Первые итоги исследования русского могильника XIX - первой четверти XX века Евгащино IV в Омском Прииртышье

В рамках развития русской археологии в Сибири происходит накопление археологического материала по разным направлениям. Одно из них – погребальный обряд русских сибиряков. К настоящему времени изучен ряд как городских (Тара, Кузнецкий острог, Томск, Тобольск и др.), так и сельских некрополей (памятники Ананьино I и Изюк I в Омском Прииртышье, кладбище с. Ильинского под Кузнецком, Горноправдинский погребальный комплекс в Нижнем Прииртышье и др.).

Литература по данной проблематике весьма обширна, включает в себя как монографии (напр.: [Татаурова, 2010]), так и статьи по конкретным памятникам или обобщающего характера (напр.: [Зайцева, Кениг, 2014; Татауров Ф.С., 2018; Ширин, 2011; Бердников, 2011; Данилов, 2012, 2014]). Проведенные исследования позволили реконструировать планиграфию кладбищ, проследить эволюцию обрядовых практик в ретроспективе, на основе материальных элементов создать достоверную схему этапов погребального обряда.

Продолжение изучения погребальных практик русского населения в различные периоды истории Западной Сибири Нового времени необходимо как для расширения базы данных по обозначенной проблематике, так и для подтверждения и корректировки полученных ранее выводов, повышения их репрезентативности.

В мае 2020 г. сотрудниками отдела культурного наследия музея-заповедника «Старина Сибирская» была получена информация о разрушаемом р. Иртыш русском кладбище одной из ныне несуществующих деревень Большеречен-ского р-на Омской обл. После выезда на памятник было принято решение о незамедлительном проведении спасательных работ, в которых приняли участие сотрудники музея-заповедника «Старина Сибирская», Омской лаборатории ИАЭТ СО РАН, а также волонтеры.

Работы финансировались администрацией Большереченского р-на Омской обл. и Такмыкско-го сельского поселения, по договоренности с кото- рыми все антропологические останки были перезахоронены в общей могиле в действующей части кладбища с установкой памятного знака.

Материалы и методы

Деревня Красный Яр, к которой относится разрушаемое кладбище, основана в 1776 г. Она расположена в 2 км от современного п. Хлебоприемный Пункт Такмыкского сельского поселения, в 11 км от с. Такмык и в 6 км от с. Евгащино Большереченско-го р-на Омской обл. На момент переписи населения 1926 г. в деревне проживали 393 чел., 189 мужчин и 204 женщины, население состояло в основном из русских [Список…, 1928, с. 8].

Впервые научное описание памятника было выполнено аспиранткой Омского филиала (с 2018 г. Омская лаборатория) ИАЭТ СО РАН И.Д. Кромм в 2012 г. Снят ситуационный план погребального комплекса, состоящего из старой части, ограниченной рвом, и новой, расположенной к западу, зафиксирован факт единичных обрушений захоронений в р. Иртыш, составлен пофамильный список погребенных на новой части кладбища [Кромм, 2013].

Старая часть кладбища расположена на краю высокого мыса, образованного коренной террасой западного берега р. Иртыш, и вытянута по линии ЮЗ – СВ на 30 м. Ширина (СЗ – ЮВ) – 15 м. Высота террасы р. Иртыш в месте нахождения памятника 10 м. С севера и востока погост ограничен краем мыса и обрывом берега реки. С запада и юга – рвом шириной до 3 м, глубиной до 0,7 м.

Границы площадки внутри рва были приняты за границы памятника, получившего наименование Евгащино IV. Снят его инструментальный план, в ходе съемки было зафиксировано 22 бугорка подовальной формы, ориентированных чаще по линии З – В, которые были идентифицированы как могильные холмы. Выявлено было также поднятие прямоугольной формы в центральной части памятника размерами 4 × 3 м, высотой 0,20–0,25 м, возможно, на этом месте располагалась часовня.

Обсуждение результатов

Для проведения археологических работ был выбран участок обрыва берега, на котором при наблюдении от уреза воды р. Иртыш прослеживало сь наибольшее количество разрушающихся погребений. Общая площадь раскопа составила 34 м2. В процессе исследований изучено 34 погребения (11 взрослых, 23 детских), расположенных в ряд по краю обрыва реки с ЮЗ на СВ. Выборка заполнения раскопа осуществлялась по общепринятой методике.

При выборке первого и второго горизонтов в слабовыраженном культурном слое, представленном черным гумусом, нарушенном могильными ямами, обнаружены немногочисленные фрагменты керамики, датируемые эпохой ранней бронзы (в частности, некоторые из них можно отне сти к кротовской культуре), что позволило сделать вывод о многослойном характере памятника. Вероятно, на мысу, где при основании деревни было устроено кладбище, находилось поселение раннего времени, ныне практически полно стью уничтоженное рекой и погребальным комплексом.

Первые погребения были обнаружены на глубине 35–40 см от современной дневной поверхности. Плотно сть заполнения могильного поля погребениями очень большая, зачастую одна могильная яма прорезала другую. Практически все захоронения ориентированы по линии З – В или СЗ – ЮВ. Глубина детских погребений варьировалась от 35 до 160 см, взрослых – от 110 до 170 см. Несмотря на то, что исследуемая часть кладбища относится ко второй половине XIX – началу ХХ в., здесь тоже отсутствует единый стандарт глубины могил, как и на более ранних аналогичных памятниках. В частности, на могильнике комплекса Изюк I, находящего ся на восточном берегу Иртыша в 10 км к северу и относящегося к XVII–XVIII вв., глубина от современной дневной поверхно сти взрослых могил в среднем от 60 до 135 см, детских – от 20 до 95 см [Татауро-ва, 2010, с. 228–231]. Все могильные ямы, для которых удалось зафиксировать и описать границы, имеют овальную форму и вертикальные стенки, которые у части ям сужаются ко дну.

По типам погребальных конструкций могилы разделяются на захоронения в деревянных долбленых колодах (домовинах) и в гробах из досок, сбитых железными гвоздями. Из 34 захоронений 18 совершены в гробах (из них 8 взрослых), 16 – в колодах (из них 3 взрослых). Иногда в погребениях, залегающих на одном уровне вплотную друг к другу, гробы соседствовали с колодами.

Если проследить соотношения погребальных конструкций на русских памятниках более раннего времени, то на могильнике XVII–XVIII вв. Изюк I в 261 погребении было всего два гроба, одно детское захоронение в люльке, остальные 258 захоронений – в колодах [Там же, с. 56].

На втором городском кладбище Тобольска, датируемом XVII в., в колодах хоронили преимущественно детей, а для взрослых изготавливали гробы из досок [Балюнов, Данилов, 2013, с. 51–52]. На Преображенском кладбище XVII в. в Кузнецком остроге из 12 захоронений одно было сделано в гробу, остальные – в колодах [Ширин, 2011, с. 418–419]. На Горноправдинском некрополе второй половины XVIII – XIX в. зафиксированы в 29 случаях захоронения в колодах, 6 – в гробах [Зайцева, Кениг, 2014, с. 24].

По мнению И.А. Кремлевой, использование гробов «долбленых из колод» бытует до конца XIX в., да и то, только для детей [1999, с. 517]. В Приморском крае Ю.В. Аргудяева зафиксировала «домовину» из колоды кедра в 1973 г. [2000, с. 193]. Сбор Л.В. Татауровой этнографического материала в с. Евгащино и близлежащих деревнях показал, что использование долбленых колод для погребения практиковалось минимум до середины XX в. [Татаурова, 2010, с. 90–91].

Достоверно установить, чем руководствовались русские сибиряки при выборе типа погребальной конструкции, пока не представляется возможным.

По материалам могильника Евгащино IV, как и более ранних аналогичных памятников, внутреннее обустройство колод можно разделить на два типа: с подголовником в виде оставленного выше дна деревянного выступа у короткой стенки колоды в изголовье или без подголовника. В единичных случаях в гробах и в колодах встречается щепа, возможно положенная под тело умершего. В одном из гробов нижняя часть вместе с умершим была засыпана светло-серым суглинком, который на территории расположения памятника не фиксируется.

Подобная практика заполнения внутреннего пространства погребальных конструкций грунтом отмечена в материалах памятника Изюк I, где половина взрослых погребений внутри колоды засыпана землей; среди детских захоронений таких случаев меньше. В Изюке эта черта связывается с сезонными (зимними) погребениями [Там же, с. 197–246].

В шести захоронениях зафиксированы основания надмогильных конструкций – деревянных крестов. Они представлены фрагментами бревен диаметром 10–15 см, установленных вертикально в ногах умерших у восточной границы погребальных конструкций. В одном случае основание креста попало (или специально помещено) в глиняный сосуд (рис. 1).

Рис. 1. Группа детских захоронений с керамическими сосудами и остатками надмогильного креста. Могильник Ев-гащино IV, вид с севера. Фото Ф.С. Татаурова.

Умершие уложены вытянуто на спине, головой на запад (СЗ), руки согнуты в локтях и скрещены на поясе или груди.

Вещевой комплекс, обнаруженный в могилах, можно разделить на три основные группы: погребальная посуда, нательные кресты и элементы костюма (одежда, пуговицы).

Погребальная посуда обнаружена в 15 из 34 погребений – в 5 взрослых и 10 детских. Сосуды были поставлены в десяти случаях в изголовье, с правой стороны рядом с гробом, в двух случаях из-за высокой плотно сти могил установить, в ногах или в изголовье установлен сосуд, невозможно, в трех случаях сосуд (или его фрагмент) был поставлен в ногах, но также с правой стороны. Целые сосуды все поставлены на дно, в четырех случаях внутри были обнаружены мелкие угли, в одном – щепа. При этом стоит отметить, что большая часть из них была бытовой посудой и перед тем, как была опущена в могилу, использовалась по прямому назначению. В трех случаях в погребениях обнаружены только отдельные фрагменты. Типологический набор сосудов разнообразен: горшки, кринки, миски.

Традиция, связанная с опусканием в могилу глиняной посуды, в Сибири фиксируется с XIX в., в частности в Верхнем Приобье отмечается ее широкое распространение. Посуда с углями использовалась при окуривании умершего, его жилища и гроба до совершения похорон, потом сопровождала покойного до кладбища, использовалась при окуривании могилы и помещалась в могилу вместе с гробом в ногах или изголовье погребенного [Воробьев, 2001, с. 506]. По мнению исследователей, обряд постановки сосуда с углями в могилу в Сибири, скорее всего, связан с выходцами из Белоруссии, возможно с Русского Севера. Предполагается, что он восходит к обряду трупо сожжения и был связан с идеей заселения неба душами предков, идеей домашнего очага, переносимого в загробный мир [Воробьев, 2001, с. 508; Мамонтова, 2012, с. 92].

Жители одного из близлежащих к изучаемому памятнику сел, Такмыка, утверждают, что горшочки с углями в могилу опускались, чтобы «греть покойника», эта традиция сохранялась до недавнего времени.

Второй инвентарной группой стали нательные крестики. Обнаружены в 16 захоронениях из 34, причем только в детских. Девять из них относятся к типу 1 по типологии В.И. Молодина

Рис. 3. Погребальная прическа женщины из захоронения с платком. Могильник Евгащино IV. Фото Л.В. Та-тауровой.

Рис. 2. Захоронение женщины с шелковым платком. Могильник Евгащино IV, вид с севера. Фото Л.В. Татауровой.

[2007, с. 41–49, 63–65, 73, 78]. Остальные семь представляют типы 6 (подтип 1), 7 (подтип 2) и 8 (подтип 2).

Два крестика с памятника Евгащино IV не представлены в типологии В.И. Молодина, но имеют 654

аналогии в погребальных комплексах поселений Ананьино I и Изюк I (XVII–XVIII вв., Тарский и Большереченский р-ны Омской области) и выделены И.Д. Кромм в 13-й тип [Кромм, Бердников, 2012, с. 225]. Аналогичные экземпляры имеются в материалах Крестовоздвиженского некрополя Иркутска и, по мнению И.Д. Кромм и И.М. Бердникова, датируются второй половиной XIX в. [Там же, с. 224–25].

Сохранившиеся элементы костюма свидетельствуют об отсутствии у местных жителей в описываемый период практики изготовления специальной погребальной одежды. Имеющиеся в погребениях детали костюма можно отнести к праздничным: шелковый платок в одном из взрослых женских погребений (рис. 2), брюки из плотной ткани во взрослом мужском погребении, в детском – фрагменты рубашки яркой расцветки с пластмассовыми пуговицами. В двух захоронениях зафиксированы кожаные чирки – традиционная погребальная обувь русского населения Омского Прииртышья в XVII– XVIII вв. [Богомолов, Татаурова, 2014].

В двух взрослых женских захоронениях на черепе сохранились волосы, собранные в прическу – две косы, заплетенные с боков и уложенные «корзиночкой» (рис. 3). Такая форма погребальных причесок прослеживается как в погребальном обряде XVII–XVIII вв., так и в этнографических материалах [Татаурова, 2010, с. 182, рис. 56].

Выводы

Проведенное исследование выявило перспективность изучения погребальных комплексов XIX – начала ХХ в. для понимания процессов эволюции погребального обряда русского населения Западной Сибири. В частности, в Омском Прииртышье исследован ряд могильников XVII–XVIII вв., имеются этнографические описания кладбищ ныне существующих деревень, однако для XIX – начала ХХ в. научной информации по обозначенной проблематике практически нет.

В ходе работ удалось установить, что, как и в XVIII в., отсутствует стандарт глубины могилы, при этом продолжает соблюдаться ориентация захоронений по линии З – В. Судя по материалам могильника, традиция изготовления колод, или домовин, продолжала сохраняться минимум до 30– 40-х гг. ХХ в., причем использовались они наравне с гробами. Интересной представляется традиция применения по суды в погребальном обряде. Такая практика на русских кладбищах известна пока только по материалам Верхнего Приобья. Как представляется, это может стать темой отдельного исследования.