Особое мнение судьи как проявление дезинтеграции судейской коллегии

, ‐0003‐1242‐767X

, ‐0002‐4178‐744X

выражает несовпадающую с принятым по уголовному делу коллегиальным решением позицию судьи, оставшегося в меньшинстве, изложенную им в письменной форме» [1, с. 56]. Как писала Э.Ф. Куцова, составление особого мнения «дает возможность судье, оставшемуся в меньшинстве, зафиксировать свою позицию, обосновать ее» [2, с. 34–35].

В юридической литературе акцентируется внимание на связи особого мнения с принци‐ пом независимости судей, с правом судьи разрешать дело на основе своего внутренне‐ го убеждения [3, с. 30; 4, с. 147–148].

Другой аспект значения особого мнения связывается исследователями с личной от‐ ветственностью судьи за вынесенное колле‐ гиальным составом суда решение. Заявление особого мнения в этом смысле является спо‐ собом объективно проявить свою позицию, реагировать на решение, не согласующееся с внутренним убеждением судьи [5, с. 108], не быть «обезличенным» в коллегиальном составе суда [6, с. 147].

Право судьи заявить особое мнение уни‐ версально и распространяется на все случаи вынесения решения коллегиальным соста‐ вом суда независимо от стадии уголовного процесса. Учитывая данное обстоятельство, в юридической литературе даже высказыва‐ лось предложение регламентировать вопро‐ сы о порядке совещания судей и об особом мнении судьи не в разделе «Производство в суде первой инстанции», а в «Основных положениях» [5, с. 107].

Изложение особого мнения - право или обязанность судьи, оставшегося в меньшинстве? Российское уголовно-процессуальное законодательство традиционно рассматри‐ вает заявление особого мнения как право, а не обязанность судьи, оставшегося в меньшинстве (ст. 307 УПК РСФСР, ч. 5 ст. 301, ч. 1 ст. 389.33 УПК РФ). Я.О. Мотовиловкер объяснял, что обязать судью составить особое мнение нельзя, ведь «слова "судья обязан изложить" приобретают юридическое значение лишь в том случае, если мы рассматриваем эту обязанность как должное поведение, несоблюдение которого влечет те или иные государ‐ ственные санкции. В рассматриваемом же случае ни о каком применении государствен‐ ных санкций речи быть не может...» [5, с. 115].

Между тем многие исследователи убеж‐ дены в том, что составление особого мнения должно вменяться в обязанность судье, оставшемуся в меньшинстве. Примечательно, что и уголовно‐процессуальное законода‐ тельство ряда Союзных республик говорило именно об обязанности судьи письменно из‐ ложить свое особое мнение (ст. 297 УПК Армянской ССР, ст. 302 УПК Латвийской ССР, ст. 293 Казахской ССР).

Аргументация сторонников закрепления обязанности судьи составить особое мнение различна. М.М. Выдря исходил из того, что особое мнение судьи по делу является «органической частью приговора», в связи с чем его нельзя рассматривать как документ, который составляется в зависимости от усмот‐ рения судьи, оставшегося при особом мнении [7, с. 83]. Н.О. Машинникова обосновывает обязанность судьи письменно изложить свое особое мнение соображениями морали [8, с. 232]. Приводятся и другие аргументы, обоснованность которых выглядит весьма спорной. В частности, Е.И. Фадеева исходит из того, что отказ судьи от письменного изложения своего мнения приведет к тому, что будет «нелегко доказать его наличие», а это «ведет к безусловной отмене приговора или иного решения, вынесенного по результатам рассмотрения уголовного дела» [9, с. 108]. Однако обнаружить в уголовно‐процессуаль‐ ном законодательстве нормы, которые подтверждали бы правильность такой позиции, затруднительно.

Вопрос о правовых последствиях состав‐ ления судьей особого мнения. Особое мнение представляет собой уголовно‐процес‐ суальный документ, регламентации формы и содержания которого законодатель не уде‐ ляет большого внимания. Из ч. 5 ст. 301 УПК РФ следует лишь, что, во-первых, особое мнение излагается письменно, а во-вторых, в нем не должны указываться сведения, раскрывающие тайну совещания судей, в частности об имевших место при обсуждении и принятии судебного решения суждениях, о позиции отдельных судей. В то же время в трудах ученых‐процессуалистов встречаются многочисленные рекомендации относитель‐ но содержания рассматриваемого процес‐ суального документа. Так, М.М. Выдря полагал, что в особом мнении должно указываться: «кто выразил особое мнение, когда, по какому делу, по каким основаниям судья, оставшийся в меньшинстве, не согласен с вынесенным приговором» [7, с. 85]. По мнению, М.Г. Авдюкова, судья в особом мнении «должен указать, к какому выводу он пришел по данному делу, мотивировать свой вывод, указать, по каким основаниям он считает неправильным решение большинства, поставить дату и подпись» [3, с. 30-31]. Я.О. Мотовиловкер акцентировал внимание на недопустимости для судьи в своем осо‐ бом мнении вступать в спор с суждениями каждого из двух оставшихся членов суда, так как это неизбежно приводило бы к раскры‐ тию тайны совещания судей [5, с. 109-110].

Современные авторы предлагают еще более детализированные рекомендации к содержанию особого мнения [10, с. 19], а некоторые исследователи выступают с пред‐ ложением закрепить требования к содержа‐ нию вводной, описательно-мотивировочной и резолютивной частей особого мнения в уголовно‐процессуальном законодательстве [11, с. 118].

Вопрос о том, является ли процессуальный документ, именуемый особым мнением, уголовно-процессуальным актом, представляется дискуссионным. Мы исходим из того, что тот или иной процессуальный документ может рассматриваться в качестве уголовно‐про‐ цессуального акта только при условии, что он отвечает следующим критериям: во-первых, наличие документальной формы (в том числе формы электронного документа), во-вторых, выраженность в его содержании волеизъяв‐ ления субъекта, в-третьих, наличие юридических последствий, проявляющихся в возникновении, изменении или прекращении уголовно-процессуальных отношений [12, с. 31-35]. Первым двум критериям особое мнение впол‐ не соответствует: оно имеет форму процессуального документа и выражает волеизъявле‐ ние (точнее сказать - мнение) судьи относительно принимаемого коллегией решения. Что же касается третьего критерия, то ему особое мнение не соответствует: никаких правовых отношений оно не порождает.

В юридической литературе высказыва‐ ются предложения о том, чтобы придать особому мнению судьи значение повода для проверки правосудности вынесенного вы‐ шестоящим судом решения [13, с. 81; 14, с. 49, 50], однако в действующем законодательстве такие инициативы поддержки не находят. Дело в том, что придание особому мнению судьи значения повода для пере‐ смотра судебного решения вышестоящим судом несовместимо с принципом состяза‐ тельности: в этом случае особое мнение приобрело бы значение жалобы на судебное решение, а судья de facto выступал бы инициатором проверки/пересмотра судебного акта вышестоящим судом [1, с. 58].

Особое мнение в контексте проблемы обеспечения тайны совещания судей. Со‐ гласно ч. 5 ст. 310 УПК РФ особое мнение судьи приобщается к приговору и оглашению в зале судебного заседания не подлежит, однако стороны по делу вправе ходатайство‐ вать об ознакомлении с этим документом. Такая позиция законодателя основана на ус‐ тоявшемся в теории уголовного процесса мнении, согласно которому широкой огласке особое мнение действительно не подле‐ жит, тогда как для участников процесса приобщенное к делу особое мнение не должно быть закрытым документом [15, с. 279-280]. И.В. Смолькова полагает, что заинтересованность сторон в ознакомлении с особым мнением обусловлена тем, что данный документ подтверждает спорность вынесенно‐ го судом решения [16, с. 4].

Несмотря на недопустимость указания в особом мнении сведений, раскрывающих суждения и позиции отдельных судей, оно тем не менее раскрывает тайну совещания судей. Помимо того что судья, оставшийся при особом мнении, излагает в нем собственную позицию, этот документ также позволяет сделать вывод о том, что другие судьи, входящие в коллегию, придерживались противоположного взгляда. В этой связи в юридической литературе высказываются обоснованные возражения против ознаком‐ ления участников судебного разбирательст‐ ва с особым мнением судьи. «Особое мнение, - писал Ю.М. Грошевой, - всегда отражает ход совещания судей... Оно само по себе не является доказательством ошибоч‐ ности выводов суда по делу, не влечет никаких процессуальных последствий и поэтому с процессуальной точки зрения для сторон безразлично» [17, с. 59].

Особое мнение как средство дистанци‐ рования судьи от состава суда. Если изложе‐ ние судьей особого мнения не влечет ника‐ ких правовых последствий, не порождает правоотношений и, как уже было сказано, «с процессуальной точки зрения для сторон безразлично», есть ли необходимость в дальнейшем сохранении данного правового института?

Изучение уголовно‐процессуальной ли‐ тературы позволяет выделить несколько ар‐ гументов, обосновывающих «пользу» особого мнения. Во-первых, отмечается, что изложение особого мнения в письменном виде «заставляет судью детально обдумать свои аргументы и либо еще более убедиться в правильности своей позиции, либо усомниться в ней при отсутствии надлежащих ар‐ гументов и отказаться от нее» [18, с. 43]. Трудно не согласиться со сказанным, однако условия совещательной комнаты позволяют судье и без написания особого мнения глу‐ боко обдумать свою позицию и прийти к ре‐ шению. И.Д. Перлов обращал внимание на значимость особого мнения для вышестоя‐ щих судов [19, с. 74]. Действительно, в ряде случаев ознакомление судей, проверяющих правосудность обжалуемого в апелляцион‐ ном, кассационном или надзорном порядке решения, может способствовать выявлению допущенных по уголовному делу нарушений. Однако несомненно, что судьи вышестоящих судов могут справиться с этой задачей и без особого мнения. Само по себе наличие в уголовном деле особого мнения судьи вовсе не презюмирует незаконность судебного акта, ведь «для такой презумпции нет ни правовых, ни статистических оснований, -решение принимается большинством су‐ дей...» [1, с. 58]. Таким образом, изложенные аргументы не позволяют сделать вывод о том, что эффективность уголовного судопроизводства снизилась бы в случае отказа законодателя от института особого мнения.

Сказанное наводит на мысль о том, что единственным основанием существования института особого мнения является предос‐ тавляемая судье, оставшемуся в меньшинстве, возможность объективно дистанцироваться от вынесенного судебного акта, заявить о том, что это решение - не его. Как писал в свое время Я.О. Мотовиловкер, в отсутствие изложенного письменно особого мнения «презюмируется, что все вопросы решены в совещательной комнате едино‐ гласно» [5, с. 109]. Такой взгляд вполне согласуется с высказанным А.А. Тарасовым мнением о том, что члены судейской коллегии не должны утрачивать собственной ин‐ дивидуальности, что смысл участия судьи в коллегии - в сохранении своего «Я» для сопоставления со столь же самостоятельным «Я» других членов коллегии [20, с. 76]. Более того, изложение особого мнения иногда рассматривается как условие подписания судьей приговора, с которым он не согласен. Именно в этом видит значение особого мне‐ ния И.В. Смолькова, которая пишет, что особое мнение необходимо для самого судьи, который обязан подписать приговор незави‐ симо от согласия с ним [16, с. 4]. Некоторые исследователи идут еще дальше, заявляя о том, что обязанность судьи, оставшегося в меньшинстве, подписывать приговор сама по себе противоречит принципу свободы оценки доказательств, в связи с чем условием подписания приговора таким судьей должно являться указание в нем на наличие особого мнения [9, с. 109].

Заключение. Как видно, целый ряд ученых-процессуалистов исходят из того, что судья, входящий в судейскую коллегию, вправе дистанцироваться как от вынесенно‐ го ею решения, так и от самого состава суда. И в основе такой позиции лежит как раз пре‐ доставляемая законом судье возможность обособить свое мнение, заявить о несогласии с решением, которое большинством голосов приняли его коллеги.

Между тем отдельный судья является самостоятельным субъектом правоотноше‐ ний только внутри коллегии (например, во время совещания судей, при голосовании), во взаимоотношениях же с другими участ‐ никами уголовного процесса, с «внешним миром» судейская коллегия должна оста- ваться единым, неделимым судебным орга‐ ном. Дистанцирование судьи, оставшегося в меньшинстве, от состава суда с этим прави‐ лом не согласуется. Индивидуализация по‐ зиции судьи разрушает «субъектность» суда, коллегиально рассматривающего уголовное дело, приводит к его дезинтеграции. По сути, наличие особого мнения демонстрирует ок‐ ружающим (сторонам, публике в зале суда) произошедший в составе суда раскол, созна‐ тельное и демонстративное отречение одно‐ го из судей от принадлежности к судейской коллегии. Все это не может не подрывать доверие участников уголовного процесса и общества к правосудию.

Кроме того, наличие по делу особого мнения порождает сомнения в законности, обоснованности и справедливости судебно‐ го акта, служит поводом, подталкивающим стороны к его обжалованию. Как отмечает И.А. Гизатуллин, судья, оставшийся при осо‐ бом мнении, «апеллирует не только к колле‐ гам, которые могут учитывать его позицию, но, в первую очередь, сторонам процесса, заинтересованным в объективности приня‐ тия конечного решения» [21, с. 187].

По нашему мнению, свобода оценки до‐ казательств судьей, как и его личный взгляд на то, как должно быть разрешено уголов‐ ное дело, могут проявляться только в сове‐ щательной комнате. За ее пределами судеб‐ ный акт должен позиционироваться как об‐ щее решение всего состава суда, а судья, оставшийся в меньшинстве, разделяет от‐ ветственность за вынесенное при его непо‐ средственном участии решение. Ведь даже если допустить, что правда на стороне судьи, оставшегося в меньшинстве, он все равно несет моральную ответственность за выне‐ сенное коллегией решение, поскольку не смог убедительно отстоять свою позицию в ходе совещания судей. Сказанное заставля‐ ет усомниться в целесообразности сохране‐ ния института особого мнения в уголовно‐ процессуальном праве.