Отражение роли мордовской женщины как культурно-символического маркера национальной культуры

Автор: Сафонкина Ольга Сергеевна

Журнал: Финно-угорский мир @csfu-mrsu

Рубрика: Сокровищница традиционной культуры

Статья в выпуске: 2, 2009 года.

Бесплатный доступ

На примере национальных культур рассматривается «женская сущность» как аспект частной сферы. Принципы, разработанные постмодернистскими феминистскими авторами, применяются для анализа образов языческих женских божеств в мордовской мифологии.

Частная сфера, феминизм, языческое женское божество, мордва

Короткий адрес: https://sciup.org/14722797

IDR: 14722797

Текст научной статьи Отражение роли мордовской женщины как культурно-символического маркера национальной культуры

В настоящее время статус частной сферы в ее ши- диалоги» [1, 98–99]. С тех пор как человеческие сообщества и культуры стали определять собственный статус, положение женщин и детей, ритуалы, связанные с рождением, сексом, женитьбой и смертью, занимают особое место в культуре каждого народа. При этом женщина и женское тело представляют собой некий культурно-символический маркер, выявляющий моральный кодекс того или иного общества. В силу своих репродуктивных способностей женщины выступают посредниками между природой, миром животных (поскольку все виды животных должны производить потомство в целях сохранения видов) и культурой – символическим порядком, который делает нас культурными существами. Несмотря на то что данный аспект частной сферы патриархальной культуры более, чем какой-либо другой, связан с фактором вовлечения женщин, он является двойственным по своей природе. Не только рождение, но и смерть обычно отмечена присутствием женщины, поскольку она контролирует моменты наивысшей уязвимости в жизни человека. Человек приходит в жизнь абсолютно беспомощным; уходя из нее, он столь же беспомощен перед лицом смерти. На женщин смотрят как «на хранительниц врат, через которые человек проходит в момент рождения и смерти. Ассоциация женщин с моментами уязвимости рождает чувства крайней двойственности по отношению к женщинам; двойственности, которая оставляет свои глубокие следы на стадии формирования психики каждого отдельного человека» [1, 101].

роком понимании прежде всего охватывает положение женщин и детей в обществе, регулирование сексуальных отношений, рождения и смерти. Бенхабиб подчеркивает, что данная приоритетность имеет глубокие исторические корни и приобретает особое значение, когда «отдельные культурные группы вступают во взаимодействие, в комплексные мультикультурные

В силу своих репродуктивных способностей женщины выступают посредниками между природой, миром животных и культурой.

Л. Иригарэй

Вопросы репрезентации женщины в частной сфере неразрывно связаны с положением женщины в обществе в целом, что соотносится с проблемами, которыми занимается феминизм. Среди отличительных черт современной многомерной феминистской действительности выделим динамизм и тенденцию к поиску новых оснований женского субъекта. По верному замечанию Н. Турыгиной, в настоящее время происходит «смещение исследовательского акцента в сторону утверждения женщины как активного производителя культурных значений, что наиболее адекватно отражает специфику направленности этого женского движения» [8, 36 ].

Важный аспект проявления феминистской теоретической мысли составляет проблема преодоления фаллологоцентричного универсального субъекта, отождествляемого с рациональностью и сознанием, в ходе развития которого женщине вменяется право быть носительницей телесности с имманентным ей языком. Концепции телесного, биологического своеобразия женского тела, его интимности неразрывно связаны с основными концепциями современного феминизма. Теоретически они подкрепляются феминистскими исследованиями таких авторов эпохи постмодернизма как Р. Брайдотти, Л. Иригарэй, Э. Сиксу, ставящих перед собой цель реанимировать

Э. Сиксу и Ж. Деррида

телесность посредством легитимации того языка, который описывает эту женскую телесность. Данный подход позволяет отослать телесность к ситуативно-сти, локализованности, из которой она пишется. В результате, как совершенно верно заметил Ф. Ллойд, именно личные переживания ставятся в центр любой деятельности на уровне изображения, следов, отметин «гендерного» тела; на уровне использования материалов или средств выражения; на уровне проблемы субъективности и на уровне произведенных впечатлений [10, 44 ].

Для того чтобы найти место женщины в культурнофилософском пространстве, западная философская мысль придумала категории «иной» или «отличной от». Как было отмечено Н. Турыгиной, «толкование различия определяла власть, в результате чего смысл этого понятия сводился к обозначению неполноценности» [8, 37 ]. В итоге женский субъект рассматривается как дефектный, а структура жертвенности и апелляция к власти ведут к утрате собственной дееспособности как субъекта или к его полной потере. Следует согласиться с феминистским теоретиком Р. Брайдотти в том, что «устойчивый бинаризм мышления, сводящий женщину к положению дефективной „инаковости“, может быть преодолен только через признание многообразия форм женской репрезента-

Г. Лосева. Вирява

ции. Обращение к категории опыта в феминистском знании позволяет продемонстрировать переход к субъекту телесному, т. е. фиксации наиболее интимных переживаний жизненных ситуаций» [2, 221 ].

Многообразие форм женской репрезентации, воспринимаемых через биологическое своеобразие женского тела, телесность как перенесение акцента на различные телесные переживания, индивидуальный интимный опыт, являющийся основным параметром для выражения субъективного опыта, а также не

оспариваемая общественным сознанием близость 86 женщины к природе привели к возникновению нового направления в современной феминистской мысли – экофеминизма, где женщина выступает символом близости к пpиpоде и противопоставляется символу

Экофеминизм как идеологическое движение и теоретическое направление возник в начале 1970-х гг. во Франции и США. В 1974 г. французская исследовательница Ф. Дюбон попыталась доказать, что мужской контроль над промышленным производством и женской сексуальностью приводит к двойному кризису: во-первых, к разрушению окружающей среды из-за погони за сверхприбыльным производством, а во-вторых, к демографическому кризису через искусственное манипулирование процессом рожда-

емости [9, 10 ].

Сторонники экофеминизма возражают против отделения культуры и общества от природного мира. Они уверены в том, что наука, экспертные знания и исследовательская мысль вытесняют традиционное

мужского начала – культуре.

народное знание, и склонны во всем замечать принадлежность к разуму и духу, абстрактному мышле-

Многообразие форм женской репрезентации, воспринимаемых через биологическое своеобразие женского тела, а также не оспариваемая общественным сознанием близость женщины к природе привели к возникновению нового направления в современной феминистской мысли – экофеминизма.

нию, научному методу, технологии, контролю, а не к природе, телу, флоре, фауне, репродуктивности, интуиции. Хотя некоторые аспекты данного направления и заслуживают критики за романтизацию женской телесности, женского опыта и женской истории, его достоинством следует признать то, что оно стремится объяснить проблемы женской идентичности посредством разрушения старых гендерных стереотипов и утверждения женской телесности и сексуальности; путем обращения к природе и доисторическому периоду, так как, несомненно, ярче всего связь людей с природой и зависимость их от нее отражены в народном эпосе и мифологии.

Полагаем, что обращение к культурному и художественному наследию мордовского народа, содержащему богатейший исторический, этнографический и культурологический материал, поможет осмыслить феномен мордовской (эрзя, мокша) женщины, с которой связано множество представлений в мифологии, религии, эпосе, этике и эстетике мордовского народа. Женский образ присутствует во всех жанрах устного народного творчества, в художественной литературе и изобразительном искусстве мордвы. Он пронизывает все пласты культуры, отражая становление мордовской женщины. Образы женщин, удерживающиеся в памяти народа из глубины веков, способствуют постижению национальных особенностей мордовского этноса. Однако в традиционных исследованиях, посвященных частной сфере, женская ментальность и эмоционально-чувственный мир практически не затрагивались. Представляется целесообразным обратиться к мифологии и фольклору, а также к религиозным верованиям мордвы, поскольку именно эти источники в полной мере отображают образ женщины в культурном сознании мордовского этноса, ее роль в семье и обществе в различных возрастных и социальных статусах.

Образы женщин, удерживающиеся в памяти народа из глубины веков, способствуют постижению национальных особенностей мордовского этноса.

Мордовская мифология неразрывно связана с дохристианскими языческими понятиями о мире, которые в своей основе были представлены образами женских божеств. Ссылаясь на архивный материал, Т. Девяткина и Г. Корнишина утверждают, что центральным в языческих религиозных верованиях был образ Анге-патяй – прародительницы, праматери всех богов, образ которой во многом является собирательным [3, 21–22 ; 4, 90 ]. Часть своих характеристик Анге-патяй могла позаимствовать у хозяйки воды Ведь-авы, выступающей покровительницей брака и деторождения. Так, например, моления в честь Анге-патяй сходны с молениями, посвященными Ведь-аве, и проводились они, как правило, у воды.

Среди созидательных функций богини-матери обычно выделяют несколько важнейших. Во-первых,

Г. Лосева. Ведява

Г. Лосева. Дева с рогом изобилия

Г. Лосева. Мордовка с подсолнухами

как супруга бога-творца она участвовала в творении мира и в этом качестве обычно идентифицировалась с землей. Во-вторых, богиня-мать создавала населяющих землю существ: богов, людей, животных и т. д. B-третьих, она покровительствовала людям, скоту и плодородию почвы, а также сексуальной активности как источнику плодовитости. Кроме того, в большинстве мифологий богиня-мать соотносилась с умирающим и воскресающим богом, мужем или возлюбленным, что подчеркивало ее тождественность с циклами природы и слияние с самой природой. Поэтому она рассматривалась как источник жизненной силы и бессмертия – высшего проявления той силы, которая способствовала возрождению жизни.

П. И. Мельников считает, что Анге-патяй олицетворяла все добродетели, которыми обладает мордовская женщина, а также воплощала идеал женской красоты. В своем небесном доме она была молода и прекрасна собой; когда же сходила на землю, то превращалась в сильную физически старуху. Трудолюбие – одна из главных добродетелей Анге-патяй. Считалось, что во время своего присутствия на земле, она контролировала трудолюбие женщин. Посылая на землю своих прислужниц с зародышами животных и душами людей, богиня невидимо присутствовала при рождении новой жизни. Люди верили, что она помогала женщинам в родах, хранила и оберегала детей, покровительствовала повивальным бабкам и лекаркам [6, 47–49 ].

Все явления природы (вода, лес, земля, огонь, молния) имели своих покровителей. В их именах первая часть обычно обозначала объект олицетворения, а вторая (-ава) – женщину, мать: Ведь-ава (ведь – «вода»), Вирь-ава (вирь – «лес»), Мастор-ава (мастор – «земля»), Куда-ава (куд – «дом») и т. д. Образы Анге-патяй и других божеств-покровительниц были наделены в мордовской мифологии человеческими качествами, присущими обычным земным женщинам, воплощали черты, которые должны были быть свойственны хозяйке дома.

Божеством, символизирующим собой трудолюбие мордвы, являлась Мастор-ава, считающаяся держа-тельницей земли и ее покровительницей. Для мордвы как народа земледельческого земля представлялась женщиной, обладающей плодородной силой, производящей все необходимое для людей. Поэтому к Мастор-аве относились с особым почтением и посвящали ей много жертвоприношений.

Другими наиболее древними и почитаемыми божествами были Ведь-ава – покровительница воды, любви, брака, деторождения и Вирь-ава – покровительница леса. Это также были собирательные образы идеальной мордовской женщины. Основная функция Ведь-авы – оказание покровительства здоровью, – была связана с верой в живительно-лечебную и очистительную силу воды. Бездетные женщины обращались к Ведь-аве с просьбами о рождении детей,

Все образы мордовских женских божеств дуалистичны и противоречивы, наделены как положительными, так и отрицательными чертами.

прибегая к особому молению. Оставаясь невидимой, Вирь-ава следила за порядком в лесу, могла указать на ягодные и грибные места, помочь, если человек заблудился.

Все образы мордовских женских божеств дуали-стичны и противоречивы, наделены как положительными, так и отрицательными чертами. Поскольку Ведь-ава обитала в воде, то считалось, что она могла затянуть и утопить человека или наказать какой-нибудь болезнью. Полагали, что рассерженная Ведь-ава могла обречь людей на бездетность. Об этом также пишет и И. Н. Смирнов, подчеркивая, что Ведь-ава была каннибалом по своей природе, поэтому для ее умилостивления нередко осуществлялись человеческие жертвоприношения, как символические, так и буквальные. Существовало поверье, что помощь этого божества могла погубить человека [7, 136–147 ]. Несмотря на то что мордва не боялась лесной стихии, образ Вирь-авы служил олицетворением чувства страха перед лесом, в котором можно заблудиться, столкнуться с дикими животными с риском для жизни.

частная сфера; феминизм; языческое женское божество; мордва

private space; feminism; pagan goddesses; Mordovians

Список литературы Отражение роли мордовской женщины как культурно-символического маркера национальной культуры

  • Бенхабиб, С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру: пер. с англ./С. Бенхабиб. -М.: Логос, 2005.
  • Брайдотти, Р. Половое различие как политический проект номадизма//Хрестоматия феминистских текстов. Переводы/Р. Брайдотти. -СПб., 2000.
  • Девяткина, Т. Мифология мордвы/Т. Девяткина. -Саранск, 1995.
  • Корнишина, Г. Традиционные обычаи и обряды мордвы: исторические корни, структура и формы бытования/Г. Корнишина. -Саранск, 2000.
  • Лобанова, О. Образ женщины в ментальном поле мордовского этноса: историко-культурный анализ: дис. … канд. наук/О. В. Лобанова. -Саранск, 2006.
  • Мельников, П. Очерки мордвы/П. Мельников. -Саранск, 1981.
  • Смирнов, И. Мордва: Историко-этнографический очерк/И. Смирнов. -Казань, 1895.
  • Турыгина, H. На пути к «позитивной» женской субъективности: теоретические стратегии женских художественных практик//-Топос. М., 2002. № 1(6). http://topos.ehu.lt/zine/2002/1/index.htm>-С. 36-37.
  • D'Eaubonne, F. Le Feminisme ou la mort//An Antology of New French Feminism/E. Mars, I. Courtivrov. -Massachusetts, 1980. -P. 10.
  • Lloyd, F. Painting in Feminist Visual Culture/F. Lloyd. -Routledge, 1999.
Статья научная