое раннее из дошедших до нас упоминаний о распятии Петра вниз головой также принадлежит Евсевию: при этом в качестве источника он ссылается на принадлежащие Оригену «Толкования на Бытие» (написаны до 231 г., ныне утрачены).4

Помимо работы Оригена, другим ранним сочинением, могущим косвенно указывать на существование письменной или устной традиции, связанной с рассказами о деяниях апостола Петра, является «Дидаскалия апостолов» (Διδασκαλία τῶν ἀποστόλων, 1-я пол. III в.), в которой упоминается о «начале ересей», а именно об эпизоде с Симоном Волхвом, которого апостолы повстречали в Иерусалиме, когда исцеляли там больных наложением рук. Сатана, овладевший Симоном, его устами предложил апостолам обменять силу святого духа, которая была в них, на серебро, на что Петр ответил: «серебро твое да будет в погибель с тобою» (ср. Деян 8:20).5 Предполагают, что это упоминание о встрече апостола Петра и Симона Волхва впоследствии развилось в историю об их противоборстве (при этом действие было перенесено в Рим).

Таким образом, на существование традиции апокрифических сказаний о деятельности апостола Петра до Евсевия указывают (да и то косвенно) только Ориген и «Дидаскалия апостолов».

Далёк от разрешения и вопрос о соотнесённости между собой различных апокрифических «Деяний апостолов». Выдвигаются противоречащие друг другу гипотезы относительно того, какое из сочинений служило источником для других, варьируется их относительная датировка. К примеру, в сборнике, посвящённом вопросам интертекстуальности апокрифических «Деяний», один исследователь настаивает на хронологической первичности «Деяний Павла» по отношению к «Деяниям Петра»,6 а другой утверждает обратное.7 В любом случае, признано, что речь идёт не о механическом копировании: авторы апокрифических «Деяний» свободно видоизменяли заимствованный материал, сообразуя нарратив и риторику с задачами и потребностями своего непосредственного окружения. В силу особенностей формирования, копирования и обращения подобных текстов невозможно с определённостью установить пары «исходный текст – позднейшая переработка» даже в случае дублирования некоего сюжета. В этом случае корректнее и надёжнее, видимо, говорить о различных модификациях или редакциях некоего единого нарратива.8 Например, при описании конфликта между апостолом Петром и Симоном Волхвом можно предположить, что апокрифические «Деяния Петра» отталкиваются от канонических «Деяний», атрибутируемых апостолу Луке (Деян 8:9–24), а затем на этой основе развивается новый нарратив. При этом, в соответствии с требованиями времени и аудитории, место действия переносится из Иерусалима в Рим.9

Перейдём к рассмотрению содержания речи Петра на кресте (её перевод см. ниже в Приложении). Как мы утверждаем, основная идея этого монолога заимствована из «Тимея» Платона, но истолкована в свете ветхозаветной истории изгнания первого человека Адама из рая и императива «вернуться в древнее отечество», последовав за «вторым Адамом», Иисусом Христом, вплоть до подражания его смерти на кресте, который в этой перспективе превращается из орудия позорной смерти в древо вечной жизни. Исход из рая и возвращение в него – лейтмотив монолога апостола Петра.

Согласно Книге Бытия, Адам, преступивший заповедь и отпавший от Бога, был изгнан из рая, где жил в роскоши и неге, на землю, которую он теперь вынужден обрабатывать «в поте лица».10 Таким образом, ослушавшись Бога, первый человек «по своей воле» сошел вниз и низверг свое начало в земное бытие. Важно, что библейское повествование автор МП толкует в духе, заданном «Тимеем» Платона. Этот источник не был замечен никем из многочисленных издателей, переводчиков и исследователей МП, за более чем столетнюю историю исследований этого текста предложивших и предлагающих множество его интерпретаций. Между тем, только знание этого релевантного контекста позволяет адекватно истолковать «послание» автора МП и увидеть его в той перспективе, которую он сам выстраивал. Неосведомлённость относительно того, что рассуждения Петра об инвертиро- ванности мира отправляются от соответствующего отрывка из «Тимея» Платона элиминирует метафизическое измерение речи Петра на кресте и делает невозможным понимание логики изречения Иисуса, сконструированного автором МП.

В «Тимее» переход от божественного идеального бытия к телесному существованию равнозначен нисхождению от постоянного, кругового и умопостигаемого движения к движению прерывистому, протяжённому по трем измерениям, и телесному.11 У души и связанного с ней тела дополнительно к круговому (разумному) обращению появляются ещё шесть пространственных степеней свободы (τόποι):

«обладая всеми шестью движениями: вперед – назад, и опять же: вправо – влево и вверх – вниз, оно [живое существо] продвигалось, всячески блуждая, в шести направлениях» (43b 2–5).

τὰς ἓξ ἁπάσας κινήσεις ἔχον· εἴς τε γὰρ τὸ πρόσθε καὶ ὄπισθεν καὶ πάλιν εἰς δεξιὰ καὶ ἀριστερὰ κάτω τε καὶ ἄνω καὶ πάντῃ κατὰ τοὺς ἓξ τόπους πλανώμενα προῄειν.

Ситуация этого нисхождения живого существа в мир телесности сравнивается Платоном с опрокидыванием:

«Это похоже на то, как если бы некто опрокинутый, уперев голову в землю и задрав наверх ноги, прислонил их к чему-то; в таком положении и претерпевающему, и смотрящим [на него] правые стороны покажутся левыми, а левые правыми – каждая у каждого» (43e 4–8).

οἷον ὅταν τις ὕπτιος ἐρείσας τὴν κεφαλὴν μὲν ἐπὶ γῆς, τοὺς δὲ πόδας ἄνω προσβαλὼν ἔχῃ πρός τινι, τότε ἐν τούτῳ τῷ πάθει τοῦ τε πάσχοντος καὶ τῶν ὁρώντων τά τε δεξιὰ ἀριστερὰ καὶ τὰ ἀριστερὰ δεξιὰ ἑκατέροις τὰ ἑκατέρων φαντάζεται.

МП тоже описывает земное существование падшего человека как жизнь «вниз головой» и следует в этом «Тимею» Платона. После изгнания из рая «опрокинутый» человек воспринимает окружающий мир в «зеркальной» перспективе, меняя правое на левое, истинное на ложное, то есть устанавливая ложные метафизические, эпистемологические и ценностные ориентиры. Как формулирует автор МП:

«Сойдя вниз и низвергнув свое начало на землю, человек установил для себя весь этот вид (εἶδος) мироустроения, в котором явил правое левым, а левое правым и поменял местами все знаки их естества, так что безобразное считалось прекрасным, а природные блага – злом».

Живой иллюстрацией экзистенциальной перевернутости человека после грехопадения апостол Петр делает самого себя, распинаясь на кресте голо- вой вниз. Смысл цитируемого им изречения Иисуса в этом свете заключается в призыве всё выправить и выпрямить: земное устроение – правое и левое, верх и низ, переднее и заднее – следует еще раз перевернуть, поставить с головы на ноги. Подобное инвертирование является условием «возвращения домой» и вхождения в царство Божие. В канонических евангелиях из всех условных периодов с отрицательными парами протасис-аподосис (ἐὰν μὴ… οὐ μὴ…) единственным прямым прототипом этого речения Иисуса является Мф 18:3: «если не перевернетесь (στραφῆτε) и не станете как дети, не войдете (εἰσέλθητε) в царство небесное».

Ориентация на «Тимей» Платона – не единственное проявление платоновских мотивов в речи Петра на кресте. Другим характерным признаком становится противопоставление «здешнего» и «тамошнего». Петр подчеркивает, что не следует полагаться на видимое устройство мира. Для «здешнего» и «феноменального» он использует указательное местоимение τοῦτο, призывая не принимать за истину зримое бытие в его явленности: «этот» (τοῦτο) зримый крест, на котором его распинают, и «теперешний» (τοῦτο) вид мироустройства. Он требует закрыть чувства для «здешнего» и прозревать за феноменальной данностью подлинную мистическую реальность: истинный Крест и истинное Слово.

Напротив, спасение достигается через снятие противопоставления между мирами, когда (при боговоплощении) «тамошняя», подлинная реальность входит в здешнее бытие. Как говорит в финале сам апостол Петр: «пусть Слово будет этим вот (τοῦτο) вертикальным брусом, на котором я распинаюсь».

Крест является не только сюжетным, но метафизическим средоточием всего нарратива МП. Как уже сказано, чтобы вернуться назад в «древнее отечество», нужно обратить «нисхождение» (κατάβασις) на землю в «восхождение» (ἐπίβaσις) на Крест. Из обращенных головой вниз (ἐπὶ κεφαλὴν) надобно сделаться прямостоящими (ὀρθοί). Опрокинутые вид и форма должны быть обращены в форму прямостояния (τὸ ὄρθιον σχῆμα), что достигается через уподобление прямому дереву (τὸ εὐθύξυλον, τὸ ὀρθὸν ξύλον) Креста. При этом задействуется вся мощная традиция символической интерпретации языка тела, разработанная в античной традиции.¹²

Если бы Петр хотел ограничиться демонстрацией опрокинутости падшего человека и стать живой эмблемой (διατύπωσις) перевернутости, ему достаточно было бы просто встать на голову, как это делает человек в «Тимее» Платона. Но когда Петр намеренно именует себя «повешенным», он не только уподобляет себя Христу, но указывает на богопротивность подобного состояния, ибо и в Ветхом, и в Новом Завете висельник проклят перед Богом.13

Так же, как Петр делает себя наглядной эмблемой перевернутости человека после грехопадения, так Крест становится у него зримой иллюстрацией христологического догмата о соединении человеческой и божественной природ. Символом их нерасторжимости для Петра является Крест, на котором за людей претерпел страдания богочеловек Иисус Христос, после чего человеческая природа во всей её полноте была вознесена на небеса. С этого Петр начинает свою речь: «О невыразимая благодать, сказываемая во имя Креста, о природа человека, которую нельзя отделить от Креста14!»

Как представляется, речь здесь идет не столько о христологии (в смысле догматического учения о неслиянном и нераздельном соединении в единой ипостаси богочеловека Иисуса Христа двух природ, божественной и человеческой), сколько об обожении: уподоблении (до нерасторжимого единства) человека Богу через подражание Ему, так что «уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2:20). Кратчайшим путем к подобному слиянию становится для Петра воспроизведение смерти Господа на кресте.15

В рассматриваемую эпоху Крест отождествлялся с Иисусом Христом. Петр открыто говорит, что божественное Слово «растянуто» на кресте. Более того, он предлагает соотносить вертикальный брус креста с божественной природой (со Словом), а поперечину – с природой человеческой (которая вслед за Словом становится «эхом Бога»). Гвоздем же, неразрывно связующим обе перекладины креста (то есть человека и Бога), должны стать у верных поворот (ἐπιστροφή) к Богу и перемена мыслей (μετάνοια).16 Вот в чем состоит таинство, открытое Петру, которое он теперь сообщает присутствующим.

Скажем несколько слов о лексических параллелях, которые позволили автору МП связать «Тимей» Платона и распятие Петра вниз головой, а также сконструировать соответствующее речение Иисуса. Первая из них находится в «Тимее»: когда Платон пишет об опрокинутом человеке, упершимся головой в землю и воспринимающем всё в перевернутом виде, он называет его «претерпевающем» (τοῦ πάσχοντος), упоминая при этом и тех, кто на него смотрит (τῶν ὁρώντων). В раннехристианском дискурсе лексема πάσχων («претерпевающий / страдающий») однозначно прочитывалась на языке мученичества, ассоциируясь со страданиями на кресте. Автору МП уже было известно, что апостол Петр был распят головой вниз. Таким образом, перенесение образности из «Тимея» в повествование о распинаемом вниз головой апостоле, окруженным уже не «смотрящими», но слушающими его людьми, становится естественным.

Вот так мотив переворачивания входит для автора МП в новозаветный контекст, который, разумеется, имплицитно содержит лексику и императивы «обращения / переворачивания», но теперь они выступают на первый план и понимаются автором в буквальном, «тимеевском» и техническом смысле. Как сказано выше, отправной точкой для него становится вычитываемый в Мф 18:3 λόγιον Христа: «если не перевернетесь…, не войдете…». На его основе автор МП конструирует похожее речение, инкорпорирующее в евангельский контекст «тимеевскую» образность: «Если не сделаете (ἐὰν μὴ ποιήσητε) правое как левое, а левое как правое, нижнее как верхнее, а заднее как переднее, не войдете (οὐ μὴ εἰσέλθητε) в царство Божие».

Понимание того, что мотив переворачивания / поворота / обращения является стержнем и речи Петра в целом, и данного речения Иисуса в частности, позволяет расставить правильные ориентиры в дебатах относительно места этого высказывания Иисуса в ряду прочих аграф.

Как представляется, в МП имеются и другие аллюзии, связывающие его с «Тимеем» Платона. Например, параллелизм обнаруживается в следующем месте:

Plato. Timaeus 90a7–b1:

Повесив голову , наш корень, туда, где впервые произошло рождение души, божество выпрямило все тело .

ἐκεῖθεν γάρ, ὅθεν ἡ πρώτη τῆς ψυχῆς γένεσις ἔφυ, τὸ θεῖον τὴν κεφαλὴν καὶ ῥίζαν ἡμῶν ἀνακρεμαννὺν ὀρθοῖ πᾶν τὸ σῶμα.

Martyrium Petri 9 (38)

Первый человек, оказавшийся в положении, которое я, [повешенный], сейчас принял, принесенный головой вниз, явил мертвое рождение…

ὁ γὰρ πρῶτος ἄνθρωπος, ὁ γενόμενος ἐν εἴδει ὃ ἔχω ἐγώ, κατὰ κεφαλῆς ἐνεχθεὶς ἔδειξεν γένεσιν… νεκράν.

«Тимей» (естественным для платонизма образом) говорит о душе, утверждая, что тело является прямостоящим (ὀρθός), поскольку его голова «подвешена» (ἀνακρεμαννύν) сверху – в месте, где душа обрела впервые рождение (πρώτη γένεσις). Символизм подобного положения тела хорошо понимался не только эллинами, но и христианами. Не случайно, в одном из латинских переложений МП, приписываемых Лину, второму епископу Рима, Петр говорит Христу (в греческом оригинале эта фраза отсутствует):

«Только Ты, Господи, … был достойно распят – с головой, простертой ввысь» Digne tu solus, domine, in altum porrecto uertice crucifixus es.

Напротив, первый (πρῶτος) человек (Адам, изгнанный из рая на землю) явил мертвое рождение (γένεσιν) и пребывает в положении (ἐν εἴδει) «головой вниз», каковое воспроизводит и «повешенный» (ἀποκρεμάμενον) на кресте Петр.

Еще одна возможная параллель проявляет себя на лексическом и фонетическом уровне (в переводе она не заметна). И в «Тимее», и в МП, когда человек нисходит в земное бытие, он делает это,

Martyrium Petri 9 (38)                     Plato. Timaeus 43e5

τὴν ἀρχὴν τὴν ἑαυτοῦ εἰς γῆν ῥίψας            ἐρείσας τὴν κεφαλὴν μὲν ἐπὶ γῆς низвергнув свое начало на землю.       уперев голову в землю.

Сходство тем более очевидно, что на языке Нового Завета «голова» и «начало» являются синонимами.17 Более того, у ап. Павла сохраняется «пла- тоновское» представление о том, что голова – корень человека, поскольку Павел считает, что тело человека «растет от головы».18

Послания Павла являются важным контекстом для речи Петра на кресте, например, высказывание апостола о двух Адамах и ношении в себе их образа:

«Написано: “первый человек Адам стал (ἐγένετο) душою живущею”; а последний (ἔσχατος) Адам есть дух животворящий (ζῳοποιοῦν)… Первый человек – перстный, из земли (ἐκ γῆς χοϊκός); второй человек – с неба. И как мы носили (ἐφορέσαμεν) образ (εἰκόνα) перстного, будем носить и образ небесного» (1 Кор 15:44–52).

Следует отметить, что обращенность элементов текста сразу к двум традициям, эллинской и христианской, не является чем-то уникальным и обнаруживается в других ранних христианских текстах.19 В целом же, происходящее с Петром является вариацией на слова ап. Павла:

«Ныне радуюсь в страданиях (παθήμασιν) моих за вас…, чтобы исполнить Слово Божие – таинство, сокрытое от веков (αἰώνων) и от родов (γενεῶν), ныне же открытое (ἐφανερώθη) святым Его, которым захотел Бог дать знать… [таинство], которое есть Христос в вас,… для чего я и тружусь и подвизаюсь действием (ἐνέργειαν) Его, действующим во мне могущественно (ἐν δυνάμει)» (Кол 1: 24-29).

«Мученичество Филиппа». В корпусе апокрифических «Деяний апостолов» есть еще один текст, наследующий традицию повешения вниз головой и сохраняющий при этом «тимеевский» смысл аргументации. Этот текст – «Мученичество апостола Филиппа» (далее: МФ),²⁰ в котором распятие апостолов представлено следующим образом:

«125–126. Он приказал повесить Филиппа: проколоть его лодыжки, приготовить железные крюки, пронзить его пятки и повесить на дереве вниз головой (κρεμασθῆναι κατὰ κεφαλῆς… ἐπί τινος δένδρου) лицом к святилищу. А Варфоломея растянули (ἐκτείναντες) напротив Филиппа, пригвоздив его руки к стене храмо- вых ворот. И оба, Филипп и Варфоломей, улыбались, видя (ὁρῶντες) друг друга, как будто их не пытали»21…

«129. И Иоанн увидел (εἶδεν) Филиппа, повешенного вниз головой (κατὰ κεφαλῆς κρεμάμενον) за лодыжки и пятки. Увидел он и Варфоломея, растянутого (ἐκτεταμένον) на стене храма и сказал им: “Таинство повешенного (κρεμασθέντος) между (ἐν μέσῳ) небом и землей да будет с вами”»22.

После этого Филипп произносит речь, которая традиционно считалась повторением речи Петра на кресте:

«140. Я пришёл в этот город не для того, чтобы заняться какой-либо торговлей, и не для иного подобного дела, но мне назначено в этом городе выйти из моего тела в положении (σχήματι), в котором вы меня видите. Вы же не печальтесь о том, что я повешен (κρέμαμαι) таким образом. Ибо я несу тип (τύπον) первого че-ловека,23 принесённого (ἐνεχθέντος)24 на землю головой вниз и снова посредством древа Креста животворённого от смерти преступления [заповеди]. А теперь я исполню то, что мне поручено. Ибо Господь сказал мне: “Если не соделаете у себя верх в низ и левое в правое, не войдете в мое царство”. Поэтому не уподобляйтесь взаимопереставленному типу (τῷ ἀντιπαρηλλαγμένῳ τύπῳ)25, ибо весь мир переставлен (ἐνήλλακται), и всякая душа, переворачивающаяся (ἀναστρεφομένη) в теле, оказывается в забвении небесного».26

То, что недостаточно ясно сформулировано в МП, проясняется, если параллельно читать МФ. Однако, в каких отношениях друг к другу находятся два текста, сказать сложно. Как это нередко бывает применительно к корпусу апокрифической литературы, мнения относительно того, какой из текстов служит источником для другого, разнятся. Шнеемелхер считал, что МФ демонстрирует «знание и использование» МП в IV–V вв.27 Мэтьюс, напротив, полемизирует с установившимся мнением о прямой литературной зависимости МФ от МП,28 полагая, что, хотя в основе сюжета с распятием Филиппа вниз головой лежит литературная традиция, связанная с распятием Петра, из этого не следует, что автор МФ механически копирует текст МП. Мотивы повешения апостола Филиппа головой вниз прописаны внятно и четко. Сложно объяснить сжатость формулировок МФ, если полагать его источником многословное и аморфное повествование МП. В качестве контраргумента на это соображение можно было бы указать на некоторые формулировки из латинского переложения МП, приписываемого рукописной традицией еп. Лину. Они тоже компактны, но зависимость пс.-Лина от МП не подлежит сомнению. Нельзя согласиться и с тем, что вслед за целым рядом исследователей Мэтьюс отождествляет речение Иисуса из «Мучени-честв» с внешне похожим речением Иисуса из «Евангелия Фомы». Стержнем последнего является не опрокидывание ценностных координат мира, отпавшего от Бога, но вдохновленное идеями энкратизма снятие деления на мужское и женское29 (позднее оно станет первым в серии пяти космических синтезов у Максима Исповедника30). Таким образом, неверно предположение, что речение Иисуса из «Евангелия Фомы» явилось отправной точкой при конструировании речения из «Мученичеств», а отсутствие оппозиции «мужское / женское» в последнем – это сознательная редакторская правка. Мы полагаем несомненным, что, поскольку источником речения из «Муче-ничеств» является «Тимей» Платона, то основной идеей логия является призыв к инвертированию пространственных координат, символизирующих здесь устоявшиеся ценностные ориентиры. Речение Иисуса в «Муче-ничествах» имеет «топологический» смысл, а его различающиеся варианты в МП и МФ восходят к одному источнику – «Тимею» Платона. Детали нарратива переворачивания в «Мученичествах» в целом схожи:

Martyrium Petri                          Martyrium Philippi

Первый человек, оказавшийся в форме Я несу форму (τύπον) первого человека, (ἐν εἴδει), которую я сейчас принял, принесенного на землю головой вниз принесенный головой вниз (κατὰ κεφαλῆς ἐνεχθεὶς), явил (ἔδειξεν) мертвое рождение…

Оный [человек] установил для себя всю теперешнюю форму мироустройства (διακοσμήσεως εἶδος), в котором явил правое левым, а левое правым и переставил (ἐνηλλάγη) все приметы их естества, так что безобразное считалось прекрасным, а природные блага – злом.

Господь говорит о них в таинстве: ‘Если не сделаете (ἐὰν μὴ ποιήσητε) правое как левое, а левое как правое, нижнее как верхнее, а заднее как переднее, не войдете в царство Божие’.

Подобает… вернуться в древнее отечество – взойти на Господний крест, который есть растянутое [на нем] Слово.

(κατὰ κεφαλῆς ἐνεχθέντος)…

Не уподобляйтесь взаимопереставлен-ной форме (ἀντιπαρηλλαγμένῳ τύπῳ), ибо весь мир переставлен (ἐνήλλακται), и всякая душа, переворачивающаяся (ἀναστρεφομένη) в теле, оказывается в забвении небесного.

Господь сказал мне: “Если не соделаете (Ἐὰν μὴ ποιήσητε) у себя верх в низ и левое в правое, не войдете в мое царство”.

[Человека,] посредством древа Креста возвращенного к жизни от смерти преступления [заповеди].

Примечательно, что фраза «всякая душа, переворачивающаяся (ἀναστρεφομένη) в теле, оказывается в забвении небесного», присутствующая только в МФ, воспроизводит платоновскую традицию.31 В МП эти слова отсутствуют. Это еще одно указание на то, что автор МФ сознавал «платоновскую» основу повествования об опрокидывании, а не был копиистом, механически перенесшим сюжет с перевернутым распятием из МП.

Оба текста согласны в том, что положение вниз головой, принятое апостолами на кресте, демонстрирует опрокинутость первого человека Адама, исторгнутого «на землю» из рая. Это низвержение равносильно духовной смерти. Своей смертью на кресте Иисус Христос искупил первородный грех человеческой природы, соделав крест древом жизни.

Нравственный, метафизический и мистический смысл призыва к «переворачиванию перевернутого» в «Мученичествах» и в «Тимее» один и тот же. Однако без знания того, что именно рассуждение «Тимея» явилось источником для «Мученичеств», понять представленную в них метафорику опрокидывания весьма затруднительно, что доказывается наличием их неверных интерпретаций в современной исследовательской литературе. В этом месте «Мученичеств» мы имеем яркий пример вымещения смысла из текста в контекст, не явленный читателю непосредственно и считываемый только «посвященными»32 (а таковыми становятся те, кто начитан в текстах другой, гетеродоксальной традиции). Впрочем, таковых было немало, поскольку до III в. н.э. «Тимей» – эта «Библия платоников» – был единственным прозаическим сочинением классической Греции, прочесть которое полагалось всякому образованному человеку. «Тимей» Платона оказал колоссальное влияние на мировоззрение Филона Александрийского; цитаты из этого диалога и отсылки к нему находятся в сочинениях ранних христианских авторов; под его влиянием формировались учения о творении у христианских гностиков. Таким образом, «Тимей» и Книгу Бытия читали как взаимодополняющие повествования.33

Поскольку МФ дошло до нас в трех рукописных редакциях, представленный в нем λόγιον Иисуса доступен в трех вариантах (к которым можно прибавить два варианта из МП):

МФ 1. Ἐὰν μὴ ποιήσητε ὑμῶν τὰ κάτω εἰς τὰ ἄνω καὶ τὰ ἀριστερὰ εἰς τὰ δεξιὰ οὐ μὴ εἰσέλθητε εἰς τὴν βασιλείαν μου.34

МФ 2. Ἐὰν μὴ ποιήσητε τὰ ἀριστερὰ δεξιὰ καὶ τὰ ἄτιμα λογίζεσθε ἔντιμα οὐ δυνήσεσθε εἰσελθεῖν εἰς τὴν βασιλείαν τῶν οὐρανῶν.35

МФ 3. Ἐὰν μὴ στρέψητε τὰ κάτω εἰς τὰ ἄνω καὶ τὰ ἄνω εἰς τὰ κάτω καὶ τὰ δεξιὰ εἰς τὰ ἀριστερὰ καὶ τὰ ἀριστερὰ εἰς τὰ δεξιὰ οὐ μὴ εἰσέλθητε εἰς τὴν βασιλείαν τοῦ θεοῦ.36

МП 38 (Lipsius): Ἐὰν μὴ ποιήσητε τὰ δεξιὰ ὡς τὰ ἀριστερὰ καὶ τὰ ἀριστερὰ ὡς τὰ δεξιὰ καὶ τὰ ἄνω ὡς τὰ κάτω καὶ τὰ ὀπίσω ὡς τὰ ἔμπροσθεν οὐ μὴ ἐπιγνῶτε τὴν βασιλείαν.

МП 38 (Zwirlein): ἐὰν μὴ ποιήσητε τὰ δεξιὰ ὡς τὰ ἀριστερὰ καὶ τὰ ἀριστερὰ ὡς τὰ δεξιὰ καὶ τὰ κάτω ὡς τὰ ἄνω καὶ τὰ ὀπίσω ὡς τὰ ἔμπροσθεν, οὐ μὴ εἰσέλθητε εἰς τὴν βασιλείαν τοῦ θεοῦ.

Сравнение этих версий позволяет увидеть, что все три варианта МФ говорят о «вхождении» (εἰσέλθητε) в царство (и это ближе к евангельскому прототипу), тогда как в МП по изданию Липсиуса речь идет об «узнании» (ἐπιγνῶτε). Один из вариантов МФ ориентируется на «Евангелие от Матфея», ставя в аподосисе «если не перевернете» (στρέψητε) вместо «если не сделаете» (ποιήσητε), читаемом в прочих версиях. Интересен вариант МФ, в котором предлагается не только поменять пространственные ориентиры, но считать «не чтимое чтимым» (τὰ ἄτιμα / ἔντιμα), подтверждающий предположение о том, что автор МП прекрасно сознает, о чем пишет.

В целом, не вызывает сомнения первичность нарратива и автономность «герметической» образности МП в сравнении с МФ. Его лексика, языковые обороты, риторическая логика и образность помещают МП в эпоху ранней христианской, гностической и герметической литературы. Отличительной чертой произведения является отчетливый эзотеризм, оно обладает инициационным, мистагогическим характером, имеет свою метафизику и драматургию. Напротив, МФ, если рассматривать его стилистически, принадлежит к жанру популярных житийных легенд, насыщенных лубочными чудесами и сказочными подробностями. Фрагмент, инициированный «Тимеем» Платона, выглядит в нём изолированной вставкой, не имеющей драматургической автономности.

Позднейшая судьба МП и МФ. «Мученичество Петра» дошло до нас во множестве хронологически более поздних редакций и переложений. Рассмотренный нами текст МП, представленный в трех греческих рукописях, является самым древним. Более поздние версии стремятся затушевать исходный метафизический смысл сцены распятия апостола Петра вниз головой, вдохновленной дискурсом платоновского «Тимея». Они делают это за счет различных риторических средств: посредством перефразировки, введением дополнительных пояснений или, напротив, посредством сознательных пропусков текста.

Пример такого подхода демонстрируют два ранних латинских переложения МП – «Мученичество блаженного апостола Петра, записанное епископом Лином» (далее: Ps.-Linus)37 и «Деяния из Верчелли» («Actus Vercel- lenses» или «Actus Petri cum Simone»).38 В обоих этих латинских переложениях «Мученичество» сохранилось в составе более пространного повествования, собранного из двух сюжетных частей: первая повествует о борьбе апостола Петра в Риме с Симоном Волхвом, а вторая – это парафраз собственно «Мученичества Петра» (излагаются события его распятия и речь на кресте). Эти две латинские версии, являясь не переводами, но переложениями и адаптациями, тем не менее, важны для нас, так как греческий текст, лежащий в их основе, не сохранился. Фрагментарные свидетельства относительно греческого текста «Деяний Петра» за рамками «Мученичества Петра» предоставляют только датируемое концом IV в. житие Аверкия Иера-польского († 167)39, фрагмент Оксиринхского папируса40 и еще несколько небольших текстов. Таким образом, «Деяния Петра» в их полноте существуют только в двух латинских версиях.

Корпус различных «Деяний Петра» издан в 1891 Рихардом Липсиусом (в сотрудничестве с Максимилианом Боннетом). Том открывает латинское переложение «Мученичества Петра», атрибутируемое епископу Лину (S. 1-22, далее: Ps.-Linus).

За ним следует пространный латинский текст, разбитый Липсиусом на 41 главу и озаглавленный «Actus Petri cum Simone» («Деяния Петра и Симона», S. 45-103). Это латинское переложение – единственный существующий текст не только МП, но пространных «Деяний Петра» (греческий прототип не сохранился). В современной литературе за ним закрепилось иное название – «Деяния из Верчелли» («Actus Vercellenses»).

Кроме того, в разворот с главами 30-41 «Деяний из Верчелли» (S. 78–102) Липсиус напечатал греческий текст «Мученичества Петра», изданный на основе двух рукописей (из Патмоса и Афона).

Скажем несколько слов об упомянутых выше латинских переложениях МП. В части, совпадающей с греческим текстом, МП «Деяния из Верчелли» содержат ряд ошибок, перефразировок, лакун, но, всё-таки, дают общее представление о тексте-прототипе. Напротив, пс.-Лин обращается с оригиналом более свободно: он вторгается в греческий текст «Мученичества», инкорпорируя в него отступления, добавляет библейские цитаты и сопро- вождает повествование пояснениями, целью которых является затушевать экстравагантную метафазику и антропологию исходного МП. Например, в то место переложения пс.-Лина, которое соответствует гл. 37 текста «Деяний из Верчелли», включены два пространных отступления. Сразу после начальной фразы «О имя креста, сокровенное таинство!» апостол Петр отвлекается на энкомий кресту (более 100 слов). Затем следует просьба Петра к палачам распять его вниз головой, сопровождаемая следующим пояснением:

«Распиная меня, расположите меня головой вниз и ногами кверху (caput de-orsum ponatis et pedes sursum). Ибо не подобает мне, последнему рабу, быть распятым так, как посчитал достойным пострадать (pati) ради спасения всего мира Господин вселенной, которого нужно прославить моим страданием. Так [нужно] еще потому, чтобы я мог постоянно сосредоточенным взором (intento uultu) созерцать таинство креста, и чтобы окружающие лучше слышали то, что я скажу с него».41

Мы видим, как утрачивается исходный философский и богословский смысл текста. Причиной распятия апостола Петра вниз головой объявлены его самоуничижение и удобство общения с собравшимися. Далее у пс.-Лина Петр с креста начинает утешать собравшихся, скорбящих о нем; он просит Бога открыть им глаза на истинное положение вещей, и они узревают, что над крестом парят ангелы с венцом из роз и лилий, а сам Петр (не тот, что остается распятым, но тот, что узревается на вершине креста) получает от Христа говорящую книгу42, из которой читает собравшимся, так что все вокруг начинают радоваться, и плачущие превращаются в ликующих. А Петр тем временем обращается к Христу:

«Только Ты, Господи, искупивший весь мир от греха, был достойно распят – с головой, простертой ввысь. Я решил подражать тебе даже в страдании. Но я не присвоил себе прямого (rectus) распятия, поскольку мы, рожденные от Адама, всего лишь люди (puri homines) и грешники. Ты же Бог от Бога, и Свет истин- ный от Света истинного43 прежде всех веков. При скончании веков (Евр 9:26) Ты соблаговолил ради человеков стать человеком, но без пятен [греха], Ты пребываешь во славе как Искупитель человека. Ты всегда прям (rectus), всегда превосходен (excelsus), всегда возвышен (altus). А мы по плоти суть дети первого человека, который зарыл (demersit) свое начало в землю. Его падение обозначается (significatur) видом человеческого рождения (specie generationis humanae), ибо мы рождаемся так, что изливаемся (effundi) на землю головой вниз (proni), и то, что справа, является левым, а то, что слева, становится правым, поскольку положение (conditio) устроителей сей жизни (in auctoribus huius uitae) сделалось измененным (mutata). Ибо сей мир, в котором ты, Боже, нашел нас, как ниневийцев (Ион 1:1-2; 3:1-3), и своей святой проповедью освободил тех, кому суждено было погибнуть, считает правым левое».44

Как мы видим, исходный нарратив перебивается вставками из Символа веры, а перевернутость человека и мира прочнее привязывается к способу деторождения (в греческом МП это было лишь аллюзией). Все эти средства служат целям сглаживания неортодоксальности и экстравагантности исходного текста. В ключевом месте «Мученичества», когда Петр рассуждает о причинах перевернутости мира, пс.-Лин кардинальным образом трансформирует текст:

«Вы же, братья, которым надлежит слушать, навострите уши сердца (aures cordis) и познайте то, что мне теперь нужно вам возвестить, а именно таинство всей природы и начало всеобщего тварного устроения (factae constitutionis initium). Ибо первый человек, род которого я имею в [своем] виде (genus in specie ego habeo), посланный головой вниз (misso deorsum capite), явил некогда погубленное рождение (olim perditam generationem), поскольку рождение его было мертвым и не имело жизненного движения. Но Тот, кто есть Начало (principium), движимый своим состраданием пришел в мир через телесное бытие (corporalem substantiam) к тому, кого Он справедливым суждением (iusta sententia) бросил на землю (in terram proiecerat). Через образ (speciem) своего досточтимого призвания (uocationis), то есть креста, Повешенный на кресте восстановил и установил для нас то, что прежде было изменено (immutata) из-за начальной ошибки (iniquo errore) людей, а именно [восстановил] временное в качестве левого, и вечное, которое считалось за левое [, поставил правым]. Поскольку Он прославил правое, то переменил все приметы (omnia signa) сообразно их надлежащей природе, так как Он считает благом (bona) то, что благом не считалось, и воистину благоприятным то, что считалось пагубным. Поэтому Господь говорит в таинстве: “Если не сдела- ете правое, как левое, и левое, как правое, и верхнее, как нижнее, и переднее, как заднее, не познаете царства Божия”».45

В МП говорилось о том, что падший Адам перевернул под себя все космическое устроение. Восстановление ориентиров (signa) мира в их прежнем статусе, осуществленное спасительной жертвой Христа, только подразумевалось. Напротив, пс.-Лин лишает человека активной роли. Он говорит, что тот явил «некогда погубленное рождение», а чуть выше упоминает (опять-таки, посредством пассивной синтаксической конструкции), что положение (conditio) «устроителей сей жизни» (auctoribus huius uitae) сделалось измененным (mutata). Отчего и как остаётся неясным. Напротив, функции «пе-реворачивателя» передаются у пс.-Лина от человека к Христу, который «пришел в мир через телесное бытие» и посредством образа своего креста «восстановил и установил» (restituit et constituit) в исходном положении то, что «было изменено (immutata) из-за начальной ошибки людей». Подобное переформатирование текста имеет своей целью сознательное приведение к ортодоксии, хотя достигается это ценой уничтожения логики исходного нарратива. Разумеется, такой пра-текст, как «Тимей» Платона, в редакции пс.-Лина распознать практически невозможно.

Подведем итог. В греческой традиции МП было практически выведено из обращения: до нас дошло всего три рукописи (в сравнении с 22 манускриптами для пс.-Лина, этой вольной латинской переработки). Однако «топологический символизм» и «герменевтика телесности», столь важные для МП, были и остались важным элементом нормативного христианского миросозерцания. Достаточно сказать, что они просвечивают практически в каждом моменте литургического священнодействия.46 В качестве примера благожелательного отношения к «неписанным таинствам» Предания в сочетании с вниманием к символике положений тела во время богослужения можно указать на рассуждение Василия Великого в трактате «О Святом Духе» (гл. 27), из которого мы приведём несколько цитат. Василий начинает с вопроса о соотношении таинств и открытой проповеди, подтверждая легитимность «догматов и проповедей» которые относятся к неписаным таинствам Церкви (τὰ ἄγραφα τῆς Ἐκκλησίας μυστήρια), дошедшим от апостольского предания и принятым «в тайне» (ἐν μυστηρίῳ)» (27, 66, 1–4).47 Василий утверждает, что «если бы мы вздумали отвергать неписаные обычаи (τὰ ἄγραφα τῶν ἐθῶν), то… исказили бы самое главное в Евангелии, лучше же сказать, обратили бы проповедь в пустое имя». В качестве примеров практик, принятых, но не зафиксированных на письме, Василий приводит обычаи знаменовать себя крестным знамением (τῷ τύπῳ τοῦ σταυροῦ κατασημαίνεσθαι) и молиться, повернувшись на восток, которые были усвоены из «неписаного учения» (ἐκ τῆς ἀγράφου διδασκαλίας). Схожим образом, воду крещения благословляют не по изложенным в Писании правилам (они там отсутствуют), но «по соблюдаемому в молчании и таинственному преданию» (ἀπὸ τῆς σιωπωμένης καὶ μυστικῆς παραδόσεως, 23-24). Более того, есть вещи, которые и не следует записывать, ибо то уже не таинство, добавляет Василий, что необдуманно вынесено на слух (ἀκοήν) народа» (52-53). В этом и состоит отличие догмата (δόγμα) от проповеди (κήρυγμα): «догмат умалчивается (σιωπᾶται), а проповедь обнародуется (δημοσιεύεται)».

Здесь Василий переходит к примерам пространственного символизма, которые обнаруживают ряд параллелей с тем, что мы встречаем в МП. Так, говорит Василий, когда во время молитв мы смотрим на восток, то «ищем древнего отечества (ἀρχαίαν πατρίδα) – рая (παράδεισον), который насадил Бог в Эдеме на востоке» (60-63)48. Далее следует яркий пример символической интерпретации «верха» и «низа» в связи с положением тела во время богослужения:

«В первый день седмицы мы совершаем молитвы, стоя прямо (ὀρθοί)… не только, как совоскресшие со Христом и обязанные искать вышних (τὰ ἄνω), в воскресный день стоянием (στάσεως) во время молитвы мы напоминаем себе о дарованной нам благодати и делаем cиe потому, что этот день, по-видимому, есть как бы образ (εἰκών) ожидаемого нами века».49

Чуть ниже Василий рассуждает о символизме праздника св. Троицы, который отмечается на 50-й день после Пасхи (и тоже в воскресенье). Оба праздника, разделённые промежутком в 49 дней, начинают неделю христианского календаря. Таким образом, взаимопроникают время историческое (поступательное) и циклическое (вечное):

«Вся Пятидесятница есть напоминание о воскресении, ожидаемом в вечности (ἐν τῷ αἰῶνι). Ибо единый и первый (μία καὶ πρώτη) оный день, семикратно умноженный на число семь, завершает (ἀποτελεῖ) семь седмиц священной Пятидесятницы, потому что, начинаясь первым [днем седмицы], им же и оканчивается по пятидесятикратном кругообороте (ἐξελιττομένη) подобных промежуточных между ними дней. Этим уподоблением Пятидесятница подражает вечности (αἰῶνα μιμεῖται), как бы в кругообразном движении (ἐν κυκλικῇ κινήσει) с тех же знаков (σημείων) начинаясь и теми же знаками оканчиваясь. В сию то Пятидесятницу церковные уставы научили нас предпочитать прямое положение тела (τὸ ὄρθιον σχῆμα) в молитве, сим ясным напоминанием как бы преселяя (μετοικίζοντες) наш ум из настоящего в будущее. Но и каждым коленопреклонением и вставанием с колен мы на самом деле показываем, что через грех ни-стекли на землю (εἰς γῆν κατερρύημεν) и человеколюбием нас Творящего призваны на небо».50

Для того, чтобы преодолеть опрокинутость, Платон в «Тимее» рекомендует созерцать небесные кругообращения. Уподобляя им кругообращения наших мыслей, мы можем достигнуть блаженной жизни. Сходным образом Василий настаивает на том, что циклические обороты календарных праздников напоминают нам о незакатном дне воскресения. В его рассуждении мы встречаем детали, присутствующие в речи Петра на кресте: «знаки» естества; «прямостояние», указывающее на Творца и вечность; «склонен-ность» тела как символ изгнания человека на землю после грехопадения. Но здесь, в противоположность тому, что мы встречаем в апокрифе, эти символы очищены от явных ассоциаций с античной философией и естествознанием, а потому воспринимаются как ортодоксальные.

Рассуждение Василия Великого демонстрирует лишь типологическое сходство по отношению к МП, но история прямого воздействие мифологемы опрокинутого человека из «Тимея» Платона на последующую традицию не ограничивается случаем МП и МФ. Примечательно, что в отношении перевернутого человека и тех, кто на него смотрит, Платон в «Тимее» говорит о переворачивании лишь двух пространственных ориентиров – правой и левой стороны. Нет речи о перестановке четырех других координат – верха / низа, переднего / заднего. Такая ситуация соответствует зеркалению: смотрящий в зеркало видит, что у его отраженного тела правая и левая стороны поменялись местами, однако верх (голова) и передняя часть тела (лицо) остались теми же. Ассоциация инверсии левого и правого с зеркалени-ем присутствует в самом «Тимее»: рассуждая о том, как возникает отражение в зеркале, Платон замечает, что в плоских зеркалах левое меняется на правое, а на внутренней поверхности цилиндра, ось которого направлена по горизонтали, у отражения меняются верх и низ (46a2–c6). Напротив, речение Иисуса из «Мученичеств» призывает к инвертированию всех шести координат. Это недостижимо простым переворачиванием в мире трех измерений: человек и мир должны вывернуться наизнанку, то есть перевернуться в более высоком, четвертом, измерении. Примечательно, что оба способа инверсии – посредством переворачивания в зеркале и посредством задействования представлений о четвертом измерении – впоследствии будут обсуждаться в русской философско-богословской традиции: Вяч. Иванов займётся темой зеркаления в античном мифе, а Д.С. Мережковский попытается перетолковать рассмотренные нами апокрифические мученичества (но эта тема выходит за рамки настоящего исследования и требует специальной работы).

П риложение

Проповедь Петра на кресте

(Acta Petri 37–39 Lipsius; 8–10 Zwierlein)

До недавнего времени существовало единственное издание греческого текста «Мученичества Петра»: Αcta Apostolorum Apocrypha. Post Constantinum Tischendorf denuo ediderunt R.A. Lipsius et M. Bonnet. Pars I. Leipzig, 1891. На с. 45–103 опубликована латинская переработка «Деяний Петра» – так называемые Actus Vercellenses («Деяния из Верчелли»), а в разворот с ними (S. 78–102) Липсиус напечатал греческий текст «Мученичества Петра». Издание Липсиуса воспроизведено у Леона Вуо: Les actes de Pierre. Ed. par Léon Vouaux. Paris: Letouzey & Ané, 1922, p. 398–466 (его оцифровка представлена в The Online Thesaurus Linguae Graecae).

Однако в распоряжении Липсиуса было всего две греческих рукописи: Patmiacus 48 (IX в.) из библиотеки монастыря Иоанна Богослова на о. Патмос – текст МП соответствует гл. 33–41 у Липсиуса); и Athous Vatoped. 79 (X–XI вв.) из Ва-топедского монастыря на Афоне – текст МП соответствует гл. 30–41 у Липсиуса). Чтения этих рукописей в ряде случаях были неудовлетворительны, так что Липси-усу пришлось предложить целый ряд важных эмендаций на основании чтений, принятых в коптском и старославянском переводах.

В 1962 г. в Охриде (Македония) была обнаружена еще одна греческая рукопись: Ochridensis bibl. mun. 44 (XI в.) – текст МП в ней соответствует гл. 33-41 у Липсиуса. Ее чтения разрешают многие трудности афонской и патмосской рукописей. Охридская рукопись была положена в основу нового издания, предпринятого Отто Цвирляйном: Zwierlein, Otto. Petrus in Rom: Die literarischen Zeugnisse. Mit einer kri-tischen Edition der Martyrien des Petrus und Paulus auf neuer handschriftlicher Grund-lage. Berlin, New York: Walter de Gruyter, 2009, p. 401-424.

Хотя охридская рукопись даёт лучшие варианты чтений, он не может совершенно заменить афонскую и патмосскую. Ряд мест в них выглядят более аутентичными, имеют параллели в текстах из классической философской традиции, более того – они наследуются латинским переложением пс.-Лина. В связи с этим наш перевод выполнен по изданию Цвирляйна, но в примечаниях также печатаются чтения Липсиуса.

Для сверки использовались переводы на английский язык: “Martyrdom of the Holy Apostle Peter,” The Apocryphal New Testament. A Collection of Apocryphal Christian Literature in an English Translation based on M.R. James . Ed. and revised by J. K. Elliott. Oxford: Clarendon Press, 1993, 421–426 (на основе издания Липсиуса). “Martyrdom of the holy Apostle Peter,” Eastman, David L. The ancient martyrdom accounts of Peter and Paul . Atlanta: SBL Press, 2015, 7–25 (на основе издания Цвирляйна).

Мученичество святого апостола Петра

«8 (37). Подойдя к кресту и встав подле него, Петр начал говорить: “О, имя Креста,51 всецело сокровенное таинство (μυστήριον ἀπόκρυφον),52 о невыразимая благодать, сказываемая во имя Креста, о природа человека, которую нельзя отделить от Кре-ста,53 о неизреченная и неотделимая любовь (φιλία), которую нельзя выразить нечистыми губами: я заставляю себя54 сейчас, находясь пред концом моего здешнего заточения,55 явить тебя, о человек, таким, каков ты есть (ὅστις εἶ).56 Я не умолчу о таинстве Креста, давно запертом и сокрытом в моей душе.

Для вас, уповающие на Христа,⁵⁷ да не будет имя Креста здешним зримым (τοῦτο τὸ φαινόμενον), ибо оно есть нечто иное, противоположное здешнему, видимому для вас.⁵⁸ А сейчас особенно, когда вы, способные к тому, можете слышать от меня при последнем часе и конце оставшейся мне жизни, – слушайте!⁵⁹ Отделите ваши души 60 от всего явленного, воспринимаемого чувствами, не являющегося истинным.⁶⁰ Пресеките ваше плотское зрение, пресеките ваш здешний слух, ваши наружные (ἐν φανερῷ) дела,⁶¹ и узнайте о том, что некогда произошло благодаря Христу (τὰ πάλαι ὑπὸ τοῦ Χριστοῦ γεγονότα) и о всецелом таинстве спасения, о котором всегда говорят, но не до конца слушают.⁶² А для тебя, Петр, настал час передать тело тем, кто возьмет его. Вы же, кому надлежит (ὧν ἐστιν τὸ ἴδιον), забирайте его. Прошу вас, палачи, распните меня вот как: вниз головой (ἐπὶ τὴν κεφαλὴν) и не иначе. А почему так, я поведаю тем, кто слушает”.

9 (38). Когда же они повесили его способом, о котором он просил, Петр опять начал говорить: “О люди, кому надлежит слушать, внемлите тому, что я, повешенный (ἀποκρεμάμενος),63 вам сейчас возвещаю. Познайте таинство всей [человече- ской] природы и то, каким было начало всего. Ибо первый человек, оказавшийся в положении, которое я сейчас принял,64 принесенный (ἐνεχθεὶς) головой вниз,65 явил мертвое рождение (γένεσιν), которого прежде не было, ибо сама [его] природа мертва и движение имеет мертвое.66 Сойдя вниз67 и низвергнув свое начало на зем-лю,68 оный [человек] установил для себя весь теперешний вид (εἶδος) мироустройства, в котором явил правое левым,69 а левое правым и переставил (ἐνηλλάγη) все приметы (σημεῖα) их естества, так что безобразное считалось прекрасным, а природные блага – злом. Господь говорит о них в таинстве: ‘Если не сделаете правое как левое, а левое как правое, нижнее как верхнее, а заднее как переднее, не войдете в царство Божие’.70 Ранее внедрив в вас такое понимание (ἔννοιαν) <…> [Так что, перевернутое] положение (σχῆμα), в котором вы видите меня повешенным – это изображение (διατύπωσίς) оного [первого] человека, спустившегося и пришедшего в бытие.71

Вам же, мои возлюбленные, – и тем, кто слушает сейчас, и тем, кто будет слушать, – подобает, оставив первоначальное заблуждение, вернуться (ἐπαναδραμεῖν) в древнее отечество (ἀρχαίαν πατρίδα)72 – взойти на Господний крест, который есть растянутое (τεταμένος) [на кресте] Слово,73 одно и единственное, о котором Дух говорит: ‘Что есть Христос, как не Слово, эхо (ἦχος) Бога?’ Пусть Слово будет этим вот вертикальным брусом (τὸ εὐθύξυλον),74 на котором я распинаюсь, а эхо – поперечиной (τὸ πλάγιόν), человеческой природой. Гвоздем (ὁ ἧλος)75 же, посередине крепящим [поперечину]76 к вертикальному брусу (τῷ ὀρθῷ ξύλῳ), да будет поворот (ἐπιστροφὴ) [к Богу]77 и перемена мыслей (μετάνοια) человека.78

10 (39). Поскольку ты, Слово жизни (Быт 2:9), теперь именуемое мной древом, дал знать и открыл мне это, я благодарю (εὐχαριστῶ) тебя не этими устами, которы- ми я, пригвожденный, вещаю,79 и не языком, посредством которого изрекаются истинное и ложное, не этим словом (λόγῳ), производимым умением материальной природы (ὑπὸ τέχνης φύσεως ὑλικῆς).80 Но я благодарю тебя тем голосом (φωνῇ), который постигается посредством молчания (τῇ διὰ σιγῆς νοουμένῃ)81: он не проходит через органы тела и не достигает ушей плоти, тленная природа (οὐσίᾳ) его не слышит, он не принадлежит миру и не направлен к земле, он не записан в книгах, никому 82

не принадлежит, так что у одного он есть, а у другого – нет.82

Но я благодарю тебя, Иисус,83 вот чем – молчанием – твоим голосом,84 посредством которого дух, что во мне, – любящий тебя, глаголящий тебе, взирающий на тебя, – обращается к тебе, кто постижим (νοητός) только духом. Ты для меня отец, ты для меня мать, ты для меня брат, ты друг (φίλος), ты раб, ты эконом (οἰκόνομος),85 ты – Всё (τὸ πᾶν) и всё в тебе составилось,86 и нет никому спасения вне тебя.87 И вы, братия, к Нему при- бегнув, возобновитесь.88 Ибо только в Нем существует то, что, как вы узнали, от него приготовлено,89 о чем сказано, что оно дано вам: “Не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, [чтó приготовил Бог любящим Его] (1 Кор 2:9)”. Мы же, о чистейший Иисус, просим Тебя90 о том, что Ты обещал нам дать. Мы хвалим Тебя, вознося благодарность, и просим, выражая признательность. Мы славим Тебя, хотя мы лишь слабые люди, говоря, что Ты спаситель наших душ и Бог, и Отец и единственный Властелин, и не существует другого бога, кроме Тебя одного.91 Тебе же слава и ныне, и во все века.92 Аминь».

Сокращения

AAA – Acta Apostolorum Apocrypha. Hrsg. R.A. Lipsius und M. Bonnet. Leipzig, 1891, 1903.

ANRW – Aufstieg und Niedergang der römischen Welt. Part II: Principate.

CCSA – Corpus Christianorum. Series Apocryphorum. Turnhout: Brepols, 1983–

PG – Patrologia Graeca

МП – Мученичество апостола Петра

МФ – Мученичество апостола Филиппа

Греческие тексты цитируются по изданиям, представленным в электронной текстовой базе данных The Online Thesaurus Linguae Graecae . Если автор перевода на русский язык не указан специально, перевод принадлежит нам (В.П.).