Особенности психологического изображения персонажей в романе Ф.Скотта Фицджеральда Великий Гэтсби

Автор: Мухаматнуров О., Любимова А.Ф.

Журнал: Мировая литература в контексте культуры @worldlit

Рубрика: Исследования студентов

Статья в выпуске: 3, 2008 года.

Бесплатный доступ

Короткий адрес: https://sciup.org/147227893

IDR: 147227893

Текст статьи Особенности психологического изображения персонажей в романе Ф.Скотта Фицджеральда Великий Гэтсби

Творчество Ф.Скотта Фицджеральда вызвало в мировом литературоведении множество толковании и самые неожиданные оценки, как при жизни писателя, так и после. Пиком активности издания критических трудов можно справедливо считать серединe XX в., что объясняется разными причинами. Типичный пример противостояний критиков-современников писателя мы встречаем в статьях Кухалашвили В.К. «Ф.Скотт Фицджеральд и американский литературный процесс 20–30-x гг. ХХ в.» (1983) и Колесникова Н.Б. «Творчество Скотта Фицджеральда в критике» (1976). Вот пример из последней: «В тридцатые годы М.Бьюли придерживался мнения, что роман «Великий Гэтсби» является исследованием американской мечты, попыткой определить границу между действительностью и иллюзией, а сильная сторона этого произведения, по его словам, заключается в критике этих грез. Герой же романа, утверждает М.Бьюли, не что иное, как мистическое воплощение американской мечты. Иную точку зрения высказал известный американский критик Г.Менкен, считавший «Великого Гэтсби» неправдоподобным произведением, не более, чем анекдотом, темой которого, по его мнению, была старая тема романтической и нелепой любви. Но Г.Менкен, отдавая должное стилю писателя, восхищался художественной формой романа» [Колесников 1976: ].

В настоящее время, когда утихли идеологические споры вокруг творчества и политических взглядов писателя, внимание исследователей все чаще обращается к художественному миру его произведений.

Фицджеральд прямо заявлял о непосредственном влиянии Достоевского на свое творчество, поэтому мы не можем рассматривать творчество писателя вне литературной традиции Достоевского, его психологизма, что подтвердили многие критики. «Американский писатель нередко применял прием «двойного видения», т.е. сближения контрастных,

взаимопротиворечащих черт (достаточно вспомнить два плана «величия» Гэтсби) для достижения более объемного изображения, глубокого психологизма. По мнению Кухалашвили, американский писатель во многом следовал традиции Достоевского: от приема «двойного видения» до «загадочной, таинственной и трагической атмосферы, пронизывающей структуру произведения» и изображения «психологии» героев как «факта времени» [Кухалашвили 1983: ]

Контрутверждение, свойственное традиции психоанализа, заключающее, что образы Фицджеральда не несут никакой «социальной» нагрузки, кажутся не совсем применимыми к творчеству писателя, хотя сам психоанализ произведений писателя через терминологию школы фрейдизма имеет под собой научную почву.

Первое, что бросается в глаза читателю – сходство атмосфер романов Достоевского и Фицджеральда. Достаточно вспомнить гнетущую атмосферу Петербурга, заданную сном Раскольникова об убитой лошади, в «Преступлении и наказании» и Долину Шлака в «Великом Гэтсби» – «призрачная нива, на которой шлак восходит, как пшеница…перед нами возникают шлаковые дома…если очень напряженно вглядеться, можно увидеть шлаково-серых человечков». Интересно, что оба описания вступают в контрасте, в случае с Петербургом, – с тем представлением, которое имеет читатель о красоте северной столицы, в случае с Долиной Шлака, – с «нетронутым зеленым лоном нового мира» [Фитцджеральд 2002: 293].

Такое «двойственное» описание пронизывает ткань всего романа «Великий Гэтсби», что гармонирует с образом главного героя Гэтсби. Этот тон задает рассказчик Ник Каррауэй, представляя характер Гэтсби в противоречивых оценках: «Только для Гэтсби, человека, чьим именем названа эта книга, я делал исключение, –Гэтсби, казалось, воплощавшего собой все, что я искренне презирал и презираю. Если мерить личность ее умением себя проявлять, то в этом человеке было поистине нечто великолепное, какая-то повышенная чувствительность ко всем посулам жизни…». И далее: «…это был редкостный дар надежды, романтический запал, какого я ни в ком больше не встречал и, наверное, не встречу. Нет, Гэтсби себя оправдал под конец; не он, а то, что над ним тяготело, та ядовитая пыль, что вздымалась вокруг его мечты…» (с.278). Таким образом, фигура Гэтсби через оценку Ника становится центральной в художественном мире романа, что сопоставимо с концепцией главного героя в творчестве русского писателя.

Олдридж высказывает мнение, что автор не уделял внимания фундаментальной проработке характеров, а лишь добавлял новые сведения к линейной перспективе фактов, которые постепенно высвечивают «главное противоречие и загадку характера Гэтсби» [Олдридж 1958 : ]. Но именно «факты» являются основой для динамики психических состояний героев, говорят о скрытой, внутренней душевной работе персонажей. «Не веря в достоверность рационалистического позна- ния людей, склонного к обобщениям и завершенным определениям, Достоевский раскрывает своих героев эмпирически, с помощью «фактов». Для него «мелочи», «черточки», «факты», являющиеся симптомами первичных душевных движений, не исправленных рассудком, более значительны для познания человека...» [Осмоловский 1981: 83–84]. Такими фактами могут стать слова персонажа. Примером таких фактов-слов у Достоевского может стать письмо Раскольникова к Соне, а у Фицджеральда – распорядок дня Гэтсби, составленного им в юношестве, или рассказ Гэтсби о своей жизни:

«– И тогда я стал разъезжать по столицам Евро-пы…ведя жизнь молодого раджи…все старался забыть об одной печальной истории.

Мне стоило усилия сдержать недоверчивый смешок…

– А потом началась война. Я даже обрадовался ей, старина, я всячески подставлял себя под пули, но меня, словно заколдованного смерть не брала» (с.325).

В этом монологе Гэтсби интересно описание эмоциональной реакции Ника, который интуитивно фиксирует вторую сторону Гэтсби, о которой последний не упоминает. Эту сцену можно разложить на более простые составляющие: анализ рассказа Гэтсби через психологический прием суммарно-обозначаюший («Это прозвучало торжественноскорбно, будто его и по сю пору одолевали раздумья о безвременно угасшем роде Гэтсби. Я было подумал, уж не разыгрывает ли он меня, но, взглянув на него, отказался от этой мысли» – с.325); косвенную форму психологического изображения («У Гэтсби это выражалось в постоянном беспокойстве, нарушавшем обычную сдержанность его манер. Он ни минуты не мог оставаться неподвижным; то нога постукивала о землю, то нетерпеливо сжимался и разжимался кулак» – с.324); повествование о внутренней жизни Гэтсби через прямую речь, изобилующая всевозможными фактами. На первый взгляд, кажется, что вся сцена дана через сознание Ника, отчасти это так, но Ник с самого начала сцены пытается уличить Гэтсби во лжи, интуитивно чувствуя «вторую» реальность. Но происходит удивительное: Гэтсби убеждает Ника в правдивости своей истории, и последний меняет точку зрения, провозглашая тем самым, подлинность мира Гэтсби, той реальности, именуемой им самим «святой правдой». Эта сцена добавляет многое к пониманию «двойственности» характера Гэтсби, однако на этот раз напряженную психологическую сцену-исповедь.

Роман построен на драматических сценах. Не каждая из них сопряжена с любовной линией Дэзи и Гэтсби, но каждая обладает психологическим напряжением, а сцены, где страсти накаляются до предела, очень насыщены психологической энергией. Конечно, основная психологическая нагрузка лежит на образе Гэтсби. Вот, к примеру, одно из портретных описаний: «Он улыбнулся мне ласково, – нет, гораздо больше, чем ласково. Такую улыбку, полную неиссякаемой ободряющей силы, удается встретить четыре, ну – пять раз в жизни. Какое-то мгновение она, кажется, вбирает в себя всю полноту внешнего мира, потом, словно повинуясь неотвратимому выбору, сосредотачивается на вас. И вы чувствуете, что вас понимают ровно настолько, насколько вам угодно быть понятым, верят в вас в той мере, в какой вы в себя верите сами…Но тут улыбка исчезла – и передо мною просто расфранченный хлыщ, лет тридцати с небольшим, отличающийся почти смехотворным пристрастием к изысканным оборотам речи» (с.313). Кроме портретной характеристики, дилогических сцен, эмпирического раскрытия характера главного героя, отражения мимических изменений, жестов, интонации голосов спорящих как симптомов их внутренних состояний, автор прибегает к таким приемам психологического изображения как гиперболизация и генерализация. Гиперболизация – изображение героев в минуту их душевного потрясения. Достаточно вспомнить, как Гэтсби отреагировал на приезд Дэзи к Нику: «Гэтсби, бледный как смерть, руки точно свинцовые гири в карманах пиджака, стоял в луже у порога и смотрел на меня трагическими глазами.

Не вынимая рук из карманов, он прошагал за мной в холл, круто повернулся, словно марионетка на ниточке, и исчез в гостиной» (с.340). Генерализация – психологическая мотивировка характера и его состояний, в произведении вводится обычно через сравнение. Мы встречаем генерализацию в финале главной сцены – выяснение отношений между героями в отеле “Плаза”: «И они ушли вдвоем, без единого слова, исчезли, как призраки, одинокие и отторгнутые от всего, даже от нашей жалости» (с.378).

Особенностью повествования в романе можно назвать необычное сочетание голосов автора и Ника. Например, в немой сцене Тома и Дэзи (на кухне, после трагедии с Миртл) Ник подсматривает за ними в окно. Впечатление такое, что в этот момент замирают не только они, но и Гэтсби, стоящий где-то рядом с ним. Ник почему-то видит, что курица на столе лежит «нетронутая». В этой сцене велика роль подтекста. Именно из подтекста – деталей обстановки мы можем судить об эмоциональном состоянии Тома и Дэзи. Повествование от первого лица переключается на повествование от третьего лица, которое обладает большими полномочиями к проникновению в психологический мир и сцены. Отличительной чертой повествования Ника является анализ психологических состояний героев: «Он, как видно, прошел через две стадии и теперь вступил в третью. После замешательства, после нерассуждающей радости настала очередь сокрушительного изумления от того, что она здесь» (с.345). Аналитическое видение Ника и комментирование им действий и состояний персонажей проходит через весь роман, чередуясь с лирическими вставками, описывающими прошлое Гэтсби, впрочем, тоже имеющими отпечаток восприятия Ника.

Образ Гэтсби выступает прототипом самого Фицджеральда: оба – выходцы с Запада, оба попали в ситуацию, где любовь отодвигается на задний план материальной несостоятельностью жениха. Фицджеральду повезло больше, чем Джею Гэтсби: он написал роман «По эту сторону рая», после чего его материальное положение значительно улучшилось, а Зельда приняла предложение. Но не так все просто оказалось в истории Дэзи и Гэтсби. Как и Фицджеральд, Гэтсби остается верен своей любви. Это и определяет тип героя произведения – романтический тип.

Подводя итог, стоит отметить, что Фицджеральд использовал разные художественные приемы изображения персонажей. Он использует, как технику Джойса, так называемые «эпифании», так и психологизм Достоевского. Но нельзя утверждать, что психологическое изображение персонажей лишь заимствование. У Фицджеральда собственная интерпретация психологизма писателей предшественников. Это проявляется и в варьировании приемов психологического изображения, и в создании особых характеров. Так образ Гэтсби хотя и напоминает критикам типичный персонаж американской литературы, но, в целом, несет индивидуальные черты стиля писателя. Гэтсби удивительным образом воплотил в себе не только уникальный жизненный опыт писателя, но и его литературные изыскания: драматические сцены с участием Гэтсби насыщены психологическим изображением, что усиливает основные темы романа.

Список литературы Особенности психологического изображения персонажей в романе Ф.Скотта Фицджеральда Великий Гэтсби

  • Fitzgerald F. Scott, The Great Gatsby. - М.: Юпитер-Интер, 2004. - 159 с.
  • Зверев А.М. Американский роман 20-30-х годов. - М.: Худ. лит., 1982. - 256 с.
  • Колесников Н.Б. Творчества Скотта Фицджеральда в критике: К проблемам романтизма и реализма в зарубежной литературе конца XIX-XX веков, 1976. - Режим доступа: www.fitzgerald.narod.ru
  • Кухалашвили В.К. Ф.С.Фицджеральд и американский литературный процесс 20-30-x годов ХХ в., 1983. - Режим доступа: www.fitzgerald.narod.ru
  • Осмоловский О.Н., Достоевский и русский психологический роман. - Кишинев: Штиница, 1981. - 336с.
  • Фитцджеральд Ф.С. Последний магнат: романы / пер. Е.Калашниковой. М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 2002. - 539 с. Ссылки на это издание в тексте статьи даны в круглых скобках.
  • Олдридж Джон, Великий Гэтсби / Пер. И.Я.Дорониной, 1958. - Режим доступа: www.fitzgerald.narod.ru
Статья