Отписки М.В. Скопин-Шуйского как источник по истории русско-шведских отношений начала XVII века

Шведская интервенция в Россию в начале XVII века оказала значительное влияние на последующее развитие государства. Прогресс в изучении событий русско-шведских отношений этого времени во многом зависит не только от поиска новых, но и от пере-прочтения уже известных источников. Особое место среди таких источников занимают грамоты воеводы, князя М.В. Скопин-Шуй-ского, которые он рассылал русским городам Поморья и Замосковья в ходе переговоров с представителями шведского короля Карла IX, а также после переговоров в надежде улучшить политически сложное для центрального правительства положение. При этом князь убеждал воевод и земские миры городов сохранять верность царю В. Шуйскому, обещая при этом скорую и значительную иноземную помощь. Особая важность грамот князя М.В. Скопин-Шуйского в качестве исторического источника заключается в том, что они составлялись по «горячим следам» событий, в них фиксировались узловые моменты переговоров России и Швеции, формирования экспедиционного корпуса и его последующей деятельности на территории России.

Многие как отечественные, так и зарубежные исследователи русско-шведских отношений данного периода использовали в качестве главных источников исторические сочинения шведов Ю. Видекинда и П. Пет-рея1. Историческая ценность этих сочинений в качестве источников не подлежит сомнению. Однако следует учитывать, что они создавались много позднее интересующих нас событий, что дало возможность их авторам переосмыслить некоторые ключевые моменты русско-шведских отношений. Работа королевского историографа Ю. Видекинда2 особенно примечательна. По своей тенденциозности «История московито-шведской войны» может сама по себе рассматриваться не только для изучения международных отношений, но и в качестве источника по изучению настроений шведских правящих кругов второй половины XVII века.

Выбор исторических источников для наиболее достоверной реконструкции событий шведской интервенции является весьма актуальной проблемой для исследователей. Грамоты князя М.В. Скопин-Шуйского являются важнейшим источником. Их тщательный сравнительно-текстологический анализ следует критически осмыслить и дополнить сведениями, содержащимися в сочинении Ю. Видекинда. Князь М.В. Скопин-Шуйский принадлежал к числу тех деятелей, которые долгое время находились в самой гуще событий русской смуты начала XVII века. Он родился 8 (18) ноября 1586 года в семье князя В.Ф. Скопина-Шуйского, принадлежавшего к числу знатнейших боярских родов Московского царства. В 1604 году М.В. Скопин-Шуйский был пожалован чином стольника царем Б. Годуновым, а в 1606 году после прихода к власти своего родственника В.И. Шуйского он был назначен воеводой. В последующем князь М.В. Скопин-Шуйский активно участвовал в подавлении восстания И. Болотникова, разбил войско мятежников под Москвой у деревни Котлы. Однако главному событию в жизни М.В. Скопин-Шуйского еще только суждено было произойти: в конце августа 1608 года по приказу царя В. Шуйского он прибыл в Новгород Великий для того, чтобы «наймовать немецких многих людей охочих и Московскому государству помощь учинить»3, то есть для проведения переговоров с представителями шведского короля Карла IX о заключении союзнического договора и присылке экспедиционного корпуса4.

Первые грамоты князя М.В. Скопин-Шуйского городам Северщины и Замосковья с сообщением о ходе русско-шведских переговоров и прибытии шведского экспедиционного корпуса датируются второй декадой де- кабря 1608 года. Интересен выбор городов, куда были адресованы грамоты. Условно их можно разделить на две группы: к первой группе относились города, еще совсем недавно присягавшие Лжедмитрию II, но впоследствии оказавшие поддержку центральному правительству: Вологда, Углич, Устюжна Железнопольская; ко второй группе относились те города, которые находились на значительном удалении от основных театров военных действий и имели возможность занять выжидательную позицию: Великий Устюг, Пермь.

Князь М.В. Скопин-Шуйский понимал, что благоприятное для центрального правительства положение как в первой, так и во второй группах городов может быть временным, в любой момент может произойти кардинальное изменение мнения земских миров этих городов и они перейдут на сторону тушинского вора. Сама возможность изменения мнения земских миров обусловливалась чисто прагматическими причинами и зависела от того, насколько сильны были позиции той или иной из противоборствующих сторон. Лжедмитрий II и В. Шуйский рассматривались земскими мирами как две равноправные силы, борющиеся за власть в стране5 и, соответственно, они хотели находится на стороне сильнейшего. Поэтому М.В. Скопин-Шуйскому в грамотах необходимо было привести убедительные аргументы для уверения жителей городов в грядущем значительном изменении соотношения сил в сторону правительства В. Шуйского как на Севере, так и в России в целом после прихода шведского вспомогательного корпуса.

Уже в начале декабря 1608 года в Поморье появлялись первые слухи о численности экспедиционного корпуса. В отписку вычегод-цев пермичам от 24 декабря 1608 года (3 января 1609 года) вошло письмо воевод Вологды Н. Пушкина и Р. Воронова к земству Великого Устюга, в котором они, ссылаясь на сведения С. Шапкина и И. Озерцкого из Каргополя, получивших отписки от «заонежских торговых людей» между 11 (21) и 15 (25) декабря 1608 года, сообщают, что «...пришли в Ореховский уезд, на Неву, двадцать тысяч немецких людей»6. Данные о подобной численности корпуса являлись чистой фикцией, как и многие последующие. Переговоры только начались и ни о каких 20 тысячах наемников не могло быть и речи. В условиях всеобщей неопределенности слухи, которые, как отмечал шведский историк X. Альмквист, начали распространяться сторонниками князя М.В. Ско- пин-Шуйского еще с начала октября 1608 года7, выполняли также информативную функцию: они становились важным дополнением к официальным данным, которые города посылали друг другу в письмах. Земцы За-московья и Поморья, загнанные в тупик тушинскими порядками, жадно собирали любую информацию о том, что происходило вокруг. Они готовы были ухватиться за любую мало-мальски правдоподобную весть об успехах правительственных войск, зачастую выдавая желаемое за действительное8. Кроме того, часто грамоты перехватывались сапеженцами и в этом случае ложные сведения становились важным источником дезинформации противника9. Так, в письме поляка А. Отоевского своему земляку в Лифляндии В. Вашийскому от 12 декабря 1608 года был затронут вопрос о численности корпуса, который был готов предоставить Карл IX русскому царю: общая численность шведского экспедиционного корпуса оценивалась им также в 20 тысяч человек10. По всей видимости, данные как «заонежских торговых людей», так и А. Отоевского имели один и тот же фальсифицированный источник. В качестве дополнительной информации к сообщениям «заонежских торговых людей» в той же отписке имеются сведения о результатах ноябрьских русско-шведских переговоров в Новгороде Великом: «...приезжали в Новгород, к боярину и воеводе князю Михаилу Васильевичу Шуйскому, немец семь человек, и укрепляли крестным целованием, и боярин де князь Михайло Васильевич послал к ним навстречу дьяка Сыдавного Васильева»11. Отписка достаточно точно передает особенности заключения соглашения.

По-видимому, князь М.В. Скопин-Шуйский послал первые грамоты именно тем городам, которые заняли выжидательную позицию. Это подтверждает документ, направленный в Великий Устюг, впоследствии вошедший в отписку устюжан к вычегодцам, которые, в свою очередь, приложили его к письму в Пермь от 24 декабря 1608 года (3 января 1609 года). Князь М.В. Скопин-Шуйский пишет о том, что «...немецкие ратные люди к государю идут, а ныне пришли на рубеж немецких людей десять тысяч, а иные идут после, а от меня посланы на встречу к немецким людям и с казною Семен Васильевич Головин да дьяк Сыдавный Васильев»12. В отписке содержатся сведения о русско-шведских переговорах в декабре 1608 года, когда послы князя были отправлены на встречу с представителями шведского короля в Або.

Характерно, что М.В. Скопин-Шуйский сообщил о результатах переговоров уже в самом начале отписки, в качестве главного события последнего времени. Однако тогда князь М.В. Скопин-Шуйский еще не мог знать о численности вспомогательного корпуса. На переговорах в Новгороде Великом в ноябре 1608 года речь шла только о 5 тысячах наемников, поэтому количество наемных войск в 10 тысяч также является пропагандистским ходом. Интересно, что о такой же численности корпуса сообщалось и Х. Альмк-вистом. Он отметил, что еще в сентябре 1608 года А. Теннессон получил приказ от короля Карла IX написать в Кексгольм письмо, в котором он представил схему будущей совместной русско-шведской операции, пообещав при этом выставить корпус численностью в 10 тысяч человек13. Кроме того, Х. Альмквист также указал, что в декабре 1608 года сторонники князя М.В. Скопин-Шуйского, обращаясь к населению с призывом поддерживать царя В. Шуйского, ссылались на грядущую внушительную шведскую военную помощь численностью 10 тысяч человек14. Таким образом, не имея реальных данных о численности формирующегося корпуса, а также желая ускорить события, М.В. Скопин-Шуйский и его сторонники сами использовали непроверенную информацию шведских военачальников. Все последующие сообщения воеводы лишь подтверждали или изменяли в сторону увеличения этого количества. Однако ничего с действительным положением вещей эти данные не имели. В конце отписки М.В. Скопин-Шуйский отметил, что по окончании переговоров он пойдет на Москву в нескольких направлениях, чтобы оказать поддержку своим сторонникам против тушинцев: «...и пойду ко Государю к Москве, со всеми ратными с русскими и с немецкими, не одною дорогою, иных отпущу Тихвинской дорогою»15.

В декабрьской отписке 1608 года, адресованной тем городам Поморья и Замоско-вья, в которых взяли верх сторонники царя В. Шуйского, князь М.В. Скопин-Шуйский писал о необходимости приводить к верности центральному правительству жителей погостов, а также Твери и Торжка, контролировавшихся тушинцами: «...а в волости и в погосты приводить к крестному целованию послали, а в Торжек и во Тверь и в иные города писали, чтобы Государю крест целовали...»16. В качестве веского аргумента для убеждения соседних городов М.В. Скопин-

Шуйский отметил, что «...немецких людей свийской король Карло шлет к Государю Царю и Великому Князю Василью Ивановичу всея Руси на помощь десять тысяч и пришли, с Семеном Васильевичем Головиным да с дьяком с Сыдавным Васильевым, на Ореховский рубеж Декабря в 17 день, а в Новгород будут вскоре»17. Таким образом, исходя из сведений, содержащихся в отписке, уже 17 (27) декабря 1608 года представители М.В. Скопин-Шуйского завершили переговоры в Або и прибыли на русско-шведскую границу.

В конце января 1609 года, то есть еще задолго до начала февральских русско-шведских переговоров в Выборге, по Поморью начинают распространяться слухи о том, что князь М.В. Скопин-Шуйский вместе с пришедшими ландскнехтами шведского экспедиционного корпуса в середине декабря 1608 года нанес поражение тушинцам. Так, в отписке вятчан к пермичам от 27 января (6 февраля) 1609 года сообщается: «...а из Великого Новгорода пришел в Кашин боярин князь Михайло Васильевич Шуйской, с новгородской и со псковскою силою и с наемными немцы со многими людьми, и литовских людей, которые были в Кашине побили»18. Вероятней всего, подобные ложные сведения также распространялись сторонниками князя М.В. Скопин-Шуйского в пропагандистских целях. Эта информация должна была также показать, что, помимо прибытия шведского корпуса, союзнические войска находились уже совсем недалеко от Москвы.

Важнейшей проблемой для князя М.В. Скопин-Шуйского как в конце 1608 года, так и на протяжении всего 1609 года было финансирование предстоящей операции. Для оплаты шведских наемников М.В. Ско-пин-Шуйскому требовались значительные средства. Однако уже в начале 1609 года оказалось, что средств, выделенных В. Шуйским из скудной государственной казны, а также казны Новгорода Великого, было явно недостаточно. Значительная их часть была передана на подготовку шведского экспедиционного корпуса во время переговоров С. Головина и С. Васильева в Або. Необходимые дополнительные средства он надеялся получить от северных русских городов и монастырей. Эти надежды частично оправдались. Значительную помощь князю М.В. Скопин-Шуй-скому в финансовом отношении оказал богатейший на севере Соловецкий монастырь. На это указывается в отписке царя В. Шуйс- кого к игумену Соловецкого монастыря Антонию в конце 1609 года: «...в прошлом во 117 году писал к вам к богомольцам нашим в монастырь, из Великого Новгорода, боярин и воевода наш Михайло Васильевич Шуйской, чтобы вам прислать монастырские казны на наем ратным немецким людям, и вы к боярину и воеводе нашему к князю Михайлу Васильевичу Шуйскому, в Великий Новгород, послали монастырские казны две тысячи рублев»19.

Следующей важной вехой в русско-шведских отношениях были переговоры в Выборге в конце февраля 1609 года. Об их результатах необходимо было как можно скорее информировать города Поморья и Замос-ковья. К отписке устюжан к пермичам, датируемой концом марта 1609 года, была приложена копия грамоты князя М.В. Скопин-Шуйского к жителям Каргополя, в которой приводятся сведения о результатах переговоров его представителей С. Головина и С. Васильева в Выборге: «Марта, господине, в 8 день писали ко мне, в Великий Новгород, стольник и воевода Семен Васильевич Головин да дьяк Сыдавной Васильев с Иваном Огаревым, что они в Выборге с королевскими воеводами о ратных людях договорились, и крестным целованием укрепились, и записями разменялись, и с рубежа пошли в Великий Новгород Марта в 3 день; а они Семен и Сыдавной с немецкими воеводами пошли с рубежа Марта в 4 день...»20. Однако в отписке вычегодцев к пермичам, к которой также была приложена отписка М.В. Скопин-Шуйского к жителям Соль Вычегодска, полученной 28 марта (7 апреля) 1609 года, содержатся несколько иные сведения относительно времени отъезда из Выборга представителей воеводы: «Да Марта, господа, в 8 день писал ко мне в Великий Новгород стольник и воевода Семен Васильевич Головин да дьяк Сыдавной Васильев, что они с последними с немецкими людьми пошли из Выборга на рубеж марта в 3 день, а писали они ко мне о том с дороги, с первого стану от Выборга...»21 . Вероятнее всего, представители князя М.В. Скопин-Шуйского вместе со шведскими воеводами вышли из Выборга в Новгород Великий 3 (13) марта 1609 года. В первой отписке на это есть соответствующее указание. С самого выхода из Выборга шведские войска разделились на две части. Малая часть, в которой присутствовали представители князя М.В. Скопин-Шуйского и шведские воеводы, направилась в Новгород Великий. Дру гая же часть, более значительная, вышла из Выборга позднее 4 (14) марта и шла она не в Новгород Великий, а в Тесов, чтобы не тревожить новгородцев, которые всегда подозрительно относились к «свейским немцам». В копии грамоты М.В. Скопин-Шуйского к вологжанам, вошедшей в текст письма вы-чегодцев к пермичам, также отмечается, что не весь шведский вспомогательный корпус подходил к Новгороду, большая его часть пошла в Тесов, где ожидала дальнейших указаний командующего: «...а иным, господа, немецким ратным людям велел я идти из Те-сова, не ходя в Новгород»22.

Обращает на себя внимание то, что начиная с апреля 1609 года важным добавлением к содержанию грамот князя М.В. Скопин-Шуйского к городам Поморья и Замосковья становится просьба прислать имеющиеся у них средства: «А что, господа, у вас у Соли Выче-гоцкия Государевы денежные казны есть в сборе, прошлого 116 и нынешнего 117 году, и вы б ту государеву казну прислали ко мне в Великий Новгород тотчас, не измотчав, по нынешнему по последнему по зимнему пути; а однолично бы вам ту Государеву денежную сборную казну прислать тотчас в Великий Новгород»23. Обращения к городам были обусловлены отсутствием необходимых для оплаты наемников средств. Сразу после перехода границы иноземные солдаты потребовали, чтобы им выплатили жалование вперед24 в соответствии с условиями Выборгского договора. Однако воевода предложил только 5 тысяч рублей деньгами и 3 тысячи собольими шкурками и пообещал достать больше25. Поэтому М.В. Скопин-Шуйскому требовалось быстро изыскать недостающие средства. В данной отписке интересно также сообщение об ожидании пополнения шведского вспомогательного корпуса: «...и я, господа, дожидаюсь в Ного-роде достальных людей, а пойду из Новгорода со всеми достальными людми...»26. Просьбы о присылке денег и сообщения об ожидании дополнительных войск взаимосвязаны. Поскольку у князя М.В. Скопин-Шуйского не было достаточных средств для оплаты наемников, Карл IX заявил, что солдатам надо платить «вовремя» и изявил готовность взять на себя их содержание при условии, что русские власти передадут ему «в залог» Орешек, Ладогу и Колу. Кроме того, Карл IX приказал Я. Делагарди захватить Новгород Великий и ни в коем случае не идти на Москву, ссылаясь на то, что 5 тысяч солдат явно недостаточно, чтобы справиться с тушинцами. С дру- гой стороны, Я. Делагарди не хотел далеко уходить от ляфляндской границы, где активизировал военные действия польский гетман Я. Ходкевич. Мотивируя свои действия тем, что он ждет подкреплений из Финляндии, Я. Делагарди задерживал войска вблизи границы, готовясь в любой момент нанести удар по польским войскам в Лифляндии27. Однако князю М.В. Скопин-Шуйскому новые подкрепления экспедиционного корпуса не были нужны, поскольку ему было достаточно тех, что пришли с Я. Делагарди28. Кроме того, он просто не был способен оплатить дополнительный набор наемников.

Интересно по своему содержанию письмо жителей Соль Вычегодска к пермичам от 29 апреля (9 мая) 1609 года, в котором отмечается, что 25 апреля (5 мая) воевода Вологды Н. Пушкин прислал им отписку с новгородской грамоты князя М.В. Скопин-Шуй-ского. В копии грамоты М.В. Скопин-Шуйский сообщал о своем предстоящем походе на Москву и иноземных наемниках. Можно предположить, что данная грамота состоит из двух частей, написанных в разное время. В первой части описывается то, о чем уже до этого сообщалось: «Писал есми, господа, к вам наперед сего, что свийской король Карло шлет ко Государю Царю и Великому Князю Василью Ивановичу всеа Руси, к Москве, на помочь от воров и от литовских людей, немецких ратных конных и пеших наемных многих людей кованую рать, а идут с ними в Новгород стольник и воевода Семен Васильевич Головин да дьяк Сыдавной Васильев; а как немцы придут в Новгород и которого числа я пойду с ними ко Государю к Москве из Новгорода на помочь, и я о том к вам отпишу»29. По-видимому, писать было не о чем, однако грамоту в Соль Вычегодск необходимо было послать, чтобы не потерять связь с городом и еще раз напомнить о приближающейся сторонникам центрального правительства помощи со стороны Швеции. Поэтому можно предположить, что грамоты городам посылались регулярно и не только для сообщения новостей, но и для поддержания связи. Данную часть можно датировать примерно первой половиной марта 1609 года, поскольку она схожа с текстом грамоты князя М.В. Скопин-Шуйского к жителям Соль Вычегодска, прибывшей в город 28 марта (7 апреля) 1609 года. Вторая часть более поздняя, она писалась сразу вслед за первой частью, как только появились новости, связанные с приходом представителей князя и шведских военачальников в Новгород Великий в начале апреля 1609 года: «И стольник, господа, и воевода Семен Васильевич Головин да дьяк Сыдавной Васильев, а с Семеном Васильевичем Свиского Карла короля ратные воеводы Яков Пунтус с товарыщи, пришли ко мне в Великий Новгород на пятой неделе Великого поста в пятницу, марта в 30 день, а с ними немецких ратных людей кованые рати пятнадцать тысяч: и я, господа, отпустил из Великого Новгорода ко Государю, к Москве на помощь, наперед себя, с немецкими воеводы и с ратными людьми, стольника и воеводу Семена Васильевича Головин да дьяка Семейку Головина, апреля в 3 день, да с ним же дворян и детей боярских и атаманов и казаков, которые сидели со мною в осаде в Великом Новгороде, многих людей; а иным, господа, немецким ратным людям велел я идти из Тесова, не ходя в Новгород, прямо на Старую Руссу; а за теми, господа, немецкими ратными людьми еще идут ко Государю на помочь, на Великий же Новгород, с немцы большой ратной воевода Иоахим Граф [рикс-маршал граф И. Мансфельд. — А. Ш.], а с ними многие люди розных земель; и я, господа, дожидаюсь в Новгороде досталных людей, а пойду из Новгорода со всеми досталь-ными людьми»30. В отписке также указывается на необходимость ожидать остальных иноземных наемников, которых король Карл якобы слал из Финляндии и Лифляндии, чтобы задержать выдвижение Я. Делагарди к Москве: «...а за теми, господа, немецкими ратными людьми еще идут ко Государю на помочь, на Великий же Новгород, с немцы большой ратной воевода Иоахим Граф, а с ними многие люди розных земель; и я, господа, дожидаюсь в Новгороде досталных людей, а пойду из Новгорода со всеми достальными людми»31.

Интересно упоминание в отписке имени графа И. Мансфельда («болшей ратной воевода Иоахим Граф»), который был отстранен от командования корпусом еще в декабре 1608 года, однако его имя часто фигурировало и в последующих отписках князя М.В. Скопин-Шуйского. По-видимому, это было связано с тем, что Я. Делагарди, как ему и приказывал делать король Карл IX, заявлял, что вместе с пополнением его корпуса следует ожидать и командующего шведскими войсками в Лифляндии и Финляндии риксмаршала И. Мансфельда. С другой стороны, упоминание имени риксмаршала может быть обусловлено тем, что еще в начале января 1609 года король Карл IX выслал в Нов- город Великий грамоту, где сообщал о назначении И. Мансфельда командующим корпусом: «...приказали мы великий государь свою болшую ратную воеводу граф Иахим Фридрик Кманфелт [риксмаршал граф И. Мансфельд. — А. Ш.] и с своими приказными товарищи, с нашею ратною силою, к вам на помочь идти, против ваших недругов»32. Однако грамота, с которой часто делали списки и рассылались в различные города Поморья и Замосковья, сильно запоздала, так в Соль Вычегодск она попала только в мае 1609 года33, а устаревшие данные стали причиной значительной путаницы относительно того, кто же все-таки являлся командующим вспомогательным корпусом. Сведения, которые вычегодцы получили от князя М.В. Скопин-Шуйского, они повторили в своей отписке к пермичам от 29 апреля (9 мая) 1609 года34.

У князя М.В. Скопин-Шуйского перед началом похода на Москву был определенный план, заключавшийся в том, чтобы союзническое войско очистило страну к западу и востоку от озера Ильмень вплоть до Пскова и затем соединилось с правительственными войсками под Торжком или в другом месте на пути из Новгорода в Москву35. При этом важной первоначальной задачей для союзников стало взятие Старой Руссы, где находился тушинский полководец Я. Кернозиц-кий36. Однако Я. Делагарди в соответствии с инструкциями короля намеревался остаться еще некоторое время рядом с русско-шведской границей, чтобы противодействовать военным действиям польского гетмана К. Ход-кевича, в случае если он перейдет к активным действиям.

Союзническое войско начало наступление на Москву в нескольких направлениях. Я. Делагарди послал вперед себя к Старой Руссе небольшой отряд во главе с Э. Горном: «А в Старую Руссу послали, наперед себя, немецкого воеводу Иверт Горна, а с ним немецких людей тысячу восем сот человек»37. При первых слухах о приближении шведов Я. Кернозицкий зажег Старую Руссу и ушел на юг38. Я. Делагарди подошел к Старой Руссе только 12 мая 1609 года: «Да майя же в 13 день писали ко мне из Русы Семен Головин да Федор Чюлков, как пришел перед ними в Старую Руссу немецкой воевода Иверт Горн и воевода де Ивет Горн на тех воров и литовских людей ходил, и воров и литовских людей побил, а живых взял поляков человек с двадцать да русских людей с тридца ти, а иные де, ночной порою поутекали...»39. Корпус Э. Горна начал преследовать Л. Чер-носицкого, главные силы которого были уничтожены им под селом Камента 15 мая 1609 года: «...и за теми де, воры, которые поутекали, пошли из Старыя Руссы Федор Чюлков с твоими государевыми людьми да немецкой воевода Иверт Горн с немецкими людьми»40.

Торжок был первым значительным испытанием союзнической армии. Князь М.В. Скопин-Шуйский вышел из Новгорода 10 (20) мая и двинулся в сторону Торжка: «...с государевыми людьми, которые со мною в Новгороде, и с большими с немецкими людьми вышел из Новгорода майя в 10 день...»⁴¹. Немного позже в том же направлении двинулся Я. Делагарди. Он после долгих сомнений решил больше не беспокоиться по поводу слухов из Лифляндии и 23 мая 1609 года вышел из Старой Руссы, 6 июня соединился с М.В. Скопин-Шуйским, идущим в направлении Торжка. М.В. Скопин-Шуйский решил послать впереди себя в Торжок И. Ододурова, С. Головина и шведских военачальников: «...я, господине, послал в Торжок воеводу Иваниса Ододурова, а с ним русских и немецких ратных многих людей, а за ним послал стольника и воеводу Семена Васильевича Головина да немецкого воеводу Маршолку Крестелшума[К. Сомме. — А. Ш.] с немецкими со многими людьми»⁴². В отписке воевод М.В. Скопин-Шуйского, С.В. Головина и И. Ододурова к царю В. Шуйскому от 25 июня (5 июля) 1609 года также указывалось, что «...и их де Семена и Иваниса с русскими и с немецкими людьми боярин наш князь Михаило Васильевич Шуйской послал к Торжку наперед себя, с ноугородской дороги, с Крестецкого яму»⁴³. То же писал М.В. Скопин-Шуйский воеводам Вологды еще в начале похода на Торжок: «Наперед себя воевод со многими русскими и с немецкими людьми послал, а иных посылаю...»⁴⁴. Власти Торжка 16 (26) мая 1609 года заявили М.В. Скопин-Шуйскому о своей верности: «...майя в 16 день писали ко мне из Торжку архимариты и игумены и попы и дворяне и дети боярские и посадские люди, и прислали с повинною челобитною Ондрея Страхова с товарищи да посадских людей, а бьют челом тебе Государю о своих винах»⁴⁵. Весть о походе князя М.В. Скопин-Шуйского и в дальнейшем вызвала волну антитушинских восстаний в ряде городов. В отписке также отмечается этот факт: «А городы, господа,

Торжок, Старица, Осташкове, да дворяне и дети боярские ржевичи и зубчане, и тверичи, клиняне, да после того городы ж Холм, Торопец, Ржева Пустая, Невль, Луки Великие, посады и дворяне и дети боярские, Государю добили челом»46.

Однако в Тушине не хотели сдавать Торжок и решили послать новые подкрепления для того, чтобы воспрепятствовать продвижению вперед соединившемуся союзническому войску. Отряды А. Зборовского, Я. Керзониц-кого и князя Г.П. Шаховского, продвигаясь в начале июня 1609 года к Новгороду Великому, напали на восставших против Вора жителей Старицы и подошли к Торжку: «...и пришел де к Торжку из воровских полков полковник Збаровской да князь Григорей Шаховской и Торжок осадили»47. В Торжке же засел посланный князем М.В. Скопин-Шуйским голова К. Чеголков, к которому пришли на помощь С.В. Головин и швед Э. Горн с двухтысячным отрядом иноземных наемников и новгородских дворян: «...послан де был в Торжок, от боярина нашего от князя Михаила Васильевича Шуйского, воевода Корнило Чеглоков с русскими людьми»48. В результате кровопролитного боя 17 (27) июня 1609 года А. Зборовский отступил от Торжка в Тверь и запросил помощи из Тушино49: «...и они де пришли под Торжок в 17 день и того же дни под Торжок Июня в 17 день и того же дни под Торжком с Збаровским и с Шаховским бились; <...> Семен и Иванис с русскими и с немецкими людьми Збаровского и Шаховского и литовских многих людей побили, <...> и от Торжку Збаровский и Шаховской побежали врознь; а Семен и Иванис со всеми русскими и с немецкими людьми хотели идти во Тверь»50.

Это была первая значительная победа союзников. Сам князь М.В. Скопин-Шуйский, как и Я. Делагарди, не участвовал в сражении за Торжок и прибыл туда только через неделю после описанных событий: «...а боярин де наш князь Михаило Васильевич с русскими и с немецкими с большими людьми, со всею ратью, будет под Торжок Июня в 24 день»51. В Торжке князь М.В. Скопин-Шуйский получил значительные пополнения. К нему прибыли смоленские воеводы: князь Я.П. Баратянский, С. Ододуров, к которым во время похода присоединились дорогобу-жане, вязьмичи и беляне во главе с князем А.И. Хованским. Таким образом, план князя М.В. Скопин-Шуйского с успехом претворялся в жизнь, а союзническое войско на глазах превращалось во внушительную силу.

Следующим важным пунктом на пути продвижения союзнического войска в Москву стала Тверь, где сосредоточились тушинские полководцы. Правительственные войска неожиданным ночным штурмом 13 (23) июля 1609 года овладели Тверью. В своих грамотах в Ярославль и Вологду князь М.В. Скопин-Шуйский описывает подробности столкновения с тушинцами: «Июля, господа, в 13 день пришел я с Государевыми русскими и с немецкими людьми под Тверь, под острог, и литовские многие люди пошли против меня на встречу и бились со мною с ночного часа по третей час дни: <...> Тверь, под острог взятьем взяли, и литовских людей на поле и у острогу и в остроге многих мы ротмистров и порутчиков и лутших литовских людей побили»52. В отписке М.В. Скопин-Шуйского к царю В. Шуйскому от 17 (27) июля 1609 года, которую царю привез посланный воеводой Е. Безобразов «с то-варыщи», выделяется, что к Твери подошло не только войско русско-шведское М.В. Скопин-Шуйского, но и «с Смоленской ратью»53. В отписке к Великому Устюгу от 25 августа 4 (сентября) 1609 года он пояснил: «...а иные многие потонули в реке в Шоше»54. В отписке М.В. Скопин-Шуйского к царю В. Шуйскому эти данные еще более уточняются: «...а иные многие в реке в Волге, а иные бегучи на Шоше реке, многие ж потонули»55. В отписке к Вологде князь практически полностью повторил сведения, сообщенные Ярославлю, добавив, что к Твери он пришел «за час до свету»56. Аналогичные данные содержатся в отписке князя М.В. Скопин-Шуйского к царю В. Шуйскому от 17 (27) июля 1609 года57. Остатки разгромленного войска А. Зборовского засели в Кремле без всякой надежды вырваться из окружения: «...а иные литовские люди, Красовской с товарищи, сели во Твери в осыпи, и я их осадил, и прося у Бога милости над ними промышляю...»58. Дорога правительственному войску на Москву была открыта: «...лутчик литовских людей побили <...> и за острогом гоняли московскою да осифовскою дорогою на сороки верстах, и в погоне побили и живых многих поимали...»59. Июльские отписки князя М.В. Скопин-Шуйского в Вологду и Ярославль писались в разное время. Так, если в отписке в Ярославль говорится о том, что воевода осаждает засевших в тверском кремле отрядов Красовского, то уже в отписке в Вологду он писал, что он уже идет на Москву и времени для осады кремля нет: «Прося у Бога милости, над ними промышляю Государевым делом, сколько Бог помочи подаст, и иду ко Государю наспех»60. Те же сведения содержатся в отписке М.В. Скопин-Шуйского от 22 июля (1 августа) 1609 года к Ярославлю, пересказанной затем в отписке ярославцев пермичам от 23 августа (2) июля 1609 года61. В отписке также раскрываются события, произошедшие под Тверью, и подчеркивается, что отныне дорога на Москву открыта, поэтому подход правительственных войск к Москве лишь дело времени.

Однако князь М.В. Скопин-Шуйский не смог развить достигнутого успеха. Он снял осаду Тверского кремля и неожиданно отступил за Волгу. Причиной было то, что Я. Де-лагарди в соответствии с инструкциями Карла IX начал настаивать на том, что поход на Москву невозможен и нужно ждать новых подкреплений из Швеции62, в которых М.В. Скопин-Шуйский не только не нуждался, но и не мог оплатить. Кроме того, иноземные войска все более открыто стали выражать свое недовольство нерегулярностью выплаты жалованья и они начали отходить, не обращая внимания на приказы Я. Дела-гарди. Главнокомандующий корпусом вынужден был последовать за отступающим войском и оставить М.В. Скопин-Шуйского. Я. Де-лагарди расположился в Твери, оставленной Зборовским, и стал дожидаться подкреплений с границы. Разногласия между союзниками стали причиной нового кризиса в союзническом войске.

Отступив за Волгу князь М.В. Скопин-Шуйский выбил полк Я. Микулинского из Калязина монастыря и расположился там лагерем почти на месяц. В своей отписке к Великому Устюгу воевода отметил: «...последнее дело по, сю отписку, было в селце против Калязина монастыря, за Волгою, и тут литву и воров побили наголову; а пошел на воров, к Троице, в Сергиев монастырь и под Москву в табары, со всеми с русскими и с немецкими людьми...»63.

Из Калязина монастыря М.В. Скопин-Шуйский начал посылать грамоты городам с просьбой передать имеющиеся у них в сборе денежные средства «на жалованье немецким ратным людям». Своей грамотой от 10 (20) августа 1609 года он велел В. Бадьину ехать в Великий Устюг, в Соль Вычегодскую, на Каму и в Пермь и передать этим городам свои грамоты с призывом прислать ему имеющиеся у них денежные средства для оплаты деятельности шведских наемников. В отписке отмечается, что князь «...с государевыми русскими и с немецкими людьми идучи ко Государю на помочь, многие городы очистил, и многих воров литовских людей во многих местах побил <...> а ныне ратным наемным людям найму дать нечего, сидит Государь на Москве в осаде от воров болше году, и которая была у Государя казна, и та вся казна роздана ратным людям, которые сидели с Государем на Москве»64. Так, в отписке в Пермь в августе 1609 года воеводы М.В. Скопин-Шуйского С. Гагарин, Е. Резанов, И. Озерской писали: «А боярин , господине, князь Михайло Васильевич Шуйской с Государевыми русскими и с немецкими людьми пришел в Калязин монастырь, а боярин и воевода Федор Ивановичь Шереметев пришел в Владимер со всеми Государевыми людьми. <...> Да писал, господине, к нам боярин и воевода князь Михайло Васильевич Шуйской, что у вас в Перми Великой, у Соли Камской и в Чердыне и в Кайгородке, в сборе государевых денежных таможенных и кабацких и десятинныя пошлины и всяких государевых денежных сборов, и вы б, господине, государевы всякие денежные доходы, что в сборе ни есть, прислали к нам в Ярославль, немецким людям на жалованье; а мы те деньги к боярину и воеводе ко князю Михайлу Васильевичу Шуйскому пошлем тотчас, с теми ж вашими посыльщики, чтоб ратным людям без корму не быть и Государеву б и земскому делу порухи ни которые не учинилось»65. Грамота ярославцев пришла в Пермь 10 (20) сентября 1609 года. Вероятно, письмо ярославцев не возымело действия на воевод Перми, поэтому через некоторое время, 20 сентября 1609 года, князь М.В. Скопин-Шуйский сам прислал в Ярославль грамоту, содержащую то же требование: прислать имеющиеся в Ярославле денежные средства на оплату шведских наемников. Интересно в содержании грамоты то, что М.В. Скопин-Шуйский обложил особенным налогом крестьян уезда, поскольку денег даже с условием сбора всех государевых налогов могло не хватить: «И вам бы, господине, самим, и гостем и торговым лучшим и середним и всяким людям говорити, чтоб они, для покою и крестьянские избавы и для того, чтоб Московское государство за наемными деньгами достоль не разорилось, дать на наем ратным людям денег, и сукон, да и камок и тафт, сколко кому мочно... <...> Да собрати б вам с посаду и с уезду, опричь того, кто из воли своей даст, для избавы крестьянския, немец- ким и крымским людям на наем. С сохи по пятидесять рублев денег; а то б посадским и уездным людям вы говорили, чтоб они те деньги платили тотчас вскоре, а о том не оскорблялись вперед их Государь пожалует льготою во всяких податях на многие годы»66. Кроме того, М.В. Скопин-Шуйский добавил: «А у меня, господине, в полках дворяне и дети боярские всех городов немецким людям деньги и лошади и платье давали не одиножды; и в Новгороде митрополит, и архимад-рит, и игумены, и гости, и посадские и уездные всякие люди, немецким ратным людям на наем, деньги, сукна, и камки, давали сколько кому можно»67.

Привлекают внимание две особенности грамоты. Во-первых, князь пишет о возможных неблагоприятных последствиях для жителей Перми, в случае если они откажутся выдать деньги. Не понятно, на какие именно неблагоприятные последствия намекает воевода. Ответ может быть двояким: либо ожидается всеобщее разорение тушинцами России в случае ухода шведского вспомогательного корпуса обратно в Финляндию, либо же воевода намекал на возможность того, что наемники вследствие невыполнения В. Шуйским обязательств по их оплате начнут грабить селения в Поморье и Замосковье. Во-вторых, князь просит прислать не только денег, но и сукна. Возникает вопрос, зачем воеводе понадобилось сукно. С одной стороны, можно было его реализовать и получить средства для оплаты наемников. Однако в сентябрьской челобитной пермского воеводы князю М.В. Скопин-Шуй-скому пересказывается приказ последнего: «Сукон вскоре не учнут давать и нам бы, государь, сукна лундыши и настрафили и всякие сукна, оприч дорогих и самых худых сукон, отписати на Государя и, переписав те сукна и перемерив и цену тем сукнам, прислать их к тебе тотчас, а торговым людям за сукна дать деньги из государевой казны тотчас безволокитно»68. Таким образом, воеводе необходимо было сукно для обмундирования создающейся им из отрядов земского ополчения приволжских уездов Замосковья и Поморья близ Калязина монастыря новой правительственной армии, обучаемой шведом К. Сомме69. Кроме того, М.В. Скопин-Шуйский понимал, что с учетом кризиса в отношениях с шведскими наемниками поход затягивался, а для зимней кампании необходимо было новое обмундирование.

Мятеж наемников фактически сорвал февральские соглашения между князем

М.В. Скопин-Шуйским и шведами. Князь оказался в чрезвычайно затруднительном положении. Он не мог разорвать отношения со шведами, так как это означало для него войну на два фронта и неминуемое поражение. В сложившейся ситуации союзники вынуждены были пойти на взаимные уступки. Уже 30 июля (9 августа) 1609 года М.В. Скопин-Шуйский согласился на дополнительный набор наемников, а 17 (27) августа 1609 года подписал новое соглашение с Я. Делагарди70. В соответствии с достигнутыми договоренностями М.В. Скопин-Шуйский выслал Я. Делагарди крупную сумму денег. Я. Делагарди прибыл в Калязин только 16 (26) сентября 1609 года, поэтому М.В. Скопин-Шуй-скому необходимы были дополнительные средства для оплаты вновь прибывших наемников, и он еще настойчивее стал обращаться к городам с требованием прислать денежные сборы. Кроме того, он отправил для этого в города специальных уполномоченных. В отписке устюжан к пермичам от августа 1609 года отмечается, что к ним в Великий Устюг 25 августа (4 сентября) 1609 года прибыл от князя М.В. Скопин-Шуйского «сын боярской Торопчанин Василей Байдин Зеленый» с грамотой от воеводы, которую угличане тут же переслали в «во все Поморские городы, и в Пермь в Великую». 20 (30) сентября 1609 года М.В. Скопин-Шуйский вместе с грамотой к пермичам послал к ним того же В. Зеленого с указанием собирать как налог с крестьян по 50 рублей с сохи, так и разнообразных сукон и пересылки всего собранного к нему под Калязин монастырь. Однако, как явствует из челобитной воеводы Перми князю М.В. Скопин-Шуйскому от сентября 1609 года, посланнику князя так и не удалось выполнить указание М.В. Скопин-Шуй-ского, поскольку «...пермичи, <...> чердын-цы лучшие и середние и молодчие люди сказали <...> что у них в Перми сукнами и камками и тафтами никто не торгует, а из иных де <...> городов к ним торговые люди с такими товарами не ездят, <...> в рядах сукон и камок и тафт ни у кого не сыскали»71. То же можно сказать и в отношении усольцев: «...дали они письмо, за своими руками, Василью Байдину Зеленово, а сукон де, государь, у них в ряду не сыскали...»72. Однако пермичи предоставили альтернативу: «...от своей, чердынской землицы, семь сороковых соболей»73, которые они «...велели с теми соболями явитись <...>

Государеву боярину и воеводе Князю Михайлу Васильевичу»74.

Князь М.В. Скопин-Шуйский посылал грамоты не только городам, но и монастырям, в частности, богатейшему на севере Соловецкому монастырю, уже оказывавшему воеводе денежную помощь в конце 1608 г. в Новгороде Великом во время переговоров со шведами. Соловецкий и другие монастыри вновь открыли свою казну для финансирования союзнического войска75. В отписке игумену Соловецкого монастыря Антонию от ноября 1609 года князь М.В. Скопин-Шуйский поблагодарил его за присланную им казну монастыря, а также сбережения Печерского монастыря, которые были отданы Соловецкому монастырю на сохранение: «...прислали для христианского покою, с Соловецкими с соборными старцы с Васьяном Наполским да с Серапионом Воейковым, монастырских казенных три тысячи сто пятьдесят рублев, да Печерского монастыря монастырских казенных денег, что поставлены были у вас для сбережения, четыреста рублев денег да сто пятьдесят ефимков без чети ефимка, да ложку серебряну...»76. Таким образом, деньги Соловецкого монастыря снова сыграли значительную роль в оплате жалования шведскому вспомогательному корпусу.

В конце декабря 1609 года князь М.В. Скопин-Шуйский снова обратился в Пермь с требованием прислать деньги на наем шведских наемников. В отписке воевода отметил факт получения в казну шкурок, которые пермичи прислали вместо сукна: «...и те соболи и лисица у целовальников у Ивашка Игошева да у Якуша Денисова в Государеву казну взяты»77. Однако этого было явно недостаточно для того, чтобы заплатить наемникам, воевода требовал прислать «...на наем немецким ратным людям, с сохи по пятидесяти рублев», для этих целей пермичи должны были разослать «...во весь Пермьской уезд приставов, а велели те деньги сбирать». Однако пермичи «...тех денег к нам не послали, потому что было нельзя, зимней путь не стал»78. Воевода требовал немедленно выслать собранные для данных целей деньги, поскольку причин для отсрочки этого, после того как выпал снег и исчезла осенняя распутица, уже не могло быть. Однако подобным налогом были недовольны жители Северщины, и надо полагать, что не только осенняя распутица была причиной того невыполнения требований пермича-ми. Почувствовав недовольство как Перми, так и других городов Северщины царь В. Шуйс кий решил освободить ряд городов от налога, который наложил на них князь М.В. Скопин-Шуйский для оплаты наемников. В своей отписке пермичам, чердынцам, усольцам и кай-городцам от 30 декабря 1609 года он писал: «Как к тебе ся наша грамота придет, и ты б на пермичах, и чердынцах, и на усольцах, и на Кайгородцах, тех денег, что велено на них взять для нынешней нашей службы, с сохи по пятидесять рублев, ныне, для их службы, до нашего указу не имал»79.

Проведенный сравнительно-текстологический анализ отписок князя М.В. Скопин-Шуйского позволяет прийти к выводу, что они являются ценным историческим источником, дающим возможность реконструировать ключевые события в развитии русско-шведских отношений 1608—1610 годов. Отписки М.В. Скопин-Шуйского позволяют выявить и проанализировать наиболее важные проблемы развития этих отношений, прояснить вопросы изыскания средств для оплаты наемников, а также формирование им новой правительственной армии под Калязиным. Однако для комплексной реконструкции исторических фактов русско-шведских отношений необходимо привлечение иных источников, в том числе и со шведской стороны. Большое значение для продолжения исследования имеет анализ еще неопубликованных в России шведских документов, таких как дневник коменданта Нарвы Ф. Шеддинга, хранящийся в Государственном архиве Швеции (Стокгольм), также документов семейного архива графов Делагарди, хранящихся в собрании Тартуского университета (Эстония).

Между тем необходимо критически подходить к содержащимся в грамотах сведениям. Князь М.В. Скопин-Шуйский был прежде всего заинтересован в коренном изменении соотношения сил на русском Севере в пользу царя В. Шуйского. Поэтому в грамотах сообщались не только достоверные факты о ходе переговоров и деятельности корпуса на территории России, но и сведения, имеющие политические, пропагандистские цели. Поэтому в задачу исследователя входит необходимость отделить первые сведения от вторых и осуществить исторически достоверную реконструкцию основных событий русско-шведских отношений.