Переводы на русский язык с маньчжурского языка, выполненные членами Пекинской духовной миссии

Candidate of Historical Sciences, Leading Research Fellow, deputy-director of the Institute of Oriental manuscripts, Russian Academy of Sciences.

Установление торговых и дипломатических отношений между Россией и Китаем происходило во время правления маньчжурской династии Цин (1644–1912 гг.). В это время маньчжурский язык был официальным языком династии, наравне с китайским и монгольским, а позднее — тибетским и уйгурским, т. е. языком основных по численности народностей китайской империи. Внутри «собственно» Китая все официальные документы дублировались на китайском и маньчжурском языках, а переписка с Монголией, Тибетом и Синьцзяном велась на маньчжурском языке с параллельным текстом соответственно на монгольском, тибетском и уйгурском языках.

Маньчжурский язык как один из официальных языков Цинской династии являлся языком дипломатического общения между Китаем и Россией. На нем составлялись основные государственные документы и исторические сочинения, знание которых было необходимо русскому двору для понимания устройства и политики стратегически важного соседнего государства. Одной из задач членов Пекинской духовной миссии и прикомандированных к ней студентов был сбор материалов по истории и законодательству империи Цин, ее культурной и интеллектуальной жизни, освоение маньчжурского и китайского языков, с которых делались переводы на русский язык. В первый период деятельности миссии (т. е. в XVIII — начале XIX вв.) особое внимание уделялось маньчжурскому языку как более простому по грамматике и необходимому для общения с маньчжурскими чиновниками из Палаты внешних сношений (Лифаньюань), которой была подчинена Миссия в Пекине1.

Безусловно, в XVIII в. Россия уже была знакома с культурой Китая по переводам на русский язык работ французских и немецких миссионеров. Большой популярностью пользовался труд Жана Батиста Дю Альда (1674–1743) «Описание географическое, историческое, хронологическое, политическое и физическое Китайской империи и Китайской Тартарии»2, составленный по работам, письмам и отчетам 27 миссионеров-иезуитов, находившихся в Китае в XVII — начале XVIII вв. В 1774 г. был сделан его перевод на русский язык3. Работы европейских ученых были хорошо известны в России, принимая во внимание и тот факт, что Императорская Академия наук в то время состояла в основном из немецких ученых и вела активную переписку с иезуитами в Китае4. Как пишет О. Л. Фишман, «рассказы Дю Альда, носившие дидактический характер, способствовали укреплению создавшегося в Китае представления о Китае, как о “просвещенной монархии” или “благожелательной деспотии”. Дю Альде представлял Китай как древнейшую страну с богатым опытом управления, как страну мудрецов во главе с философом на троне»5. В первой половине XVIII в. в Европе были популярны переводы, выполненные иезуитами, классических конфуцианских текстов, идеи которых широко использовались европейскими просветителями.

Просветительское движение как в Европе, так и в России поднимало темы идеального правителя и важности морально-нравственного воспитания. Екатерина II, объявив себя ученицей Вольтера и Монтескье, представляла себя «просвещенным монархом» и вслед за ними обращала свой взор в сторону Китая как образцовой монархии. Однако интересы императрицы ограничились увлечением шинуазри, но способствовали распространению российского интереса к Китаю. В это же время русские просветители в лице Н. И. Новикова6 активно использовали китайские сочинения для критики Екатерины как «неограниченного самолюбца» и видели в Китае образец нравственного правления. В журнале «Трутень» за 1770 г. Н. И. Новиков опубликовал русский перевод Алексея Леонтьева «Чензыя Китайского философа совет, данный его Государю». Этот и другие переводы А. Леонтьева, изданные в 1772 г. в сборнике «Китайские мысли», широко использовались и интерпретировались русскими просветителями в печати того времени и серьезно повлияли на русское просветительское движение7.

Таким образом, можно сказать, что интерес в России к культурной жизни Китая, его истории и идеологии в значительной степени был обусловлен интересом к Китаю в Европе и его влиянием на умы придворной знати.

Тем не менее, у России были собственные интересы в Китае, и она активно развивала торговые и дипломатические отношения с Цинской империей как главным восточным соседом. Изучение этой страны было поручено в первую очередь членам Пекинской духовной миссии и приписанным к ней ученикам. По возвращении на родину большинство из них работало в качестве переводчиков при Коллегии иностранных дел для перевода дипломатических бумаг с китайского и маньчжурского языков на русский и переводе документов из Сената и Синода на маньчжурский и китайский языки для отправки в Китай. Некоторые бывшие ученики Пекинской духовной миссии направлялись в Петербургскую Академию наук также в качестве переводчиков с маньчжурского и китайского языков для перевода на русский язык административных и исторических текстов, дающих представление о жизни и нравах соседнего государства.

Ученик Второй миссии (1729–1735) Илларион Калинович Россохин (1717–1761), по определению П. Е. Скачкова, был первым русским китаеведом, положившим начало изучению Китая, маньчжурского и китайского языков в России8. По возвращении в Петербург в 1741 г. он был направлен Коллегией иностранных дел в распоряжение Академии наук, где преподавал китайский и маньчжурский языки и делал переводы. В первый период своей работы И. Россохин находился в подчинении советника Академии А. К. Нартова9, а с 1750 г. И. Россохин был подчинен академику Г. Ф. Миллеру10, который определял тексты для перевода. Основной акцент делался на тексты по истории и географии Китая, что входило в интересы самого Г. Ф. Миллера. Переводы в основном делались с маньчжурского языка как более простого по сравнению с классическим китайским вэньянем, о чем свидетельствуют названия архивных документов11. По утверждению П. Е. Скачкова, в это время «в России все переводы выполнялись одним Россохиным, а Коллегия иностранных дел упорно не желала иметь постоянного переводчика, не понимая необходимости сохранить подготовленные кадры»12. В 1750 г. был завершен начатый в 1745 г. перевод с маньчжурского языка «Истории о завоевании китайским ханом Кан-хием калкаского и элеутского народа, кочующего в великой Тартарии, состоящая в пяти книгах»13.

Ж IT ТА ЙСКОЕ УЛОЖЕН1Е,

ILq I hVI , |»pJ||4411,1" Hl Mlllhh /Л- U Mi RiiiH и* ишъ n;\krln JIIhi ил^-^тынЬ ri¹"** h4*^ijcti juuri

■1. СЛЛКТП< TCf ьтргц г Л" T b IT 1 Г Л J *

,r it тлЛскт

МОЖЕШЕ,

I J Т ■ а го f J Л

4 in i, I ll ITl^br рг»

■ il* >W4

;,.^#-j^i /.ьлМ Ли

Титульный лист двух томов перевода А. Леонтьева с маньчжурского языка «Китайского уложения». Библиотека ИВР РАН

В 1757 г. в Академию наук были переданы из Сената 16 томов «Обстоятельного описания происхождения и состояния маньджурского народа и войска в осьми знаменах состоящего». По указу Сената от 17 сентября 1756 г. предписывалось перевести «без превождения времени» для издания. В помощь Иллариону Россохину в 1757 г. был направлен Алексей Леонтьевич Леонтьев (1716–1786), бывший ученик Третьей Пекинской духовной миссии (1736–1743), с 1756 г. до своей смерти служивший переводчиком в Коллегии иностранных дел. Перевод «Обстоятельного описания…» был сделан с маньчжурского языка, и после смерти Россохина был в 1762 г. закончен Леонтьевым (из 16 томов Россохин перевел пять: т. 1–3, 6–7, остальные 11 — Леонтьев), но опубликован лишь в 1784 г.14

После И. Россохина единственным переводчиком с маньчжурского языка оказался Алексей Леонтьев. В первую очередь Российское правительство интересовало административное устройство Цинской империи и ее законодательство. В 1778–1779 гг. А. Леонтьев опубликовал сокращенный перевод с маньчжурского языка уголовного законодательства империи Цин под названием «Китайское уложение»15. Заинтересованная в этом тексте законов императрица Екатерина II потребовала более полный перевод этого уложения.

Подготовленный Леонтьевым новый перевод в трех томах вышел в 1781–1783 г. под названием «Тайцин гурунь и ухери коли, то есть все законы и установления китайского (а ныне маньчжурского) правительства»16. На титульном листе отмечено,

Титульный лист перевода с маньчжурского языка А. Леонтьева цинского законодательства.

Библиотека ИВР РАН

Титульный лист перевода

А. Леонтьева «Путешествие китайского посланника к калмыцкому Аюке-хану, с описанием земель и обычаев Российских».

СПб., 1782 г. Библиотека ИВР РАН

что перевод был выполнен по Высочайшему повелению с маньчжурского языка и напечатан «на коште Кабинета» в типографии Императорской Академии наук.

С маньчжурского языка был сделан и перевод широко распространенного в Китае дневника маньчжурского чиновника Тулишеня (1667–1740), проехавшего по территории России от китайской границы до Волги, под названием «Путешествие китайского посланника к калмыцкому Аюке-хану, с описанием земель и обычаев Российских»17. Для читателя был любопытен взгляд китайского подданного на российскую действительность, поэтому эта книга переводилась многими членами миссии, однако только перевод А. Леонтьева был издан отдельной книгой в 1782 г. и стал доступен широкому кругу читателей18.

Екатерина II особо покровительствовала изданиям книг А. Леонтьева, поэтому они печатались за казенный счет и на всех титульных листах отмечена типография Императорской академии наук.

Как указывалось в начале данной статьи, переводы на русский язык, выполненные Леонтьевым, публиковались в сатирических журналах Н. И. Новикова, а также

Титульные листы переводов

А. Леонтьева: Сы шу геи, то есть четыре книги с толкованиями. Книга первая философа Конфуциуса. СПб., 1780.

Библиотека ИВР РАН

Титульные листы переводов

А. Леонтьева: Джун-юн, то есть закон непреложный. Из преданий китайского филозофа Кун Дзы. СПб., [1784].

Библиотека ИВР РАН

отдельными изданиями, что в значительной мере способствовало распространению в России знаний о Китае19.

Как указывает на титульном листе сам переводчик, он переводил с параллельных маньчжурско-китайских изданий. При этом довольно часто Леонтьев давал комментарии к значениям маньчжурских слов и терминов, что указывает на его постоянное обращение к маньчжурским вариантам текстов. Говоря о значении трудов А. Леонтьева, П. Е. Скачков писал: «Ценность трудов Леонтьева заключается не только в обширной и многообразной тематике переводов, но и в попытках осмыслить многие явления китайской действительности в примечаниях и комментариях, иногда весьма пространных, показывающих широкое знание китайской литературы и глубокие познания в различных сторонах жизни цинского Китая»20.

Л It ПЕЙ

К П Т Л Е Ц Ъ

И А (Н11 ■ I LI I ЯЗИ 1.1 Л BL || рм- i rtii и ъ мп itti < гы я l ^uurii И ■ ■■ ч" | ±не к it jli>

Титульные листы переводов

А. Леонтьева: Китайские мысли. СПб., 1786. Библиотека ИВР РАН

iiijmtpiii

Титульные листы переводов А. Леонтьева: Депей китаец. СПб., 1771. Библиотека ИВР РАН

Следует сказать, что этот опыт публикации художественных переводов с маньчжурского языка был использован позднее Захаром Федоровичем Леонтьевским (1799– 1874) — студентом Десятой миссии (1821–1830), который по возвращении в Санкт-Петербург в 1832 г. также был назначен переводчиком при Азиатском департаменте. Большой знаток Китая и маньчжурской империи, он публиковал статьи в «Северной пчеле», «Военно-энциклопедическом словаре» и «Энциклопедическом словаре» Плюшара21.

Отдельной книжкой вышли переводы с маньчжурского поэмы о становлении маньчжурского государства под названием «Маньчжурская песнь»22 и вариант пьесы «Западный флигель» под названием «Путешественник. Повесть, переведенная с китайского языка З. Леонтьевским (СПб., 1835). Для «Маньчжурской песни» З. Леонтьевский подготовил подстрочный перевод, а поэтическую форму ей придал поэт Д. И. Хвостов. В послесловии переводчик пишет: «Этот исторический памятник по своему изложению и достоверности, считая заслуживающим внимание любителей восточных древностей, я перевел в прозе, а наш Нестор-Лирик, Граф Д. И. Хвостов, по просьбе моей перевод мой переложил в стихи. Переложение сие сделано с искусством, и при всех отступлениях, позволительных в стихотворных переложениях, нисколько не противоречит подлиннику в Истории Маньчжуров»23.

Одним из выдающихся маньчжуроведов первой половины XIX в. был Степан Васильевич Липовцов (1770–1841). Ученик Восьмой миссии (1794–1807), он в 1808 г.

был зачислен переводчиком с маньчжурского и китайского языков в Азиатский департамент Министерства иностранных дел, где служил в этой должности до своей смерти в 1841 г. Среди его многочисленных переводов следует выделить «Уложение Китайской палаты Внешних сношений»24.

В своем предисловии к первому тому С. Липовцов дает очень четкое определение того, как воспринимали Китай в России: «Один Китай, подобно величественному колосу, противустоя времени и возвышаясь на незыблимом подножии, которое положило ему просвещение, а любовь ко всему отечественному укрепила столь прочно, что все политические бури, свирепствовавшие там в течение сорока почти столетий, могли только колебать, но не сильны были разрушить оное — один Китай сохранил свои памятники, свидетельствующие о глубокой его древности, восходящей в непрерывном порядке до VII века после потопа. Китайцы составляли уже народ образованный, управляемый письменными законами, ему дарованными мудрою самодержавною властью, — народ, упражнявшийся в науках и художествах и приобретший основательные познания о всех должностях, относящихся до общественной и частной жизни, — гораздо прежде, нежели древние Европейские народы вышли из дикого своего состояния. Китайцы, во всех отношениях, представляют из себя как бы чудо, достойное удивления всех вообще народов: ибо они во всем предупредили их, и знания свои умели сохранить и привести в совершенство. <…> Китайцы имеют неоспоримое право на нашу к ним признательность по многим важным причинам; к числу их можно отнести и то обстоятельство что мы нигде не найдем лучших сведений о древних народах Средней Азии и о бывших там происшествиях как в летописях сего благоразумного, дальновидного и наблюдательного народа»25.

«Уложение китайской Палаты внешних сношений», изданное в Пекине в 1818 г., было приобретено Библиотекой Азиатского департамента, и ее перевод на русский язык был поручен С. Липовцову. Как пишет сам переводчик, «перевод мною сделанный и расположенный удобнейшим,

Титульный лист перевода с маньчжурского языка Захара Леонтьевского «Маньчжурская песнь с перевода в прозе, переложенная стихами» СПб., 1834. Библиотека ИВР РАН

Титульный лист 1-го тома перевода С. Липовцова «Уложения Китайской палаты Внешних сношений». СПб., 1828 г. Библиотека ИВР РАН

систематическим порядком, удостоился благосклонного внимания Г[осподина] Вице-канцлера графа Карла Васильевича Нессельроде26. Его Сиятельство поднес сей труд на благоусмотрение Государя императора, с испрошением Высочайшего соизволения на напечатание оного. Таким образом, перевод и издание в свет Китайского Уложения совершены по особенному участию и ходатайству Начальства»27.

Говоря о переводах с восточных языков, выполненных в XVIII — первой половине XIX вв. (как в России, так и в Европе), следует помнить, что они являлись не дословным переводом, а переложением, приближенным к источнику. Перевод и расположение материала могли значительно отличаться друг от друга, что делалось для облегчения восприятия восточного материала европейским, в т. ч. и русским, читателем. Степан Липовцов довольно четко говорит об этом в своем предисловии: «Что касается до подлинника Уложения, то оный имеет существенное различие от состава и расположения наших книг. По правилам Китайской Библиографии, полный экземпляр сего Уложения состоит из 67 особых тетрадей или книжек, в двух томах, в прочем без всякого отношения к частям, кои в них помещены. Каждая тетрадь заключает в себе одну главу или книгу, разделенную на статьи и параграфы, но без числительных знаков. Тетради, по своему содержанию, отделены одна от другой и не имеют ничего общего ни с предыдущею, ни с последующею; также ни на одной тетради нет никакого знака, по которому бы можно было видеть, в какой части или Уложению она относится, да и сих главных разделений как то: Уложение гражданское или Уложение Уголовное, совсем не находится в подлиннике.

При таком составе маньчжурского подлинника, я признал за лучшее дать переводу моему другое расположение, гораздо удобнейшее и сообразнейшее с порядком. Следуя принятому мною намерению, я разобрал тетради подлинника и разделил оные, по их содержанию на особые части. Из сего разбора вышло особое отделение, относящееся собственно до устройства Палаты внешних сношений, которое назвал я образованием оной, и шести частей, составляющих полное Уложение, назвав общим наименованием все, содержащееся в каждой из оных. Все сии части заключают в себе следующие установления: Часть первая: Уложение гражданское. Часть вторая: Устав воинский и постовое правление. Часть третья: Постановления о духовенстве ламского исповедания. Часть пятая: постановление о Тибете. Часть шестая: сношения с Россией»28.

Несмотря на столь вольное обращение с материалом и, фактически, его переформатирование, С. Липовцов в заключение своего предисловия пишет: «Как Переводчик, я поставил себе в существенную обязанность передать маньчжурский подлинник на русском языке сколь можно вернее и во всей его силе, не отступая нигде от точного смысла оного и вовсе не думая об украшении перевода выражениями, не сообразными содержанию сего рода. Чистота и ясность в понятиях были для меня единственными предметами, на которые обращал я все внимание; но, может быть, и в сем отношении не везде достиг я таковой цели»29.

Перевод Уложения вышел в двух томах в 1828 г., т. е. через десять лет после его издания на маньчжурском языке. Важность этого текста была неоспорима для правильного понимания принципов общения империи Цин с соседними государствами, в том числе с Россией. Этим объясняется заказ Коллегии иностранных дел на перевод Уложения и ходатайство министра иностранных дел К. В. Нессельроде о его издании.

Кроме перечисленных выше переводов с маньчжурского языка, выполненных бывшими членами Пекинской духовной миссии и опубликованных в Санкт-Петербурге по поручению Коллегии иностранных дел или Академии наук, существует большое количество неопубликованных в свое время переводов. В делах Пекинской миссии в Архиве востоковедов долгое время хранились рукописные переводы с маньчжурского языка Петра Ивановича Каменского (1765–1845) — ученика Восьмой (1794–1807) и начальника Десятой миссии (1821–1830). В сферу его научных интересов входили лексикология маньчжурского и китайского языков, а также переводы исторических сочинений. Частично его перевод «Истории династии Юань» с маньчжурского языка был опубликован только в 2011 г. в Новосибирске30. В этом издании, озаглавленном «История Небесной империи», первые три тетради даны в переводе Л. В. Тюрюми-ной, а тетради четыре-шесть — в переводе П. Е. Каменского. Под редакцией В. Е. Ларичева в 1998 г. была издана рукопись Григория Михайловича Розова (1808–1853) — студента Одиннадцатой миссии (1830–1840), перевод с маньчжурского языка «Истории династии Цзинь», также много лет хранившаяся в Архиве востоковедов31.

Только в 1852 г. члены Пекинской миссии стали издавать в Санкт-Петербурге свой научный сборник «Труды членов Российской духовной миссии в Пекине», в котором публиковались переводы, сделанные в Пекине. Благодаря этому российская общественность узнала о студенте Двенадцатой миссии (1840–1849) Владимире Васильевиче Горском (1819–1847), скончавшемся в Пекине в 1847 г., но успевшем сделать два перевода с маньчжурского языка, прославивших российское маньчжуроведение. В 1852 г. посмертно были опубликованы его переводы по ранней маньчжурской истории: «О происхождении родоначальника ныне царствующей в Китае династии Цин и имени народа Маньчжу» и «Начало и первые дела маньчжурского дома»32. Это были первые переводы на европейский язык маньчжурских исторических сочинений о становлении династии Цин в Китае. Уже в 1858 г. русский текст В. В. Горского был переведен на немецкий язык33 и стал хорошо известен в Европе34.

Переводы с маньчжурского языка на русский, выполненные членами Пекинской духовной миссии, свидетельствуют о том, что студенты миссии и ее члены были первыми исследователями, знакомившими русского читателя с жизнью маньчжурской империи и китайским бытом. Наибольшее количество переводов с маньчжурского языка было сделано в XVIII — первой четверти XIX вв., поскольку этот язык осваивался быстрее по сравнению с китайским и являлся языком официального общения России и русских с Палатой внешних сношений. Находясь в Пекине, исследователи интересовались историей правящей династии Цин, а также историями некитайских династий в Китае. Этим объясняется выбор маньчжурских текстов П. Каменского, Г. Розова, В. Горского. Подготавливались переводы конфуцианских текстов, на основе которых строилась идеология маньчжурского государства. По возвращению в Россию многие члены миссии назначались переводчиками в Коллегию иностранных дел и Академию наук, где выполняли заказные переводы. И. Россохиным, А. Леонтьевым, А. Липовцовым были подготовлены и изданы переводы с маньчжурского языка основных административных текстов Цинской империи. При этом переводчики активно участвовали в литературной и интеллектуальной жизни Санкт-Петербурга, печатая свои переводы конфуцианских и назидательных произведений (А. Леонтьев, З. Леонтьевский) и серьезно влияя на русское просветительское движение.

Переводческая работа способствовала развитию лингвистики — составлению маньчжурско-русских словарей и пособий по маньчжурскому языку, однако большинство из них осталось в рукописи и ныне хранятся в Архиве востоковедов ИВР РАН.

Начиная с середины XIX в., под влиянием архимандрита Иакинфа (Бичурина) русские ученые переключили свое внимание в основном на китайские источники, и количество опубликованных переводов с маньчжурского языка было незначительным.