Особенности легитимации правовой информации в традиционных обществах

Представляется, что легитимация в традиционных обществах может быть рассмотрена через систему динамических и статических механизмов трансляции. Одним из статичных механизмов является способ следования традиции, содержащий конформистскую модель поведения. Этот способ обеспечивает идентичность поведения с деятельностью остальных членов коллектива; он как бы консервирует определенный шаблон, которому следуют все, руководствуясь принципом «вещи и порядки всегда были таковы, поэтому каждый действует так, как действовали до него».

Динамический механизм предполагает активную позицию участников обычно-правовых отношений. Благодаря этому обычаи приспосабливаются к определенным изменяющимся условиям и актуализируются в новом качестве. Здесь важная роль принадлежит прерогативе «социальных архитекторов».

Коммуникация как способ социального взаимодействия допускает и «инструментальную» интерпретацию, поскольку исследуемый феномен служит, помимо прочего, также специфическим средством накопления и передачи социально значимой текстуально оформленной информации. На уровне социальной формы текстуально оформленная информация в самом общем виде представляет релевантный опыт. Благодаря коммуникации осуществляется передача этой текстуально оформленной информации от одного поколения к другому, обеспечивается межпоколенная связь и происходит интеграция индивида в общество.

В традиционных обществах лучший наставник – обычай. Обычный опыт легитимировался коллективным и индивидуальным сознанием в форме определенных правил (обычаев), а коллективным бессознательным в архетипических моделях.

Передача социально значимого опыта из поколения в поколение осуществлялась, как в процессе осуществления повседневной социальной практики, так и в процессе праздничных ритуалов и обрядов. Например, у бурят приобщение к опыту «отцов, дедов и предков» осуществлялось путем имитации коллективной охоты, где «галши», «тубши» (распорядители охоты), позже шаманы инициировали мальчиков-подростков.

Инициации входили в институциональный обычно-правовой комплекс, от эффективности проведения инициаций зависела межпоколенная преемственность, а стало быть, и жизнеспособность всего социального организма. Коммуникация здесь переплетается с социализацией и легитимацией.

Инициационный комплекс охотничьих и скотоводческих народов насчитывает большое количество ритуализированных обрядов. Среди наиболее социально значимых являются:

«Приручение коня», «Дарение мальчику жеребенка», «Сажание мальчика на лошадь» и прочие [1]. Лошадь играла важную роль в кочевом охотничьем хозяйстве.

В процессе накопления необходимой информации, зафиксированной в результатах практической деятельности, прежде всего в социальном опыте, передаваемом из поколения в поколение, содержалась социально значимая информация, воспроизводившая определенные поведенческие стереотипы.

Передача текстуально оформленной информации и её легитимация общественным сознанием в традиционных обществах осуществлялась по разным каналам. Наиболее действенным был канал передачи, предполагающий трансляцию знаний из так называемых «первых рук». Передаваемые текстуально оформленные матрицы содержали спрессованную информацию, веками хранившуюся в общественном сознании и коллективном бессознательном (в виде архетипических моделей).

Эффективность данного механизма передачи информации напрямую зависела от фактора доверия, устанавливающегося между поколениями. Справедливо, в этой связи, звучат слова К. Лоренца, что если приемник традиции не испытывал «по крайней мере, к одному из представителей старшего поколения... эмоций уважения и любви... механизм, транслирующий традиционные нормы, не срабатывал» [2].

Именно механизм простого, постоянного воспроизводства социально оформленной, текстуальной информации от старших к младшим позволял старшим членам рода доминировать над младшими членами рода [2], так как именно старшим, принадлежала функция хранения и передачи традиции предков. Это, в свою очередь, закреплялось социальной организацией, использовавшей для этого устные предания, сказания, мифы, ритуалы.

Ритуалы, проведенные совместно формировали особый тип доверительно-сакральных обычно-правовых отношений между коммуникантами. Можно утверждать, что эти действа были уникальными способами передачи соответствующих ценностей (духовного сплочения участников, которые психологически становились коллективом сподвижников, познающих эпохальные события, подвиги, историю своего народа, священные обычаи и традиции предков). Ценности здесь выступают как некие определенности, реализация которых служит разумному устройству действительности.

Передача обычно-правовой информации в традиционных обществах осуществлялась через старших «знающих» к младшим «незнающим». При этом, как отмечалось выше, эффективность трансляции зависела от фактора доверия между ними. Поэтому в такого типа обществах особая роль в трансляции информации принадлежала уважаемым авторитетным людям, имеющим особый дар - «ману», «магу», «оренду» или «сээр» (у бурятских шамани-стских племен).

У шаманистских народов именно шаманы обладали недоступными для основной массы «сверхзнаниями», а благодаря использованию психических средств воздействия (транс, камлание, призывание) они оставляли мощные эмоциональные переживания в психике, приобщающихся к знаниям. В результате фигуры великих предков, овеянные сказаниями и преданиями об их героических подвигах, символика ритуальных обрядов, захватывающий вихрь магических танцев - всё это продолжало жить через эмоции, через сильное чувственное воздействие, производимое ими. Это поддерживало определенный нравственный пиетет обычно-правовых моделей поведения человека в традиционном обществе [3].

«Социальным архитекторам» принадлежало право открывать завесу тайных, космических (правовых) знаний о соответствующих долженствованиях. Придавая обоснованность (легитимность) текстуально объективированным знаниям, «социальные архитекторы», тем самым конституировали сложившийся социальный порядок, обеспечивая его связь с системой традиционных ценностей.

Доступ к сакральному знанию «социальных архитекторов» и умение от имени предков транслировать обычаи обусловили их авторитет в глазах сородичей, а особые символические места осуществления правосудия обеспечивали доверие населения к транслируемым обыч- но-правовым нормам. У бурятских племен эхиритов и булагатов местом вынесения приговоров был «Шаманский камень» у истоков реки Ангары, у озера Байкал, где по мифологическим преданиям жил когда-то большой шаман Гуртэ-Зарин, который при жизни занимался рыболовством и утонул в этом месте. После смерти шаман стал хозяином истока Ангары и верховным судьёй, не прощающим лжи. У забайкальских эвенков места осуществления правосудия были более регламентированными и в зависимости от степени общественной опасности подразделялись на определенные виды.

Так, при разборе тяжбенных дел клятва давалась в Обне (ритуальная шаманская часовня). К месту присяги приводил шаман, призывающий духов, правителей стихий, засвидетельствовать факт правонарушения; при разборе маловажных и семейных дел клятва давалась перед родовыми религиозными святынями, в связи с чем родовые духи признавались свидетелями показаний и должны были в случае лжи покарать виновного. При разборе уголовных дел клятва давалась перед заряженным ружьем или обнаженным холодным оружием. В этом случае оружие являлось поручителем, и, по представлениям эвенков, должно было выстрелить и поранить нарушителя в ответ на ложь [4].

Легитимация связана со знанием человека о его месте, роли в обществе и правилах поведения в этом обществе, а также о соответствующих этому обществу ценностях. «Знание» предшествует «ценностям» в процессе легитимации, полагают П. Бергер и Т. Лукман. Это утверждение социальные феноменологи подкрепляют аналитически, выводя различные уровни легитимации (которые на практике, конечно же, пересекаются) [5, с. 154].

Зачатки легитимации П. Бергер и Т. Лукман вполне обоснованно усматривают в передаче лингвистических объективаций (текстуально оформленной информации) от поколения к поколению. Например, передача словарного запаса той или иной родственной группы легитимирует ipso facto структуру родства. Фундаментальные «объяснения» легитимации встроены, так сказать, в словарный запас. Так, ребенок, узнав, что другой ребенок – его «кузен», соответствующим образом формирует свое поведение по отношению к «кузенам» [5, с. 154].

Этот уровень П. Бергер и Т. Лукман считают дотеоретическим. Но именно он является основой «самоочевидного «знания», на котором должны строиться все последующие теории, и наоборот – это уровень, которого должны достичь все теории, чтобы быть включенными в традицию» [5, с. 154-155].

Второй уровень легитимации содержит, по Бергеру и Т. Лукману, теоретические утверждения в зачаточной форме. Здесь можно обнаружить, утверждают они, различные объяснительные схемы относительно ряда объективных значений (знаний. – И. Л .). Эти схемы непосредственно связаны с конкретными действиями. Сюда относятся пословицы, народная мудрость, сказки, легенды, поэмы, передаваемые в поэтической форме [5, с. 154-155].

Примеры этого уровня. «Кто ворует у своего брата, будет наказан бородавками на руках». Или: «Уходи, когда твоя жена кричит, но беги, когда твой кузен зовет тебя». Весьма примечательны в этом плане и бурятские поговорки: «Поможешь другому – тем же обернется самому» (по-бурятски – «хундэ туhа хэхэдэ, θθртэ туhа болохо»); «Лучше кость свою сломать, чем честь потерять» («нэрээ хухаранхаар – яhаа хухара»); «В старинных словах нет лжи, в воде колодца нет рыбы» («хуушан угэдэ худал угы, худагай уhанда загаhан угы»); «Вина впереди, раскаяние позади» («гэмынь урдаа, гэмшэлынь хойноо»).

Третий уровень легитимации содержит уже теоретические концепты, выраженные в терминах дифференцированной системы знания. Легитимации предусматривают хорошо понятные системы отсчета для соответствующих секторов институционализированного поведения. Из-за их сложности и специализации, полагают исследователи, они зачастую поручаются специальному персоналу, который передает их с помощью формализованных процедур посвящения. Так, может существовать сложная теория «двоюродного родства», определяющая права и обязанности и стандартные процедуры действия. Знаниями в этой области распоряжаются старейшины клана. Они инициируют молодежь и передают им свои знания в процессе осуществления соответствующих ритуалов [5, с. 156].

Например, у монгольских племен издревле существовал обычай помазания мясом и жиром пальца мальчика, впервые убившего зверя на облаве. Этот обряд проводил самый пожилой член рода [6]. Фактически обряд символизировал вступление в «мужской возраст», то есть в возраст, когда мальчик наделялся, как и все члены мужского охотничьего союза, определенными правами и обязанностями. Отныне он приобщался к общему родовому багажу знаний, при этом экспертом за какие бы то ни было отклонения от общепринятых моделей поведения выступали лица, отвечающие за его благополучную социализацию.

Четвертый уровень легитимации, по Бергеру и Т. Лукману, составляют символические универсумы. Это особые системы теоретических традиций, впитавших различные области значений (знаний) и включающих институциональный порядок во всей его символической целостности. Символизм в этом значении используется как процесс сигнификации (обозначения), имеющий отношение к реальности, отличной от реальности повседневной жизни. Символический универсум выступает здесь как матрица всех социально объективированных и субъективно реальных значений (знаний) [7].

На этом уровне инцест достигает максимального осуждения из-за нарушения космического, божественного порядка и созданной богом природы человека. Так, например, у Марка Тулия Цицерона в произведении «О законах» говорится о том, что инцест расценивался общественным мнением как обольщение девы весталки («девы-весталки - богини, поддерживающие в Риме вечный огонь на очаге государства»). Или, «кто украдет или похитит предмет священный или доверенный священной охране, да будет «паррицидой» («паррицида» -убийца собственного отца или близкого родственника)» [8, с. 181]. То же самое можно сказать о неправильном экономическом поведении или любом другом отклонении от институциональных норм.

Поэтому любые правонарушения на этом уровне легитимации - это нарушение общего мира и справедливости. Как, например, у сибирских народов нежелание делиться добычей со своими членами рода или отстрел редких табуированных зверей и птиц. «Сделать что-то плохое - очень большой грех, то плохое, что человек сделал, само придет к его детям». «Большой грех», являлся нарушением правды, чести, совести и ассоциировался с несчастьем (наказанием, воздаянием).

Ярким примером символического универсума является и объяснение института божественного происхождения царской власти, выражающегося в концептах типа «Сын бога», «Сын Неба», «Наместник бога на земле» и проч.

Не вызывает сомнения, что традиционные представления о праве так же вытекающие из мифологического понимания мира, где боги и люди слиты в одном пространстве места и времени есть не что иное как продукт символического универсума. Отсюда и утверждения, что законы не создаются человеком и не являются постановлениями народов, они есть божественный разум. По этому поводу Цицерон писал: «Но если общим для божества и человека является разум, то этот разум, им свойственный, должен мыслить правильно; а так как разум есть закон, то мы, люди, должны считаться связанными с богами также и законом. Далее, между теми, между кем существует общность в виде закона, существует общность и в виде права. А те, у кого закон и право общие, должны считаться принадлежащими к одной и той же гражданской общине. Более того, если они повинуются одним и тем же военным и гражданским властям, то они в большей степени повинуются небесному распорядку, божественной мысли и предержащему божеству, так что весь этот мир следует рассматривать уже как единую гражданскую общину богов и людей. В гражданских общинах положение ветвей рода, на основании известных правил .. определяется родством; в природе это настолько более величественно и настолько более славно, что люди связаны с богами родством и происхождением» [8, с. 158].

Данный тип мышления оперирует в рамках исправленного континуума между человеческим миром и миром богов, формирующегося посредством символического универсума. Легитимация в форме символического универсума обеспечивает безопасность и сплочен- ность в коллективе, так как все бытие предопределено божественным проведением, отсюда идея родовой кармы у восточных народов. И божественной кары – у западных народов: «За нарушение права да будет кара!» [8, с. 182].

Легитимация посредством символического универсума связывала всю социальную практику народа в единое целое, включая прошлое, настоящее и будущее. По отношению к прошлому как бы формировался архив, содержащий для всех членов коллектива своеобразный банк данных, благодаря которому индивид мог планировать свои действия в соответствии с общепринятыми шаблонами. Поэтому символический универсум функционировал как образец превращения хаоса в космос, то есть превращения беспорядка в порядок.

Легитимация, как институциональная стадия закрепления и признания обычно-правовых знаний (определенных моделей), напрямую связана с ценностной системой. Ценностная же система всегда испытывает на себе бремя времени. Это дает основание считать, что обычное право, как содержательная категория воспроизводит в сознании индивида и коллектива в целом те ценности, выраженные через долженствования, которые словно луч прожектора, высвечивают должное, то есть то, что должно быть, и то, что должно быть устранено.

Стало быть, ценности – это некие субъективные установки, служащие «разумному», «правильному» устройству действительности. Ценности, как правило, имеют коллективную направленность. Они отражают опыт народа, его дух, идеалы и стремления. Ценностные установки рассматриваются как некие формы добра, правды, справедливости.