Особенности подхода к определению экстремизма в некоторых странах Азиатско-Тихоокеанского региона

Экстремизм как деяние с высокой степенью общественной опасности признано как уголовными кодексами государств, так и международными правовыми актами. Стоит отметить, что законодательством международных организаций, основной из которых является Организация Объединенных Наций, экстремизм регулируется достаточно субъективно, с учетом специфики истории развития, в частности, африканских государств во второй половине XX века.

Материалы и методы исследования

Материалами исследования являются нормативные правовые акты международных организаций, а также уголовные кодексы государств Азиатско-Тихоокеанского региона.

В ходе исследования были использованы общенаучные методы (анализ, синтез, индукция, дедукция), а также частнонаучные методы (формально-юридический, сравнительное правоведение).

Описание исследования

Основополагающие положения прав и свобод человека установлены резолюцией 217 А (III) Генеральной Ассамблеи ООН от 10 декабря 1948 года, которая закрепляет в статье 2 следующее положение: «Каждый человек должен обладать всеми правами и всеми свободами, провозглашенными настоящей Декларацией, без какого бы то ни было различия, как-то в отношении расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного, сословного или иного положения. Кроме того, не должно проводиться никакого различия на основе политического, правового или международного статуса страны или территории, к которой человек принадлежит, независимо от того, является ли эта территория независимой, подопечной, несамоуправляющейся или как-либо иначе ограниченной в своем суверенитете»1. Так, ГА ООН подходит к вопросу определения экстремизма с точки зрения прав человека, их независимости от указанных признаков; дальнейшее закрепление происходит в рамках Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН A/RES/375 (IV)2, регулирующей права и обязанности государств, в которой обращается внимание на независимость реализации указанных прав от признаков расы, пола, языка, религии, принадлежности к социальной группе. В целом, в указанном понимании экстремизм в документах ГА ООН просуществовал до начала XXI века и усиления террористической активности в мире. Д. А. Борисов в связи с этим указывает: «После трагических событий 2001 года в Нью-Йорке экстремизм в международной нормативно-правовой практике попал под тень контртеррористической повестки международной безопасности. Например, в резолюции 1373 (2001), принятой Советом Безопасности ООН 28 сентября 2001 года, признается увеличение в различных регионах мира числа актов терроризма, мотивами которых является экстремизм» [1, с. 49].

В свою очередь, в рамках регулирования экстремизма основными мировыми государствами можно выявить определенные тенденции: так, в нормативных актах Великобритании экстремизм затрагивается достаточно редко, хотя и учитывается несколько форм совершения экстремистских преступлений, которые криминализованы такими актами, как Racial and Religious Hatred Act 2006, Terrorism Act 2000, Terrorism Act 2006 и другими. Уголовный закон Франции содержит нормы статей, предусматривающих преступления экстремистской направленности, в частности, в норме Особенной части article 225-1 вводится дефиниция дискриминации как составного элемента экстремизма, нормы статей article 421-1 предусматривают ответственность за террористические преступления, article 412-3 предусматривает ответственность за осуществление «мятежных дви-жений»1. Уголовное законодательство ФРГ в целом достаточно сходно с отечественным законом о противодействии экстремизму и предусматривает многие основные формы экстремистских деяний: § 82 «Государственная измена земле» гл. 2 «Государственная измена» отдела 1 Общей части Уголовного уложения ФРГ криминализирует деяния, связанные с насильственным посягательством, например, на власти федеральных земель, § 89а «Подготовка тяжкого насильственного преступления, угрожающего государству» гл. 3 «Угроза демократическому правовому государству» устанавливает ответственность за покушение на государственный строй2. А. Н. Илья-шенко отдельно отмечает следующую особенность: «Действующий УК РФ содержит определение преступлений экстремистской направленности, согласно которому таковыми признаются преступления, совершенные по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы, предусмотренные соответствующими статьями Особенной части УК РФ и п. «е» ч. 1 ст. 63 УК РФ. В УК ФРГ подобные дефиниции отсутствуют» [2, с. 108].

В целом можно отметить, что в основных государствах мирового сообщества сложилось определенное понимание экстремизма и закрепление его в уголовных кодексах. Также отдельного упоминания заслуживает совокупное мнение европейских коллективных органов власти ЕС, ОБСЕ по исследуемому вопросу. В регионе Содружества независимых государств антиэкстремистская политика, по существу, определяется и формируется под влиянием Российской Федерации и рассматривает вопрос экстремизма и терроризма комплексно: например, в Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом 2001 г., в Модельном законе «О противодействии экстремизму» Межпарламентской Ассамблеи государств — участников СНГ и других.

Однако отдельный интерес вызывает закрепление экстремизма в кодексах стран Южной, Восточной и Юго-Восточной Азии. Можно предположить, что данный вопрос в указанных государствах рассматривается недостаточно: обусловить данный вывод можно, проанализировав перечень террористических и экстремистских актов, совершенных в данных странах. Самыми известными являются ряд терактов в Китае (захват заложников в Гуме, попытка угона авиалайнера в Хотане, теракты в Кашгаре и Урумчи), а также религиозный экстремизм в Казахстане, Таджикистане, Узбекистане и других странах. Однако антиэкстремистская повестка, например, Юго-Восточной Азии почти неизвестна миру.

Так, начать стоит именно с уголовного законодательства Китая. Китайский законодатель пошел по пути определения основных экстремистских деяний. Статья 102 главы I раздела I Уголовного кодекса Китайской Народной Республики (далее — УК КНР) закрепляет ответственность за причинение вреда суверенитету КНР, ее государственной безопасности. В последующих преступлениях указанной главы закрепляются деяния, в той или иной форме посягающие на безопасность государственного или политического строя КНР1. Статьей 120 криминализируется деяние, связанное с участием в террористической организации. Отдельно статьей 249 закрепляется следующая норма: «Пропаганда национальной ненависти, национальной дискриминации при отягчающих обстоятельствах — наказывается лишением свободы на срок до 3 лет, краткосрочным арестом, надзором или лишением политических прав; при особо отягчающих обстоятельствах — наказывается лишением свободы на срок от 3-х до 10 лет»2. В статьях 250 и 251 устанавливается ответственность за дискриминацию как оскорбление или ограничение прав в форме публикации информации такого характера или посягательство на традиции национальных меньшинств. В данном случае законодатель пошел по пути казуистического закрепления конкретных дискриминационных деяний, тогда как невозможно установить тождество данных норм и основной нормы «дискриминационной»

статьи 136 УК РФ, которая криминализирует ограничение прав и свобод человека и гражданина в обобщенном виде. Также интересна формулировка статьи 278: «Призыв народных масс к выражению силового протеста против выполнения государственных законов и административных нормативных актов», то есть нормой статьи криминализируется деяние в виде воспрепятствования законной деятельности органов государственной власти и местного самоуправления путем неисполнения нормативных правовых актов, характерное для периода развития норм о противодействия экстремизму в России в период XII–XVII веков. Отдельно оговаривается вопрос противодействия деятельности органам государственной власти в статье 290 УК КНР: абзац 3 статьи предполагает криминализацию деяния, связанного с организацией насильственного препятствования их законной деятельности.

В числе отличительных черт уголовного законодательства Китая об экстремизме можно выделить следующие: во-первых, законодатель располагает преступления экстремистской направленности, связанные с посягательством на государственный суверенитет на первое место среди прочих объектов правоохраны, что указывает на существенную степень общественной опасности в структуре преступности; во-вторых, формулирование составов преступлений экстремистской направленности осуществляется дифференцированно, то есть в группе норм, криминализирующих схожие деяния, одно из которых может быть отнесено к экстремизму, закрепляется в данной группе, тогда как основной массив норм об таких преступлениях в УК РФ интегрированы в одну группу; в-третьих, санкции всех указанных деяний существенны — почти каждая предусматривает наказание в виде лишения свободы или ареста, что подтверждает отношение законодателя к данным преступлениям.

Более того, Л. Чанхай и Н. Н. Коротких указывают: «…27 декабря 2015 г. на 18-й сессии ПК ВСНП 12-го созыва был принят Закон КНР „О борьбе с терроризмом“, который регламентировал предотвращение терроризма по четырём направлениям. <…> Во-вторых, борьба с терроризмом начинается с борьбы с экстремизмом, и закон чётко указал, что государство выступает против любых форм экстремизма, кроме того подчеркнул, что экстремизм является идеологической основой терроризма» [3, с. 99], то есть китайский законодатель также устанавливает необходимость дополнительно регулировать данную сферу.

УК Республики Корея (далее — УК РК) закрепляет следующие деяния экстремистской направленности: статья 87 УК РК криминализирует деяние, связанное с покушением на территориальную независимость и конституционный строй в государстве, санкция для разных групп субъектов предусматривает как смертную казнь, так и пожизненное лишение свободы; также указанное деяния закрепляется первым среди норм Особенной части. Статьи 88–91 предусматривают различные деяния, осуществляемые с указанной в статье 87 целью, а именно: убийство, агитацию, пропаганду, сговор, а также приготовление и покушение на данные преступления, и все эти деяния интегрированы в группу норм «Мя-теж»1. В системе норм о препятствовании деятельности органов государственной власти закреплена статья 136 УК РК, закрепляющая ответственность за насильственное воспрепятствование исполнению своих обязанностей должностным лицом; интересна формулировка нормы статьи 144 УК РК: «Лицо, совершившее преступления, указанные в статьях 136, 138, 140–143, путем угрозы использования коллективной силы или демонстрации опасного ору-жия…»2, то есть в данном случае воздействие группы лиц признается обстоятельством, повышающим уровень общественной опасности такого деяния.

Отдельно главой 37 закреплены деяния, связанные с воспрепятствованием в использовании прав граждан; статья 323

криминализирует деяние, связанное с таким воспрепятствованием, осуществленным путем воздействия на собственность и объекты иных прав (документы, ценные бумаги и пр.); статья 324 закрепляет деяние в виде принуждения к работе путем насилия или запугивания, т. е. указанная норма существенно шире аналогичной нормы отечественного законодательства, предусматривающей воспрепятствование осуществлению узкой группы прав граждан — избирательных, хотя и соответственно различны санкции — УК РФ предусматривает максимальное наказание в виде исправительных работ на срок до 1 года, тогда как УК РК — каторжные работы сроком до 5 лет.

В целом, характеризуя указанные нормы, можно отметить, что южнокорейский законодатель также серьезно относится к закреплению норм об экстремизме: нормы, связанные с посягательством на конституционный строй и территориальную независимость помещены на первое место в системе Особенной части, санкция по таким деяниям исключительная, тогда как экстремистские деяния в сфере прав граждан менее интересны законодателю, их санкции существенно ниже и чаще всего представлены денежным штрафом и каторжными работами, однако заслугой юридической техники является группировка видов экстремистских деяний в рамках отдельных глав; деяния террористической направленности не закрепляются нормами данного УК, в связи с чем можно сделать вывод, что формирование антиэкстре-мистского блока норм уголовно-правового характера не являются приоритетом законодателя.

Уголовный закон Социалистической Республики Вьетнам (далее — УК СРВ) закрепляет следующие нормы: статьей 108 главы 13 закрепляется государственная измена; в рамках данной нормы сформулировано деяние в виде вступления гражданина республики как специального субъекта преступления в сговор с иностранными организациями (foreign entities) в целях посягательства на независимость, суверенитет и государственную безопасность республики, также предполагаются существенные санкции — смертная казнь, пожизненное лишение свободы или существенный срок такового. Статьей 109 УК СРВ закрепляется ответственность за препятствование деятельности «народной власти»; статья 111 УК СРВ криминализирует посягательство на территориальную неприкосновенность, статья 112 УК СРВ — мятеж как насильственное препятствование деятельности органов государственной власти1.

Новеллой выступает норма статьи 113 УК СРВ — Терроризм, направленный против народного правительства, в рамках которой криминализировано деяние в виде посягательства на жизнь государственного деятеля республики. Статьей 118 УК СРВ закреплено деяние в виде подстрекательства группы лиц на препятствование деятельности органов государственной власти Республики.

Х. Нгуен и А. А. Мальцев указывают также особенности регламентации терроризма: «Легальное определение терроризма содержится в специальном законе о борьбе с терроризмом, принятом в 2013 г. Следует отметить, что законодатель опять же не дает нам универсальной формулы, а лишь казуистично перечисляет различные криминальные проявления терроризма» [4, с. 148].

В целом можно отметить, что антиэкс-тремистские нормы УК Вьетнама достаточно обширны, включают многие деяния, связанные с экстремизмом; санкции данных статей существенны и весьма похожи — каждое деяние наказывается смертной казнью, пожизненным лишением свободы либо лишением свободы на срок от 12 до 20 лет; обосновать такую юридическую технику возможно путем анализа исторических событий в жизни Республики, в период которых указанные деяния практические реализовывались различными субъектами.

Схожие особенности формулирования норм встречаются в статьях УК Сингапура

(далее — УКС). Так, статьей 121 УКС закреплена следующая норма: «Тот, кто ведет войну против правительства, или пытается вести такую войну, или подстрекает к ведению такой войны, наказывается смертью или пожизненным заключением»2. Санкция статьи традиционна для указанных деяний в государствах Азиатского региона, тогда как интересна диспозиция: термин «война» применительно к данной норме не раскрывается в общей части, можно предположить, что имеются в виду крайне радикальные деяния, связанные с противостоянием законной деятельности государственной власти, сопряженные с насилием или возможностью его применения; статьями 121А и 121B отдельно криминализируются посягательства на Президента Сингапура или правительство; интересна норма статьи 123 УКС: «Тот, кто любым действием или незаконным бездействием скрывает существование замысла войны против правительства…»3, которой, по существу, криминализируется наличие умысла на совершение указанного экстремистского деяния, санкция за которое предусматривает лишение свободы пожизненно либо сроком до 20 лет, что является достаточно суровым для правовой конструкции, неприменимой для отечественного уголовного права.

Нормами главы 8 криминализированы деяния, связанные с незаконными собраниями (unlawful assembly). Так, статья 141 УКС закрепляет ряд деяний, связанных с признанием собраний незаконными, среди которых существуют экстремистские мотивы, а именно: «подавление» законодательного или исполнительного правительства или любого государственного служащего при осуществлении законных полномочий такого служащего, сопротивление исполнению любого закона или любого судебного процесса; так, нормами статей 121 и 141 по существу признается преступлением одно и то же деяние — воспрепятствование законной деятельности органов государственной власти (президент, правительство), однако различие проводится, судя по всему, по степени реализации умысла — в первом случае осуществляется квалификация оконченного деяния (так и сформированного «замысла» в понимании статьи 123 УКС), тогда как во втором случае формулируется усеченный состав преступления.

В целом, указанный массив норм представляется типичным для исследуемого региона: существенные санкции статей, казуи-стичность формулирования составов и обширное их количество по этой причине.

УК Малайзии (далее — УКМ) в рамках главы 6 содержит составы преступлений, посягающих на безопасность государства в лице правителя Малайзии, более того, указанная статья оперирует уже известным термином «война» в понимании насильственного деяния экстремистской направленности. Статья 124 УКМ содержит указание на состав преступления, связанный с посягательством на жизнь члена парламента с целью воспрепятствования осуществления им властных полномочий. В последующих статьях главы предусматриваются такие формы совершения деяния, как распространение документов и публикаций, вывешивание плакатов, распространение информации или заведомо ложных слухов1.

Данный УК закрепляет также нормы о терроризме. Интересна юридическая техника формулирования указанных норм: данная глава называется «Отношения, связанные с терроризмом», что указывает на достаточно широкое восприятие преступных связей субъекта с терроризмом, т. е. не только совершения самих актов терроризма, тогда как номер данной главы — VIa, то есть законодатель рассматривает терроризм как подгруппу преступлений против государственной власти, тогда как в отечественном уголовном законе указанные деяния дифференцированы по родовому объекту уголовно — правовой охраны: составы преступлений террористической направленности посягают на общественную безопасность, тогда как группа преступлений против государственной власти — на другой объект.

В целом, в данном разделе существенно разработана доктрина террористических преступлений: малазийский законодатель криминализирует как само совершение деяния, так и приискание исполнителей, их обучение, финансирование терроризма, укрывательство террористов, а также перемещение террористов через Малайзию; санкция также традиционна для указанных деяний — многие составы предполагают применение смертной казни, а также существенные меры лишения свободы — до 40 лет, если террористический акт привел к смерти лиц, и от 10 до 30 лет в остальных случаях2.

Уголовно — правовая обстановка в сфере противодействия экстремизму в Индонезии также представляется напряженной — Л. М. Ефимова указывает: «Радикализм и экстремизм в Индонезии живуч и неизбывен благодаря наличию питательной почвы» [5, с. 104].

УК Индонезии (от 1999 года) (далее — УКИ) в рамках экстремистских преступлений также разделяет общеазиатские тенденции: глава 1 книги II в статье 104 криминализирует покушение на личность Президента или Вице-президента в целях отстранения их от управления государством, санкцией предусматривается смертная казнь либо лишение свободы на срок до 20 лет; статья 106 УКИ предусматривает ответственность за покушение на территориальную неприкосновенность Индонезии, связанную с отчуждением части ее терри-тории3. Иных видов экстремистских деяний кодекс не предусматривает, как и преступлений террористического характера, несмотря на очевидное сходство данного УК и УК некоторых штатов в США, выражающееся в делении преступных деяний на преступления и мисдиминоры, тогда как при исследовании УК штата Нью-Йорк составы террористических и экстремистских преступлений были выявлены.

Заключение

Подводя итог вышесказанному, можно сделать ряд выводов.

Во-первых, законодатели чаще всего размещают преступления, связанные с посягательством на конституционный строй и территориальную целостность, в первой главе особенной части УК — это указывает на сложившуюся систему приоритетов объектов правоохраны, в которой безопасность государства ставится выше безопасности личности, что прямо противоположно системе УК РФ.

Во-вторых, структура экстремистских деяний предусматривает следующие преступления: все УК криминализируют посягательство на конституционный строй, многие — посягательство на территориальную целостность и неприкосновенность, а также безопасность высшего должностного лица или членов представительных органов, воспрепятствование законной деятельности органов государственной власти, некоторые — преступления террористической направленности, а также деяния, связанные с ограничением прав и свобод граждан в зависимости от расы, национальности, религии или принадлежности к социальной группе. Однако никто не формулирует составы преступлений, связанных с воспрепятствованием осуществления избирательных прав, совершения преступлений по экстремистским мотивам, а также составов пропаганды или реабилитации нацизма.

В-третьих, отмечаются существенные санкции за преступления экстремистской направленности — при посягательстве на конституционный строй и территориальную неприкосновенность почти все исследованные государства формулируют санкции, предусматривающие смертную казнь или пожизненное лишение свободы, тогда как в отечественном уголовном законе «чистые» экстремистские преступления (ст. 280–280.4, 282–282.4 УК РФ) не предусматривают санкций в виде смертной казни, пожизненного лишения свободы или существенных сроков лишения свободы.