Отражение культа собаки в героическом эпосе бурят

Собака - самое древнее из одомашненных, прирученных человеком более 12 тысяч лет назад животных, является одним из знаковых персонажей в традиционной культуре многих народов. Ей в поверьях приписываются вещее знание, способность видеть незримую для человека нечистую силу и даже прогонять ее. Существовала также примета, что собака воет «к покойнику», т.е. что она чует приближение чьей-то смерти [1, с. 57].

Почтительное отношение к собаке наблюдалось и у многих сибирских народов. Так, по археологическим данным, они еще с мезолитической эпохи (около 10 тысяч лет назад) нередко хоронили этих животных по человеческому обряду. Одно из таких погребений, как пишет М.Ф. Косарев, было исследовано на стоянке

Усть-Белая в Прибайкалье, где собака «была положена на животе, вытянута при ориентировке северо-восток - юго-запад. Голова слегка повернута направо и положена на лапы. На шее животного были обнаружены восемь подвесок из зубов благородного оленя, расположенных по четыре слева и справа, которые были, видимо, нашиты на ошейнике собаки. С запада она была обложена обломками крупных костей быка и рогами быка и косули» [2, с. 65].

О значительной роли собаки в мировоззрении древних людей свидетельствуют и изображения этих животных на оленных камнях, относящихся к скифскому времени (VII-VI вв. до н.э.), распространенные от Восточной Европы до Ордоса. Одно из них - это «геральдическое изображение двух собак устрашающего вида с когтистыми лапами, огромной головой, круглыми глазами, торчащими ушами и разинутой пастью с высунутым языком», найденное в Монголии (Уш-кийн-Увэр) [3, с. 321, 323]. К этому же историческому периоду относится изображение собак, участвующих вместе с людьми «в поколке оленей на переправе через реку», известное в наскальной живописи на Пегтымельских петроглифах Чукотки [4, с. 65].

Особо уважительным отношением, почитанием пользовалась собака в старину и у бурят. Как пишет М.Н. Хангалов, ей как участнице семейного торжества, на свадьбе надевали красный ошейник. Существовал обычай класть умершей собаке в пасть жир или жирное мясо, чтобы, по представлениям бурят, ее душа (хом-хой) в загробной жизни была постоянно сыта. Тяжким грехом считалось убийство собаки. Убивший не допускался к совершению обряда «сасали бариха», т.к. становился «нечистым» [5, с. 351]. Запрещалось также бить собаку у дверей, выгоняя ее на улицу; нельзя было прижать ее дверью.

Существовало поверье о провидческих способностях собаки, которая может предвидеть будущее своих хозяев. Согласно традиционным представлениям, собака-провидица также видит злых духов, лает на них и не пускает в дом. Буряты верили, что черная собака с черным нёбом во рту охраняет дом от злого духа, который, боясь ее, обходит жилище стороной. Хорошей приметой считалось, если собака лежит поперек входной двери, охраняя жилище от злых духов, или лежит на спине, якобы прося во время сна у бурхана счастья для хозяев и т.д.

Но в то же время наблюдалась и неоднозначная оценка собаки. Об этом свидетельствуют поверья о «худых» собаках, к которым относились животные с красным кончиком носа или стоящими, как у волка, ушами, поскольку они, по представлениям бурят, вызывали пропажу или падеж скота, болезнь или смерть домочадцев. Но наиболее опасными считались собаки, лающие и воющие по-волчьи, глядя на северо-восток, якобы призывая оттуда злых духов. Таких собак убивали [6, с. 66-67].

Признание высокого статуса животного в традиционной культуре бурят просматривается и в обычае бросать ему первый выпавший зуб ребенка, залепленный хлебным мякишем, чтобы взамен у него выросли такие же крепкие, как у собаки, зубы, а также в ныне исчезнувшем обыкновении давать детям «собачьи» имена. Об этом, например, свидетельствует имя улигерно-го персонажа: «Нохээ/Нохээн Шара хубу¥н>>

(букв. «Собака/Собачий Рыжий парень»), встречающееся в эпосе «10-летний Алтан Шагай ху-бун» ольхонского сказителя Б. Мосоева. В бытовой практике бурят было также принято давать собаке вылизывать рану или болячку у человека для скорого ее заживления. В старину при чихании ребенка обычно шутливо приговаривали: «Биздроб! Нохойн хонзоойондо ороод, ногоони ургахадаа гараарайш!» (Будь здоров! Войди в анус собаки и выйди [оттуда], когда вырастет трава!).

По этнографическим источникам, в старину у бурят также существовал обычай после поминовения покойников выбрасывать остатки пищи собакам. По мнению ученых, это кормление собак воспринималось людьми как потчевание духов предков, поскольку основанием этому служило представление о переселении души предка в собаку [7, 126].

Таким образом, собака в традиционной культуре бурят предстает как сакрализованное животное, функция которой заключается в покровительстве, охране и защите человека. Ее культ, возникший у предков бурят - лесных звероловов на почве промыслового охотничьего хозяйства? сохранился частично почти до нашего времени. Причина тому очевидна. Как пишет М.Н. Хангалов, собака в древности у бурят, когда они преимущественно занимались охотой и звероловством, имела большое значение, т.к. «была необходимым помощником в охоте и не однажды выручала в опасности» [8, с. 351].

Доместикация дикой собаки, длившаяся не одно тысячелетие, не могла не породить в первобытном коллективе возникновение рассказов о встречах древних звероловов с этим сильным и страшным зверем, о смекалке, ловкости и смелости человека в борьбе с ним. По всей вероятности, эти устойчивые рассказы постепенно перерастали в мифы и сказки, которые, в свою очередь, как исходный материал, архетип, вошли в сюжетную структуру героических сказаний, дошедших в устной традиции до наших дней. Так это или нет, но именно в улигерных произведениях сохранился колоритный мифологический образ древней собаки, запечатленный в сюжетах о ее приручении. Такое явление подтверждается выводами ученых о том, что в самых разных жанрах фольклора порой бывают отражены очень древние представления людей о животных и формы их культа.

Наиболее показателен в этом отношении эхирит-булагатский эпос, в котором сохранились многочисленные зооморфные образы, представленные в качестве верных друзей и по- мощников (побратимов) героя-богатыря. Среди них по своей функциональной значимости второе место после коня занимает собака. Образ этого громадного могучего животного присутствует едва ли не в каждом улигере эхирит-бу лагатов.

Нами произведен анализ более десяти ули-герных текстов, где присутствуют сюжеты о собаке-побратиме и помощнике богатыря. Это улигеры, записанные Ц. Жамцарано в начале XX в. от талантливых улигершинов М. Имегенова, Б. Булдаева, Завина Заяханова, Шобхо; А. К. Богдановым - от Б. Мосоева; «Хан Гужир», опубликованный М.Н. Хангаловым в 1889 г., а также тексты, записанные СП. Багдаевым: «Хухэрдэй Мэргэн» (без паспорта), «Эржэн Мэргэн хубун» - от Багая Донкинова, «Осодор Мэргэн» - от Н. Гулханова, «Аламжи Мэргэн хубун» - от А. Батлаева и др.

Композиция этих повествовательных звеньев о собаке, входящих в сюжетную структуру эхи-рит-булагатских улигеров, в основном такова: герой-богатырь встречается с громадным, устрашающего вида животным либо по воле хана -отца невесты, желающего погубить жениха; либо случайно, в пути. Покорение собаки происходит разными путями: а) благодаря помощи небесных кузнецов, которые, по просьбе героя, изготавливают железные предметы: цепь на шею собаки, путы (треног) на ноги, обруч на винтах, для морды; б) герой, втянутый воздухом в пасть собаки, втыкает копье в гортань и зацепляется в глотке; в) встретив терзающих друг друга в схватке собаку и чудовищного змея или Архан-шутхэра (дьявола), помогает первому и братается с ней. Из них наиболее распространены первые два способа, а третий не типичен для эхирит-булагатского эпоса.

Не сумев ни проглотить, ни вытолкнуть героя из глотки, могучее животное обычно просит богатыря либо убить его, либо пощадить. В этой ситуации герой всегда оказывает ему свое почтение, благодаря чему между грозным зверем и богатырем устанавливаются доверительные отношения. Улигерный герой обретает верного друга и помощника-побратима (танил айда),

Эхэйээ гарайаарла Иимэ йайнаар садаа-гуйб!

Ьайни урилээр золгожи, Байн ханай садабалби!

всегда готового отдать за него свою жизнь.

Образ собаки в эпосе мифологичен. Она изображается могучим владыкой (хозяином) всей Земли: «Газар дайдуун эжэн - Галзуу Гарьха нохээ» - Хозяин земных просторов собака Галзу Гарьха («10-летний Алтан Шагай хубун»; Б. Мосоев), «Улгэн замбин Гуриб (вар.: Гариг) шара нохой» - Желтая собака Гуриб (или Гариг) - Матери-земле [принадлежащая] («Аламжи мэргэн хубун»; А. Батлаев), «Газари эжэн Гуниг нохой» - Хозяин земли - собака Гуниг («Эржэн Мэргэн хубун»; Б. Донкинов), «Газар дайда эзылйэн Гариг шара нохой» - Ставшая хозяином земли Рыжая собака Гариг («Алтан Сэгсэй хубун»; Заяханов). В последнем тексте собака представляет себя герою так: «Газар дайдлаар хамта гаралсайан - Гариг шара нохой гээшэль-би!» - (Я, Рыжая собака Гариг, появившаяся вместе с Землей!) и величает себя ханом, т.е. самым почитаемым, старшим, что не противоречит традиционному представлению бурят о связи собаки с верховным божеством, Творцом людей. Так, в известном мифе о сотворении Земли и человека, Шибэгэни бурхан создает для первых людей (мужчины и женщины), собаку чтобы она караулила их от черта - шудхэра [9, с. 8-10].

Масть собаки в составе ее имени определяется чаще всего эпитетом «шара» - желтый, рыжий, светлый, а семантику остальных частей имени, кроме «галзуу» - бешеный, беснующийся, яростный и «гуниг» - от «гунирха» - ласкаться, ластиться, - «гарьха, гуриб, гариг», этимологизировать затруднительно. Возможно, значение их восходит к «гаръбагар» - истощенный, исхудалый; «гаръдалга» - длительное голодание, истощение; «гаръдуу» - истощенный, обессиленный. Подтверждением этому может служить необычайная прожорливость собаки, поедающей многочисленный скот, который отец невесты отдает ему на съедение в качестве своеобразной «компенсации» за потревоженный покой почтенного хозяина Земли (газар дайдайн эжийин). Съев половину скота из ханских стад, собака говорит герою:

С материнской утробы я так никогда не был сыт! С добрым человеком повстречавшись, вдоволь я насытился!

«Айдурай Мэргэн», стихи 1183-1187 [10].

И в благодарность обещает герою незамедлительную помощь в трудных ситуациях. А в «Ху-рин Алтае» М. Имегенова собака интересуется:

хватит ли имущества у Наран Гэрэл хана, чтобы в течении трех дней кормить ее досыта (Намай гурбан удэр хусэдээр идеэлуулхэ зееритээ юмууг-даа?).

В эпосе наряду с шара нохой - желтой, рыжей собакой употребляется второе ее название: Хара Буура - Черный Бура (Хазадаг хара буура-ла Газар дайдуйн эжэн - Хозяин Земли, Кусающийся Черный Бура). Семантика слова буура неясна. Возможно, как считают ученые, оно восходит к древнетюркской основе беря (буре или бурю) в значении «волк» [11, с. 277]. Не исключено, что это действительно следы древнейших тотемистических верований, сохранившиеся в эхирит-булагатском эпосе. Как известно, у эхиритов и до настоящего времени не за-

Гуниг шара нохой гээшэ Айха ехэ бэтул Абатайла юумэлэ.

Ширээхэ ехэ бэтуул Шэжэтээл юумэлдаа! Узуурээ юумээн ерэхэдэ Унхэлдэхэ юумэл;

Захайн юумээн ерэхэдэ Зальядаха юумэл.

Хариин хубуун, харииш саашаа! [13, с. 138]

быты названия таких родов, как шоно ураг (род волка), нохой ураг (род собаки) или нохой галзу-ут (род бешеных, яростных собак) [12, с. 195197,210, 262, 264, 276].

Собака в эпосе представлена в образе громадного, могучего и опасного чудовища-пожирателя. Характеристика этого злобного и страшного существа обычно дается устами невесты, дочери хана, которая опасается за жизнь героя-богатыря. Так, в «Хурин Алтае» М. Име-генова, девица Агуй Ногой пытается отговорить от поездки жениха-чужеродца:

Гуниг желтая собака большим волшебством владеет, что страх наводит;

большими чарами обладает, что дрожь берет!

Кто с краю приходит, того она проглатывает, кто издалека приходи,т того она пожирает!

Молодец из чужого рода, уезжай!

«Хурин Алтай», стихи 17 553-17 562.

А в «10-летнем Алтан Шагай хубуне» Б. Мосоева и «Айдурай Мэргэне» Б. Булдаева дается описание внешнего вида собаки:

Дээдэ ехэ ургэниин Ундэр тэньерын Хуруйэ шудархымал! Доода ехэ ургэниин Улгэн эхээн Хурэйээнь шудархымал!

Хазадаг хара буура гээшэ Орой дундаа болобо Ганса алтан эбэртэй, Ооши дундаа болобо Ганса сагаан шудэтэй, Маньялай дундаа болобо Ганса ханай нюдэтэй юумэ хэ.

Громадная собака - Хозяин земли, обладает неимоверной силой, она непобедима. В улигере «10-летний Алтан Шагай хубун» Б. Мосоева, невеста Тулии Ногой басаган говорит, что собаку Галзу Гарьха не могут победить ни Тринадцать ханов (Арбан гурбан хаахан), ни сам небесный громовержец Хухэдэй Мэргэн с матушкой-госпожой Хултэй хатан (Хултээ хатан ии-бии). А другой герой, Хурин Алтай, получив задание хана, находится в смятении: как привести эту Рыжую собаку Гуниг? Ведь она разламывала богатырей с бычьими шеями, расшибала в прах удалых молодцев с колчанами (Буха ехэ хузуутэни булгалайан нохой байнал! Буудай мунгэн

Верхняя громадная челюсть его до высокого неба достает (букв.: скребет поверхность неба)! Нижняя громадная челюсть его бороздит поверхность Матери-земли!

«10-летний Алтан Шагай хубун» [14, 69]. Перевод Д.Б.

Черный Кусачий Бура. На середине макушки у него единственный рог, в середине пасти один-единственный зуб, в середине лба -единственный глаз.

«Айдурай Мэргэн», стихи 957-963 [15]

йаадагтании ханьялайан нохой - ханай байна!) («Хурин Алтай», стихи 17 648-17 651) [16].

Но в то же время собака в улигерах всегда изначально знает, кто будет ее победителем. Усмиренная, она говорит герою, что на всей обширной земле не было никого, кто мог бы напасть на нее. Это под силу лишь Хурин Алтаю -сыну Абай Гэсэра! Недаром услышав о его рождении, ее «серое сердце затрепетало, заходили короткие ребра» («Хурин Алтай», стихи 17 902-17 909) [17]. То же самое говорят Ханхан Сотто ху-буну собака Гуниг Шара в «Еренсее» («Еренсей», стихи 7981-7992) [18] и Кусающийся Черный Бура (Хазадаг хара бураа) в «Айдурай Мэргэне».

Овладение могучей собакой осложняется в эпосе еще и тем, что она постоянно бодрствует. Айдурай Мэргэну, например, небесные божества-покровители советуют подойти к ней только в полдень (халтагай удэр вреемедэ), во время ее краткого сна. В других вариантах она либо спит с открытыми глазами («10-летний Алтан Шагай хубун»), либо закрывает во сне только правый глаз («Хан Гужир») [19, с. 249].

Следует отметить, что в бурятском эпосе эти черты свойственны всем отрицательным персонажам-чудовищам, с которыми борется герой. Это, например, ядовитая желтая черепаха (хоро-то шара мэнэхэй) в «Айдурай Мэргэне», ее внешний облик идентичен с «портретом» Рыжей собаки Гуниг (стихи 1 382-1 389). Сходны образы змея-поглотителя, имеющего громадную разинутую пасть, и собаки Галзуу Гарьха («10летний Алтан Шагай хубун»), Хозяина лесов Орголи Белого Оленя (Ойн эжэн Орголи сагаан гуреейэн) в унгинской версии эпоса «Абай Гэ-сэр» Пёохона Петрова [20, 76-77], недремлющего противника Гэсэра - Галхан Нурман хана, смыкающего веки лишь в предрассветную пору в эхирит-булагатской версии Абай Гэсэр-хубуна (стихи 3 017-3 024) [21].

Особый интерес представляет место обитания собаки. Топонимика при этом, как правило, Гуниг шара нохоймни, Газаада ехэ далаяа Гарам ехэ йахииштаа!

Газар дайда хоёроо Мужаа дээрэ гарыштаа!

В эпосе «10-летний Алтан Шагай хубун» Кусающийся Черный Бура представлен хозяином Четырех Ухэрских холмов на Бугристой земле Дуло (Ухэрее дурбэн мужаа эжэлйэн Дуд ее Бол-дог дайдтаХаздагай Харабуурабиимэ). [14; 75].

А в эпосе «Осодор Мэргэн» [22, с. 87-88] Мунгэн Шагай отправляется за Рыжей собакой Гуниг на левую, восточную, сторону, в далекую, неприятную для взора землю (Зууни зугтэ Зуггуй холо дайдада, Зуйэ буруу газарта), т.е. в иной, противоположный человеческому, мир.

Таким образом, обиталищем собаки является далекая окраина на северной, либо северовосточной (левой) стороне, берег моря/озера, холмы/долины, которые, по-видимому, представляют собой границу, межу (мужаа), отделяющую земной, человеческий мир от иного, потустороннего мира (зуйэ буруу газар), находящегося на восточной (левой) стороне.

Эти следы архаических представлений о собаке, встречающиеся в бурятском эпосе, имеют мифологична. Так, в «Айдурай Мэргэне» Хозяин земли, Кусающийся Черный Бура живет на северной стороне Эньинского желтого озера, разлегшись кольцом вокруг трех Ухэрских холмов (Ара хойто бэедэ лэ, Эньйин шара нуури эжэлжэ хэбтэхэ, Ухэри гурбан болдойн Гари-халжи хэбтэйэн Хазадаг Хара буура-ла Газар дайдуйн эжэн) (стихи 941-947). Черный Бура не только хозяин этой местности, но и его сторож, охранитель: «Эньйин шара нуурайн Эрье дунда йуурилйан, Гурбан ухэри болдойи Узуур йахийан Хазадаг хара буура гэжэ» (стихи 1 420-1 425). В «Еренсее» и «Хурин Алтае» М. Имеге-нова, Рыжая собака Гуниг тоже живет на восточной стороне, на правом берегу Желтого Молочного моря, разлегшись вокруг трех долин: «Ара гэрээн зуухэнтээ, Нунхэн шара далай бии-хэн. Нунхэн шара далайн Баруун эрье эжэлбэ, Гурбан ялгай гархилба - Гуниг шара нохой» («Хурин Алтай», стихи 17541-17546).

Но при дальнейшем повествовании место обитания называется по-другому. Так, после своего оживления Рыжая собака Гуниг говорит Хурин Алтаю, что отправляется к себе, на залив Внешнего моря, на границу, межу своей земли. И герой напутствует ее:

Гуниг Рыжая собака моя, бдительно охраняй залив Внешнего моря!

Поднимись на границу, межу пространства - земли своей!

Стихи 18034-18042. соответствие в традиционной культуре других народов. Согласно исследованиям О.В. Голубковой, семантическая связь собака-вода, прослеживаемая «в славянской, финно-угорской, тюркской мифологии, восходит к образу иранского божества Сэнмурва», изображаемого в облике крылатой собаки и почитаемого в качестве посредника между божествами неба и землей, а также - как стража семян и молодых растений, что «указывает на принадлежность Сэнмурва (Симаргла) к миру мертвых и на его способность влиять на урожай», воспринимаемого как «дар предков»...» [23, с. 189].

На бурятском материале подтверждением этому может служить клятва Рыжей собаки Гуниг, даваемая герою: «Если не сдержу своих слов, то это большое море мое высохнет до самой гальки; эти пышные травы мои завянут до самых корней! (Энэ ехэ далай мэни Хайратаа хатахал, Энэ ехэ ногоод мэни Ундуйундее хата-хал!) («Еренсей», стихи 7 999-8 002).

Таким образом, собаке как мифологическому персонажу в бурятских улигерах присущи несколько функций: а) недремлющего стража в облике чудовища-поглотителя, охранителя земных границ; б) покровителя растительности и воды, а значит, и жизни на земле; в) верного друга-побратима, приносящего себя в жертву ради спасения героя.

Последняя ипостась, в отличие от предыдущих, получила в улигерах красочную сюжетную разработку. Мотивы об усмирении собаки, о братании героя с ней бывают вплетены в сюжетную структуру эхирит-булагатского эпоса, связанного, как правило, со змееборческой тематикой, где герой - победитель змея, гибнет от его яда, спасая дочерей могучей птицы Ханхан Хэрдиг. Собака, прибежавшая на помощь герою-побратиму, всегда заявляет, что умрет за друга своего (Нухурее тулее хоройн идеэн ук-хулдаа!) и, высосав яд, ценой своей жизни оживляет богатыря. Но перед смертью Рыжая собака Гуниг успевает «написать» завещание, чтобы похоронили ее достойно: увезли на середину залива Внешнего моря; построили такой дворец, в котором зимой не было бы холодно, а летом - жарко; зажали между когтями ее правой лапы золотисто-серебряное перо, а в левой лапе - пеструю бумагу; посадили ее на злато-серебряный престол (алтан мунгун ширээ), воздвигнутый у право-передней опоры жилища («Хурин Алтай», стихи 18 489-18 509). Данный сюжет ярко демонстрирует художественное воплощение древнего обычая похорон культового животного, о чем свидетельствуют находки археологов, отмеченные нами выше.

Как видим, в героическом эпосе довольно явственно отражены следы архаических представлений о собаке, уже во многом утраченные в живой действительности. Семантика ее образа в улигерах далеко не однозначна. Обитая на границе с иным, потусторонним миром, собака символизирует, очевидно, идею соединения жизни и смерти, ибо они, по представлениям древних, - две стороны единой Жизни.