Особенности мотивации просоциального поведения в концепции современного психоанализа

Актуальный период развития современных социальных наук, пытающихся осмыслить структурные закономерности социальной реальности, глубинные первоосновы и содержательные особенности взаимодействия личности и социальных групп, различного уровня обобщения, характеризуется мощным противоречием в векторе направления исследований. В основе противоречия лежит прогностическая попытка обнаружения факторов и причин, обеспечивающих возможность гармоничного, положительного развития социума и отдельной личности в условиях новой, нарождающейся социальной реальности, контуры которой просматриваются достаточно ясно.

Концептуальной основой трансформации современного социума является идея того, что грядущая социальная формация не представляет собой логическое продолжение предыдущих формаций, это не качественный переход, обусловленный накопленными количественными изменениями, как это происходит, например, в развитии отдельной личности, социальной группы, социальной структуры. Поэтому поиск новых факторов отвечающих актуальным запросам современного российского социума является приоритетной задачей современных социальных наук. В рамках данного исследования, в русле социальной психологии, предпринята попытка разработки достаточно нового научного конструкта для российской психологии, отвечающего актуальным запросам современного российского социума, – психологии просоциального поведения.

Методологически это объясняется тем, что просоциальное поведение, исторически проявляясь как один из самых ранних видов социального поведения личности, наряду с гендерным, половым, обрядовым, агрессивным, выступает особо значимым регулятором внутри- и межгрупповых отношений, поскольку обеспечивает стабильное развитие, формирование как социальной группы и общества в целом, так и отдельной личности (К. А. Абульханова-Славская, О. Г. Дробниц-кий, С. К. Нартова-Бочавер, C. D. Batson, N. Eisenberg, P. R. Shaver, М. Mikulincer, K. Hill др.).

Анализ феномена просоциального поведения личности обнаруживает огромный пласт факторов, причин, условий, обусловливающих его развитие и реализацию личностью, а также своеобразие структуры и моделей данного вида поведения. Что, на наш взгляд, подчеркивает его многоаспектность и полиморфность, поскольку оно (просоциальное поведение) интегрировано практически во все социальные сферы жизни личности, обусловливая жизненный потенциал человека, способствует положительной интеграции личности в современный социум. Поэтому для качественного осмысления изучаемого феномена, считаем необходимым, начать анализ с описания мотивационных оснований данного вида поведения.

Так, согласно психоаналитическому подходу З. Фрейда дети рождаются с врожденными иррациональными, сексуальными и агрессивными инстинктами, направленными на получение удовольствия. Формирование нравственных норм у детей в возрасте от 4 до 6 лет является способом разрешения внутреннего конфликта между агрессивными и сексуальными импульсами ребенка и его страхом перед родительской агрессией или потерей родительской любви. Суперэго (сфера нравственных норм) формируется в результате процесса идентификации, при котором дети интернализуют и усваивают ценности родителя своего пола. В результате формирования сферы нравственных норм дети обретают способность к просоциаль-ному поведению. Согласно психоаналитической трактовке в основе такого поведения лежит либо мотив избегания чувства вины за ненормативное поведение, либо интерна-лизованные ценности, связанные с просоци-альным поведением.

Во многих версиях психоанализа в основе альтруистического поведения, выступающего видом просоциального, лежат чувство вины, саморазрушающие тенденции, сексуальные влечения [5]. Просоциальные действия часто являются защитными механизмами, используемыми сознанием, для того чтобы справиться с иррациональными требованиями Суперэго. Однако З. Фрейд и его последователи признавали и более позитивные корни просоциального поведения. Так, З. Фрейд в работе «Цивилизация и ее тяготы» [12] заявил, что индивидуальное развитие является продуктом взаимодействия двух тенденций: стремления к счастью, обычно называемого эгоистическим, и инстинктивному стремлению к общности с другими, называемому альтруистическим. Психоаналитики подчеркивают важность ранних отношений между матерью и ребенком для формирования эмпатии и идентификации и интернализации ценностей: впоследствии это найдет развитие в бихевиористических теориях просоциального поведения.

Одной из известных современных психоаналитических теорий, объясняющих мотивы просоциального поведения, является теория совладания со страхом (terror management theory). В работах В. Р. Кейсель- мана [1; 6; 20] и G. Hirschberger, V. Florian, D. Lyon, T. Pyszczynski, D. Weise [14] основным фактором, объясняющим мотивацию просоциального поведения, является процесс совладания со страхом смерти.

Центральным элементом данной психоаналитической концепции мотивации является признание того, что в основе жизненной мотивации человека лежит потребность совладания с тревогой, вызванной осознанием смертности. Мотив самосохранения, как генеральный жизненный мотив личности, соединяясь с осознанием смертности, создает невыносимый парадокс: «люди берегут свою жизнь, осознавая, что она мимолетна и временна». Для борьбы с этим страхом личность формирует специфические символические механизмы защитного вытеснения из сознания, мыслей о смерти. Отрицание смерти, согласно Беккеру, – это непрерывный процесс, поддерживающий психологическое состояние обычного спокойствия и невозможности [14, с. 211]. В теории совладания со страхом смерти выделяются два основных защитных механизма, вытесняющих из сознания страх смерти: культурная валидизация мировоззрения и оптимизация самооценки.

Культурная валидизация мировоззрения формирует систему верований, наделяющую мир смыслом и структурой и дающую ответ на основные экзистенциальные вопросы о смысле и цели жизни, загадке смерти [14, с. 214]. Таким образом она позволяет распространить личностную самооценку за границы своего физического «Я». Специфика механизма оптимизации самооценки следует из его названия: согласно воззрению G. Hirschberger она зависит от того насколько последовательно субъект строит свою жизнь согласно культурным нормам и идеалам [14, с. 215]. Совместно эти механизмы приводят к утешительной вере в буквальное (посмертное) или символическое бессмертие, через социокультурные факторы.

Экспериментальные исследователи механизмов совладания со страхом смерти показали, что осознание собственной смертности, которую авторы называют «презентация смертности» (morality salience) повышает следующие виды мотивации: а) наказания социальных и моральных отступников (V. Florian, M. Mikulincer,

A. Rosenblatt, J.Greenberg, S. Solomon, T. Pyszczynski, D. Lyon) [11; 19]; б) проявление позитивных реакций к членам своей группы (ин группы) и негативных к членам аут группы (J. Greenberg, T. Pyszczynski, S. Solomon, A. Rosenblatt, M. Veeder, S. Kirkland, D. Lyon, E. Castano) [9; 13]; в) агрессивные реакции против любого, кто угрожает мировоззрению субъекта (G. Hirschberger, T. Ein-Dor, T. Pyszczynski, A. Abdollahi, S. Solomon, J. Greenberg, F. Cohen, D. Weise) [15; 18].

Согласно теории управления страхом смерти просоциальное поведение – важный культурно обусловленный феномен, лежащий в основе сохранения социальной солидарности и социальной сплоченности [14, с. 208]. Реализуя личностное мировоззрение и самооценку, оно (просоциальное поведение) является фактором, поддерживающим механизмы защиты совладания со страхом.

S. Solomon, J. Greenberg и T. Pyszczynski отмечают, что «оказание помощи тому кто ее заслуживает (особенно в рамках социальных норм данной культуры), является примером того как соблюдение культурных стандартов дает индивиду чувство личностной самоценности» [21, с. 132]. Однако в исследованиях не выявлено прямой корреляционной связи между страхом смерти и просоциальным поведением – эта связь сильно опосредована личностными особенностями. Так, люди с эгоцентрической ценностной ориентацией (более склонные к самореализации, чем к помогающему поведению) реагируют на страх смерти более сильным изменением системы личностных ценностей, чем люди с просоциальной установкой, которые обычно ведут себя в соответствии с просоциальны-ми нормами поведения, не изменяют ценностных ориентаций в ситуациях связанных с осознанием личностной смертности. G. Hirschberger отмечает амбивалентный характер страха смерти в мотивации просоци-ального поведения: так, при определенных условиях индивид реагирует на страх смерти уменьшением мотивации просоциального поведения. Иными словами осознание собственной смертности способно не только стимулировать/мотивировать, но и тормозить просоциальное поведение.

Ярким показателем амбивалентности в просоциальном поведении, обусловленном страхом смерти, может служить, например, наличие положительной социальной установки к донорству органов для пересадки и одновременно отрицание и отказ при реальной необходимости данного вида про-социального поведения. Другим примером, может служить амбивалентное отношение к инвалидам: с одной стороны, проявляемое участие к ним, с другой – наличие элемента снисходительности и эмоциональной дистанции.

G. Hirschberger отмечает, что в основе отказа от просоциального поведения могут лежать несколько причин: 1) нехватка времени; 2) эгоцентрические установки; 3) угроза для субъекта оказания помощи; 4) угроза социальным привилегиям субъекта оказания помощи; 5) самозащитные (эгозащитные) установки [14, с. 210].

Механизм отказа от просоциального поведения должен содержать в себе рациональное обоснование такого выбора, так как просоциальное поведение обладает высокой социальной ценностью [10] и, следовательно, отказ от его реализации находится в области нарушения социальных норм, нарушение которых всегда необходимо требует от личности интерпретации, объяснения подобного поступка.

Экспериментально было показано, что в основании отказа от просоциального поведения лежит защитный механизм рационализации, направленный на то, чтобы содержательно придать решению отказа статус справедливого, законного, разумного действия. Так, А. Бандура обнаружил, что в основе негуманного отношения к другим лежит нравственное высвобождение от социальных норм, которое облегчает эмоциональное дистанцирование от ситуации, и, создавая физический и психологический разрыв между субъектом и объектом просоциального поведения, формирует в сознании субъекта рационально обоснованный мотив самооправдания [7]. Это позволяет отказываться от просоциальных действий и не испытывать при этом психологического дискомфорта. Экспериментально обнаружено, что угроза «Я» (реальная или символическая), т. е. когда просоциальные мотивы вступают в кон- фликт со смертной природой человеческой телесности, ведет: а) к отказу от сострадания людям с физическим недостатками [16]; б) к возрастанию количества обвинений по отношению к людям с тяжелыми увечьями [14]; в) к усилению мотивации к пренебрежительному отношению к невинным жертвам [17]; г) к снижению количества позитивных ответов на повседневные требования о помощи «лица в инвалидной коляске» [17]; д) к уменьшение количества согласий на посмертное пожертвование органов [20]; е) к усиление негативной оценки лиц в инвалидной коляске [8]; и) к росту негативных оценок изображений инвалидов с физическим увечьями [8].

Обобщая данный подход, можно сказать, что презентация смертности в сознании (morality salience) повышает просоциальные установки и поведение, связанное с мотивами милосердия. Но при некоторых условиях люди могут отказываться от просоциального поведения, особенно когда они сталкиваются с реальной или символической угрозой своему «Я».

Таким образом, наиболее важный вклад классической психоаналитической теории в понимании специфики просоциального поведения, обнаруживается в развитии концепции идентификации и теории управления страхом смерти.