Отражение перипетий военного противостояния и дипломатических контактов России и Крыма (1570-х - 1590-х гг.) в так называемом Московском летописце второй четверти XVII в

^∗ Исследование осуществлено в рамках выполнения государственных работ в сфере научной деятельности, задание № 2014/801.

Статья поступила в номер 11 сентября 2015 г.

МАИАСК Отражение перипетий военного противостояния и дипломатических контактов Вып. 7. 2015 России и Крыма (1570-х – 1590-х гг.) в так называемом Московском летописце…

Компиляция второй четверти XVII в., принятая издавшими ее В. И. Бугановым и В. И. Корецким за МЛ, принадлежит к числу наиболее любопытных источников по русской истории времени Ивана Грозного и Бориса Годунова. Это сочинение содержит, в частности, оригинальную повесть о Молодинской битве, известия о нашествии хана Гази Гирея II на Москву и Серпуховском походе нового российского самодержца. Выяснение происхождения и степени достоверности данных рассказов, что ранее почти не интересовало ученых, составляет цель настоящей статьи.

По наблюдениям В. И. Корецкого, в единственной рукописи, сохранившей текст МЛ, утрачены и рассказ о сожжении Москвы Девлетом Гиреем I весной 1571 г., и начало повествования о битве при Молодях (Корецкий 1986: 34, 38, 39). В рассматриваемом памятнике приводятся сведения о составе и численности русских и крымских войск накануне этой битвы. Оказывается, «по смете и по языком» хан имел 150 тысяч человек «и болши»1 — крымцев, турок («с пашею»), ногаев2, черкес, «да вогненново бою … 20000 янычаней», армия же Ивана IV насчитывала 50 тысяч земских и опричных дворян и детей боярских «с людьми», т.е. холопами, тысячу «литвы», «немец», каневских черкас, 5 тысяч казаков — донских, волжских, яицких, путивльских3, 12 тысяч стрельцов, 5 тысяч ратных людей из Поморья, а также «пермичь, вятчен, коряковцев и иных» (всего, стало быть, 73 тысячи «воев»). Как сообщается в МЛ, бояре узнали о намерении Девлета Гирея I обойти русские полки и «над Москвою промышляти», и двинулись за переправившимися через Оку татарами «во днище, а шли тихо». По словам боярина князя М. И. Воротынского, «так царю страшнее, что идем за ним в тыл, и он Москвы оберегаетца, а нас страшитца … полки их будут истомны, … а мы станем в обозе безстрашно». Хан же решил разбить следовавших за ним русских, чтобы беспрепятственно «над Москвою и над городы (другими. — Я. С.) промышляти». Согласно МЛ, Девлет Гирей I остановился, «не доходя» Пахры, а войска М. И. Воротынского «одернулися обозом» на Молодях, еще 3 тысячи стрельцов расположились за речкою Рожаею, дабы «поддержати на пищалех», однако ни одному из них выстрелить не довелось, всех русских ратников за Рожаею перебили 40 тысяч ногаев; зато к обозу татар «из наряду блиско не припустили». На следующий день хан, расположившись в 5 верстах от обоза, послал на него «всех людей», осажденные же в этой деревянной передвижной крепостице, выходя из нее, бились со степняками, и «от обою падоша мнози, и вода кровию смесися». На третий день, по свидетельству «повестописца», Дивей мурза, который накануне с ногаями не раз безуспешно «прилазил к обозу», похвалившись овладеть им, выехал «с невеликими людьми розсматривать, которые места плоше», дабы там «обоз разорвати»; когда бояре оттуда выслали сотни воинов, мурза стал отходить, но «аргамак под ним сподкнулся, и он не усидел». К Дивею, бывшему «нарядна в доспехе», поспешили русские (вначале суздальский сын боярский И. Ш. Алалыкин) и пленили лучшего крымского полководца. Как читаем в МЛ, к вечеру «татарской напуск» стал слабее прежнего, русские же «поохрабрилися», многих перебили на вылазке, «взяли» царевича Ширинбака4. Тот сообщил боярам о пленении Дивея (который вначале «сказался простым татарином»); от мурзы стало известно про «умышленье» хана. Последний от пленного узнал о том, что к Москве с новгородской ратью и немцами приближается царь Иван (если даже он уже не явился в свою столицу), туда с 40-тысячным войском подоспел князь И. Ф. Мстиславский. Бояре, — продолжает анонимный книжник, — «на радости, что Дивея мурзу взяли», приказали стрелять из пушек, бить «по набатам и по накрам», трубить, и хан, думая, что в обоз прибыли подкрепления, тотчас «пошел

Вып. 7. 2015

наспех за Оку»5; сеунчики, посланные в Новгород к Ивану IV (князь Д. А. Ногтев Суздальский и А. Старово), в Москве должны были сообщить о разгроме татар митрополиту Кириллу и боярину Ю. И. Токмакову. В заключении повести констатируется, что победа над крымцами вызвала «радость неизреченную» «по всем градом», а царь, вернувшись в Москву, «по достоянию почтил» М. И. Воротынского «с товарыщи»; впоследствии же, — сетует «списатель», — «похвалы ради люцкие возненавидев Воротынъскова и измену возложив, свершити его повеле» (ПСРЛ 1978: 224—225).

Приведенный рассказ значительно отличается от Повести о сражении при Молодях (Солодкин 2008: 212), созданной, вероятно, в первые месяцы после «преславной победы» русских над Девлетом Гиреем I (Буганов 1959: 179—180; Буганов 1962: 259—275; Буланин 1989: 218—219; Корецкий 1981: 237—238). По заключению В. И. Корецкого, этот рассказ, наполненный уникальными подробностями (Буганов, Корецкий 1971: 131) (хотя их гораздо меньше, чем в упомянутой Повести), сложился в митрополичьем окружении со слов направленных в Москву «гонцов, находившихся под живым впечатлением от только что происшедшей битвы». Вместе с тем историк не отрицал «возможность того, что составитель воспользовался готовым повествовательным источником»6 (Корецкий 1986: 39). Последнее допущение кажется более вероятным. К тому же в строках МЛ, посвященных разгрому татар близ Москвы в конце июля — начале августа 1572 г., налицо приметы редактирования (Солодкин 1997: 86). В. И. Корецкий не учел, что в ту пору митрополитом являлся не Кирилл, а его преемник (с мая того же года) Антоний (Корецкий 1986: 15—16). Скорее всего, повесть о Молодинской битве из компиляции, вначале сочтенной летописцем, возникла в светских кругах (Солодкин 1998: 49—50). Быть может, эта повесть вышла из стен Разрядного приказа, так как, напомним, содержит известия о суздальском сыне боярском И. Алалыкине, первым «наложившим руку» на Дивея мурзу, и сеунчиков, отправленных с Молодей в Новгород (через Москву), а также данные о численности и составе отрядов боярина М. И. Воротынского и войск Девлета Гирея I. Впрочем, эти данные, прежде всего относительно сил крымского «царя», едва ли вполне точны. Так, в МЛ численность ногаев сравнительно с Повестью о Молодинской битве увеличена вдвое; Девлет Гирей I не располагал и 20000 янычар «вогненново бою»7. Возможно, такие сведения попали в «Разряд» благодаря пленным либо сторожам и станичникам, «стоявшим» на Поле8. О светском происхождении сохраненного МЛ оригинального сочинения, посвященного разгрому татар летом 1572 г., думается, свидетельствует и стилистика анонимного памятника («пришлет на нас … посылку», «люди пойдут в розгон добыватца», «одернулися обозом», «поддержати на пищалех», «из наряду блиско не припустили», «левая рука держала обоз», «прилазил на обоз», «татар стал отводити», «потоптав, обоз разорвати», «татарской напуск», «сводить языки», «прибылых людей» («прибылные люди») (ПСРЛ 1978: 235), «резвые люди», «из большево наряду стрелять и по набатам

МАИАСК Отражение перипетий военного противостояния и дипломатических контактов Вып. 7. 2015 России и Крыма (1570-х – 1590-х гг.) в так называемом Московском летописце… и по накрам бить»). Автор этого сочинения, принадлежавший к служилой или приказной среде, вероятно, не впервые выступал на литературном поприще, судя по передаваемым в МЛ репликам князя М. И. Воротынского, Девлета Гирея I, Дивея мурзы, царевича Ширинбака, русского пленного, которого допрашивали в ханском стане, фразе «вода кровию смесися», да и концовке повествования («О судеб твоих, владыко …истерл еси супостаты!», «И с радостию друг с другом ликующе» (ПСРЛ 1978: 232), которая, не исключено, обнаруживает руку компилятора.

Примечательно, что из бояр, возглавлявших русские полки у Молодей, в МЛ называется только М. И. Воротынский. Этому знатному князю приписана честь победы над Девлетом Гиреем I и в нескольких других нарративных сочинениях (Белокуров 1896: 2; В[ерещагин] 1905: 43; Карамзин 1989a: прим. 394; Карамзин 1989b: прим. 69; Корецкий 1986: 76, 101, и др.; Корецкий, Морозов 1984: 213—214; Памятники литературы 1986: 336, ср. 338, 340; ПСРЛ 1982: 103).

Судя по МЛ, его составитель воспроизвел и рассказы о воцарении и смерти Федора Ивановича, учреждении московского патриаршества, избрании на престол Бориса Годунова. Но соответствующие фрагменты компиляции, возникшие, скорее всего в кругах кремлевского соборного духовенства (Корецкий 1986: 35, 206; Солодкин 2008: 31), даже стилистически существенно отличаются от повествования, запечатлевшего перипетии боев под Москвой год спустя после ее сожжения Девлетом Гиреем I.

В МЛ сказано о нападении крымцев на Россию летом 1591 г., хотя далеко не столь обстоятельно, как про Молодинскую битву, и скорее всего по другим источникам.

В компиляции говорится о вторжении Гази Гирея II в пограничные уезды (с «Болшие Нагаи9 и с черкасы») и отходе всех русских полков, когда хан Оку «перелез», к Москве, где к воеводам (в МЛ помещена их «роспись»), расположившимся «на Котельских полях»10, присоединились боярин Б. Ф. Годунов с государевым двором11, стрелецкие приказы и «розряд большой»12; по 500 «браных людей» под началом голов князя В. И. Бахтеярова-Ростовского, В. О. Янова и Г. Г. Пушкина выступили на Серпуховскую, Калужскую и Каширскую дороги. У обоза (который вновь применило русское командование) «бой был ровно»13, а «в ночи» воеводы «послали на царевы станы в Коломенское» В. Янова с «3000 человек», что заставило Гази Гирея II отступить от Москвы. Головы Т. Вельяминов, В. Янов, Д. Исленьев, Т. Грязной, направленные преследовать хана, его «сошли по Дедиловым14 и многих татар побили и четыреста человек взяли живых языков и прислали к боярям в Серпухов» (ПСРЛ 1978: 234)15.

Известия МЛ об участии В. О. Янова в боях с крымцами под Москвой в 1591 г. отчасти подтверждаются «разрядами» (Буганов, Корецкий 1971: 167. прим. 66; Разрядная книга 1976: 84, 85; Разрядная книга 1987: 218, 230)16. Недаром, как заключили публикаторы компиляции последнего десятилетия царствования Михаила Федоровича, одним из ее источников стали разрядные записи Яновых17. Повторим, что, если верить МЛ, отправка В. О. Янова во главе трехтысячного отряда к

Вып. 7. 2015

Коломенскому явилась причиной бегства хана из-под Москвы. В других источниках его поспешное отступление объясняется иначе (Козляков 2011: 131, и др. Напомним также, что, будучи головой, В. Янов, согласно МЛ, поначалу располагал у стен Москвы 500 «браных людей»).

В МЛ сообщается о походе избранного накануне царем Бориса Годунова в Серпухов, где, в ожидании нападения Гази Гирея II, расположились с полками русские воеводы (по «разрядам» приводится их перечень). Туда, однако, прибыл крымский посол с русским посланником Иваном Лодыженским18, «был у стола» (сидел тогда вместе с другими ханскими дипломатами «в кривом столе … в лавках»); после утверждения перемирия представителей Гази Гирея II «государь отпустил, пожаловав, в Крым», куда направил своего посланника Л. Лодыженского «с любовию и з братством, и с поминками»19 (ПСРЛ 1978: 237). Этот рассказ, надо думать, появился в приказной среде, предположительно в «Разряде», из стен которого, как мы видели, могли выйти и читаемые в МЛ повесть о Молодинской битве, и записи о боях с отрядами Гази Гирея II под Москвой, то есть о событиях, ставших наряду с подтверждением заключенного в 1593 г. перемирия центральными в русско-крымских отношениях последней трети XVI в. Объединение данных источников с «разрядами» (и не только в редакции Яновых), другими материалами (Переписка 1981: 276) и привело к созданию между 1635 и 1645 гг. МЛ.