Палатка в контексте византийской символики власти X-XII веков

DOI:

Цитирование. Стельник Е. В. Палатка в контексте византийской символики власти X–XII веков // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2021. – Т. 26, № 6. – С. 331–338. – DOI:

Введение. Палатка (σκηνή, τέντα) – простой и повседневный предмет византийского быта. Дипломаты, торговцы, паломники, солдаты, путешественники и просто скитальцы проводили в палатке значительную часть своей жизни. Она была естественным элементом византийского пейзажа, а географическая мобильность являлась важной частью образа жизни византийской элиты и ее психологии [25, p. 9].

Но эта простая, бытовая вещь в определенном контексте приобретала исключительно важное значение и превращалась в важный религиозный и социальный символ. Простой предмет мог указывать на непростые социальные и идеологические конструкции X–XII веков.

Задачей исследования является раскрытие неявного властного контекста, который в определенных случаях наделял простые повседневные предметы (вроде палатки) исключительно важным смыслом.

Методы. Статья написана в общем контексте структуралистских методологий. Палатка рассматривалась нами как простой знак, указывающий на сложные представления, которые скрываются за своим содержанием. Структуралистские методы позволяют произвести корректную реконструкцию византийских повседневных представлений в различных стратах общества. Во многом примером для этой работы была статья М.А. Бойцова «Папский зонтик, бог Гелиос и судьбы России» [1, c. 99–154].

Анализ. Палатка являлась важнейшим элементом византийского религиозного сознания. Она – естественный и очень древний космологический образ мира, когда само небо воспринимается как голубая палатка или шатер [18, p. 66; 11, p. 214; 21, p. 10; 34, p. 98, 105]. В такой палатке живет властное божество. Ее установка аналогична сотворению мира и является религиозным ритуалом [34, p. 114]. В этом смысле палатка императора повторяет «небесную палатку» [23, p. 140; 32, p. 105].

На интеллектуальном, богословском уровне ключевое значение в символическом прочтении палатки/шатра имела скиния Моисея. Показательно, как подробно и обстоя- тельно описывается скиния в книге Исхода. Ей посвящены 13 глав, 407 стихов второй половины этой книги. Для сравнения храму Соломона посвящены 94 стиха, а Второму храму – 54. Такое внимание автора к скинии не случайно. Скиния – это символическое пространство, специально организованное, обособленное и упорядоченное [20, p. 144]. Скиния, в которой обитает Бог израильского народа, по мнению М. Джорджа, создает социальное пространство, организует израильское общество под властью авторов священных текстов [20, p. 193].

Христианские авторы, исходя из иных социальных практик, по-своему интерпретировали палатку. Так, Филон Александрийский (25 г. до н. э. – 50 г. н. э.) видел в скинии модель мира и образец творения [10, p. 102]. Шатер у него трактуется как царство разума (νοητά), тогда как пространство перед шатром, состоящее из неба, земли и моря – царство чувств [30, p. 489].

Ориген (185–254 гг.) крайне подробно описал скинию и дал символическое толкование каждому из ее элементов. Столбы, перекладины, основания, навершие, капители, канаты и материалы, из которых они были сделаны (золото, серебро, медь, нетленное дерево, лен) – все получило свое символическое объяснение. Скиния у него – это модель для организации Церкви и христианской общины, во главе которой обязаны стоять учителя и епископы, «столбы» на которых все держатся [29, p. 339].

Григорий Нисский (335–394 гг.) развил учение о скинии. Христос у него – скиния, а не ее часть [10, p. 107]. Христос все охватывает, все находится под его опекой.

У Григория большое значение приобретают слои и покровы скинии. Три, четыре или даже десять слоев шатра различаются цветами (голубой, пурпурный, красный). Более темные цвета находятся в глубине, эти цвета более сокровенны. Красный цвет у него – это спасительная страсть, которая усмиряет похоть.

Примечательно, что у Григория Нисского скиния имеет не только космологический, но и антропологический характер. По его мнению, человеческое тело подобно палатке [10, p. 85]. Оно не прочно, не имеет основания и легко разрушается. Подобный образ можно обнаружить в стихотворении Манганея Продрома (XI–XII вв.), описывающего разбросанные по полю палатки, которые устанавливают вновь и вновь. Тело человеческое временно, шатер человеческого тела изменчив [6, p. 13]. Спасение возможно только в «истинном Шатре», в Церкви, которая, по словам апостола Павла, состоит из тел и плоти христиан [19, p. 50].

В богословии скиния – это широкое поле для герменевтики, которой могут заниматься только прекрасно образованные интеллектуалы. Такая герменевтика – эта манифестация интеллектуальной власти.

Палатка важная часть повседневной военной жизни византийцев. Римская прямоугольная палатка в византийской армии уже не использовалась. Ей на смену пришла круглая палатка с конической крышей, держащейся на одном, центральном столбе [13, p. 45]. В ней обычно проживало 8 стратиотов. Военные командиры могли размещаться в небольших треугольных палатках иногда даже со своей мебелью [13, p. 62; 14, p. 22].

Палатка – важная часть повседневной жизни аристократии комниновского времени. В палатках (аварских или турецких) аристократы жили во время постоянных военных кампаний. Сама полевая жизнь в палатке (а не под крышей дома), по словам Никиты Хониата, превращала гражданских, обычных людей в опытных воинов [28, p. 133].

Расстановка палаток – серьезный вопрос в трактатах Маврикия [3, c. 70, 163, 172] и Льва VI [5, p. 182, 183, 253, 266]. Ведь организация палаточного лагеря – это отражение сложной византийской военной иерархии и порядка. Ближе к центру военного лагеря, естественно, располагаются палатки наделенных властью командиров, а на периферии – подчиненных. Народы, которые ставят свои палатки «беспорядочно» и «разбросанно», то есть те, в которых царит безвластие, должны легко побеждаться организованным волей императора ромейским войском [5, c. 253].

Палатка, кроме всех своих бытовых качеств, еще и отражение социального статуса своего владельца. Она, по словам Маврикия, должна быть «нарядной» [3, c. 70]. Большая богато украшенная палатка подчеркивает состоятельность и удачливость своего хозяина. Между аристократами шло постоянное соревнование, чья палатка смотрится лучше [27, p. 502–503]. Палатки могли быть из «красной кожи» [27, p. 486], из «алого материала» [27, p. 503], разноцветными и пестрыми или «чисто черного цвета» [27, p. 502]. Императору полагалась, естественно, пурпурная палатка, которую Псевдо-Кодин называл κόρτη [22, p. 114; 8, p. 280].

Образцом идеальной палатки является палатка Дигениса Акрита. Она была «большой и превосходной»: расшитой золотом, с изображениями всевозможных зверей. Шесты этой палатки были из серебра, а канаты из чистого шелка [2, c. 68]. Дигенис Акрит – безусловный образец для аристократии этого времени, не случайно Мануил I (1118–1180 гг.), внук Алексея I Комнина, называл себя вторым Ди-генисом [7, p. 8]. Важно обратить внимание, что Дигенис, о котором здесь идет речь, – это вовсе не романтический персонаж Гроттофе-ратской версии поэмы (XIV в.), а фольклорный суровый герой акритских и апелатских песен (IX–XII вв.), который бросает вызов смерти в лице Хароса и проигрывает. Этот фольклорный Дигенис Акрит отличался удивительными подвигами и полным игнорированием христианской морали. Но в X–XI вв. именно Дигенис стал идеалом аристократической силы и доблести [15, p. 56]. Не случайно в Эскуриаль-ской версии поэмы отдельно указывается, что слушают поэму архонты [4, c. 157].

Другим примером аристократической палатки является палатка севастократиссы Ирины, в которой она перезимовала (в конце 1140-х или начале 1150-х гг.) в военном лагере вместе с Мануилом Комниным. Анонимный автор, названный Дж. Андерсеном и M. Джеффриc, Манганей Продромом (XI–XII вв.) описал эту богатую палатку в своих стихах. Палатка была украшена изображениями (вышитыми?) муз, нереид, купидонов, играющих на кифаре, резвящихся сатиров. На верху палатки были изображены золотые птицы из Индии [6, p. 12]. Сама севастократисса в этих стихах названа «акрополем красоты». Изощренная риторика художественных образов еще раз подчеркивала богатство и исключительность этой палатки/шатра.

В этом контексте палатка еще и элемент государственной жизни этого времени. В них живут дипломаты и послы [27, p. 489]. Палатка – важный элемент придворной жизни [26, p. 122]. Это своеобразный «передвижной дворец» [27, p. 499], выполняющий важные церемониальные функции. Палатка – место, где живут властные люди и принимаются властные решения.

Богато украшенная, большая палатка – один из ключевых атрибутов византийской власти. Такая палатка совсем не предмет первой необходимости, роскошная палатка, говоря современным языком, – это элемент элитного сверхпотребления аристократического «класса». Такая палатка, очевидно, подчеркивает власть и превосходство своего обладателя.

За пределами рафинированного богословия в среде военной аристократии в IX–XII веках сформировался совершенно иной образ мира, основанный на совершенно иных социальных практиках, в центре которых лежит насилие, носящее сакральный характер. Это прямо относится к палатке Хароса, как ее описывают акритские песни IX–XII веков.

Палатка Хароса – это тоже космологическая модель, но модель архаичного мировоззрения, в центре которого находится «нижний» загробный мир и его владелец Харос.

О. Вазер [33, s. 103] и Дж. Лоусон [24, p. 105], описывая палатку Хароса, принимали ее за буквальные и предметные представления «простого» и необразованного народа, неспособного на абстрактные конструкции. На наш взгляд, эта палатка – ничто иное, как концепция власти, выраженная в акритских песнях, сформировавших ценности военного класса Византии, явно и напрямую.

В акритских песнях Харос нападает словно завоеватель, который стремится подчинить себе всех людей [31, p. 301]. Его цель – обложить «чрезмерными налогами» («с каждого дома по человеку, с каждой горы по солдату») [31, p. 308]. Харос прекрасно вооружен, и его боевой конь внушает страх. У него есть палатка.

Когда акрит видит палатку Хароса, то испытывает ужас, сам ее вид бросает бесстрашного воина в дрожь [36, σ. 304, 308]. В песнях подробно описывается устройство палатки Хароса. Так, опоры палатки сделаны Харосом из рук отважных богатырей, канаты и узлы палатки сплетены им из косичек красивых (русых) «влюбленных девушек». В палатке полно сундуков, и все они сделаны из голов маленьких детей, которых Харос безжалостно забрал у «плачущих матерей» [36, σ. 304, 308].

Описание палатки Хароса параллельно описанию небесной скинии, как ее представлял апостол Павел. В акритских песнях скиния осмысляется в архаичных категориях, которые не предполагают ни спасения, ни преображения «пневмой». Палатка Хароса оказывается «нижним», загробным миром (а не небесами, как скиния).

Именно в палатку Харос тащит, крепко схватив за волосы, своих многочисленных жертв [36, σ. 304, 308]. Важно обратить внимание, что пока акрит не видит палатку, он молит о пощаде и надеется спастись, но как только он замечает «устрашающую всех» палатку [36, σ. 304], он понимает, что судьба его решена и неизбежна. Интересно, что иногда Хароса у палатки встречает его жена Харонтисса, которая ждет мужа с «добычей».

Чтобы войти в палатку, нужно «согнуться» [36, σ. 308]. В глубине палатки Харос перерезает горло акритам, смельчакам и героям, чтобы выпустить душу [36, σ. 306] 1. Иногда Харос «просто» вытаскивает душу изо рта в глубине палатки [36, σ. 308].

Показательно в акритских песнях представлена цветовая символика этой палатки. Снаружи палатка Хароса может быть зеленого цвета, а может быть и красного, но внутри всегда – черного [36, σ. 308].

Вероятно, зеленый цвет говорит о растительном характере византийского фольклорного загробного мира. Неслучайно, в некоторых акритских песнях Харос создает целый сад, дети в котором – это прихотливые и нежные цветочки [35, σ. 222], юноши – стройные кипарисы, девушки – лимонные деревья [36, σ. 294, 295, 299], а старики – сухие, негнущиеся ветки ограды сада [36, σ. 294, 295, 299].

Красный цвет палатки, вероятно, – это цвет человеческой крови [9, p. 71] 2, которую обильно проливает Харос [17, p. 219]. Дигенис, борясь с Харосом, просто истекает кровью [36, σ. 306, 308]. Этой кровью Харос может поме- тить не только родственников Дигениса, но и даже стены/потолки его дома [17, p. 224].

Показательно, что в песне «Вести из Аида» описывается ласточка, прилетевшая «наверх» из нижнего мира: так, ее когти были красного цвета – «от человеческой крови», а крылья – черного из-за цвета земли [36, σ. 292].

Черный цвет шатра – безусловно, цвет «черной земли», ее темнота и мрак. В фольклорных византийских представлениях «черная Земля» [16, S. 33] (Μαυρηγή) [37, σ. 36] забирает обратно «своих детей», а покойники – ее дети [12, p. 127].

Несмотря на всю архаику, акритские песни демонстрируют определенную эволюцию представлений о Харосе. В некоторых песнях появляется дворец Хароса (παλάτια) [35, σ. 240], вокруг него летают птицы и узнают вести нижнего мира. В одной из новогреческих песен этот дворец называется уже σαράγια [35, σ. 241], точно так же, как и дворец турецкого султана в Константинополе. Перед нами зло уже не архаического порядка, выраженное в простой конструкции палатки, а целая концепция власти, когда Харос принимает на себя атрибуты власти завоевателей.

Византийский образ Хароса является отражением жестоких средневековых военных практик. Палатка Хароса – это модель фольклорного византийского загробного мира, со своей хтонической топологией и символикой. В предельном смысле палатка Хароса выражает неотвратимую власть смерти. Средневековая система власти основывается на нелимити-рованном физическом насилии и сакральных символах, в том числе и архаичных, таких как Харос и его палатка. В конечном счете власть – это ничто иное, как распоряжение жизнью и смертью. Дигенис Акрит, образец аристократической доблести и обладатель роскошной палатки, погибает при встрече с Харосом и переселяется в его красно-черную палатку. Перед властью смерти все равны.

Выводы. Богатая палатка в византийском обществе XI–XII вв. была не просто частью повседневной военной жизни аристократии, но и важным элементом властных отношений. Палатки определяли социальный статус своих владельцев, подчеркивали их силу и значимость. Аристократические палатки этого времени были пространством, где принимались властные решения и проходила придворная жизнь. Палатка как властный символ опиралась на широкий религиозный контекст. Скиния Моисея, которая была образцом для каждого шатра в Византийской империи, была также создана по волевому решению Господа, а сам Моисей выполнял при этом функцию «царского писца». Фольклорная палатка Ха-роса в акритских песнях оказывается центром «нижнего» мира, в котором безжалостно властвует Харос.

За каждым прочтением символического смысла палатки лежат разные социальные практики разных групп византийского общества, но все они наполнены своим пониманием существа власти.