Опыт познания личности Достоевского

Своеобразие духовной ситуации в наши дни определяется смертью Бога в европейском сознании. Это звучит банально, ибо случилось не вчера и давно стало фактом самосознания культуры, что не отменяет возможности противоположных оценок этого факта.

Онтологическая и сакральная иерархичность бытия, находившая свое последнее основание в Боге, рухнула под напором постепенно набиравшего силу индивидуализма и рационализма. Культ Божества был заменен культом человека и его разума как высшего воплощения совершенства и силы. Для науки - главной опоры новоевропейской культуры - по сути нет запретных тем: все сущее может быть познано, если только человек, царь природы, этого пожелает. Истины Откровения и Божественность творения не ограждают больше мир и человека от деятельного любопытства исследовательского разума.

«Большой взрыв» гуманитарных исследований не менее значим для понимания своеобразия нашей культуры, чем расцвет естественных наук и феномен техники. Человек самим собой заместил место космоса и Бога и тем изменил точку приложения духовных усилий новоевропейского человека. Человеческая особь стала священной для гуманиста и весь жар философских и богословских исканий «за и против» познаваемости последних оснований сущего оказался перенесенным на познание личности и ее высших проявлений.

Пытаясь осмыслить пределы познаваемости личности, приходишь к осознанию непрес-тупностидля человеческого мышления ядра личности, ее идеального Я. Познание человеческой личности только с помощью научных методов -невозможно, поскольку личность никогда полностью не объективирует себя, а от имеющихся объективаций нет прямого выхода к внутренней духовной стороне, когда они есть результат свободного поступка, Применение объективных методов познания к личности приводит к превращению ее в нечто вещное, полностью пространственно выразимое, в «оно», так что в этом случае не удается удержать личность как свободное и самосознательное существо.

Человеческое Я как неизменное «ядро» личности, связанное с самой способностью созна- ния, может быть познано только косвенно или апофатически, через отрицание всех его возможных определений, через держание его в этих определениях.

В подтвеождение приведем антиномичную характеристику И.И.Гарина, данную феномену личностного Я Достоевского: «Жажда материи, скованная силой духа; тяга к сверхчеловеческому, опутанная сверхсовестливостью; самомнение и неуверенность; крайняя подозрительность и поразительная доверчивость; деликатность до мнительности и напористая требовательность; гуманизм и нетерпимость; язвительность и конфузливость; гипертрофирование недостатков и самооправдание; нелюдимость и открытость; знание жизни и непрактичность, Он типичный мечтатель, фантазер, чуть-чуть утопист и - сверхреалист. То увлеченный собственными химерами, то страстный разоблачитель утопий. Каждый этап, каждое мгновение были для него пройденным убеждением, Он не страшился ни зачеркнуть его, ни вернуться к нему снова и снова. Таковы же и все его герои» [ 1, с.92].

Однако фактически ни философ, ни культуролог никогда не ограничивается лишь объективным рассмотрением познаваемой личности, дополняя его живым авторским интересом, который ориентирован на саму личность, а не на познание.

Не имея познавательной цели, такое отношение сопровождается переживанием Другого, которое переплавляется философом в систему познавательных образов, имеющих характер непосредственного, во внутреннем опыте данного, а потому очевидного знания. Такого рода познавательные формы можно определить как «личностное» или «живое» знание, отличая его от объективного, научного знания.

Но и «живое» знание, находящее наиболее адекватное свое выражение в форме художественного образа, не есть полное, завершенное постижение Другого, исчерпание его сущности, В противном случае мы превратим личность в нечто сугубо ограниченное, поставив ее в зависимость от отношения к ней извне, пришпиливая личность к плоскости стороннего взгляда, внешнего, хотя и любовного переживания.

«Личностное» знание, рожденное в общении, никогда не может дать нам, например, того

№ 1, 2001

Достоевского, который был «на самом деле», не дает нам А=А, но всегда А=не-А, то есть в ситуации культурфилософского исследовния Достоевский как он был сам по себе приравнивается Достоевскому как он дан мне в общении. В равенстве А=не-А утверждается тождественность и не-тождественность писателя самому себе в культурфилософском исследовании. Отсюда вытекает единство катафатического (положительного) и апофатического (отрицательного) моментов в познании Другого. Познание отдельной личности незавершимо ни в рамках одного исследования, ни во всей их совокупности.

И в тоже время, каждое А=не-А завершенно, целостно и определенно. Ведь в каждом труде, посвященном писателю, он явлен целиком и полностью до тех пор, пока мы не выходим за границы А=не-А. за границы переживания данного философа и не видим, что ничуть не в меньшей степени Достоевский таков, каков он в биографии исследователя.

Как событие «живое» знание каждого единственно и в этом смысле завершенно и полно, поскольку событие общения само по себе уникально. Если же выйти за его пределы, то откроется его принципиальная неполнота по отношению к познаваемому ТЫ.

Возникает необходимость признания одновременной познаваемости и непознаваемости личностного ядра. Признание всецелой познаваемости Другого означало бы утверждение его полной имманентности этому миру, его «вещности» и явилось бы по сути отрицанием за человеком свободы и творческой потенции, то есть его расчеловечиванием. А отрицание положительной познаваемости Другого с позиций чистого апофатизма, декларирования возможности как-то ухватить личность лишь в напряжении отрицания всех ее определений и образов, означало бы утверждение всецелой трансцендентности Другого. Это противоречит всему нашему жизненному опыту, рисует картину полной иллюзорности наших представлений друг о друге, отрицает реальность и значимость телесно-душевной, мирской ипостаси личности.

Ограниченность познания другого даже в общении с ним, даже в глубоком переживании его личности обусловлена как имманентнотрансцендентной природой человека, так и телесно-душевной ограниченностью исследователя.

Обоснованность «живого» знания моим переживанием Другого оказывается тем самым неполной, ограниченной и в этом отношении становится в один ряд с ограниченностью логической, понятийной обоснованностью «внешнего», научного знания о личности.

Внутренняя обоснованность «живого» знания субъективна не в смысле субъективности как произвольности, случайности, а в смысле ее неотрывности от субъекта и, следовательно, от его человеческой ограниченности, что может иметь своим результатом невозможность воспроизведения этого обоснования с помощью «оправдавших себя интерсубъективных методов подтверждения новых результатов и разумных способов аргументации» [2, с. 141].

Как в античности в область трансцендентного выводил поиск последних оснований и последнего единства космоса, а в средние века - свет Откровения, так в обществе, исповедывающем гуманистические ценности, человек находит выход к трансцендентному началу сущего через поиск последнего основания «мыслящей и водящей» личности.

Усиление внимания к человеку, проникновение в его сокровенную сверхэмпирическую глубину в философском и культурологическом знании приводит к самоотрицанию гуманизма конструктивного, смыслообразующего принципа новоевропейского мировоззрения.

Свет Откровения погас для нас. с головой погруженных в суету мира сего. Но гуманистически ориентированное общество, пробудив человеческое Я от долгого забытья в жестких рамках традиционного общества, сохраняет для нас возможность выхода из замкнутого круга человечности в сверхчеловеческое, в том числе и через усиление нашего внимания к личности, проблематизацию возможностей ее познания.

Из всего сказанного выше ясно, что познание личности Другого вполне оправданно и, более того, насущно как способ выхода из индивидуалистической замкнутости в собственной субъективности к Другому, к ТЫ, а в конечном итоге к сверхчеловеческой реальности Абсолюта.

Сегодня, когда суетная погруженность в сиюминутное охватывает каждого человека, обратимся к себе и к Другому, чтобы обрести почву под ногами и силы для противостояния все возрастающему напору Хаоса.