Первые земские соборы XVII века

После смерти Ивана Грозного, а затем «святоцаря» Федора на короткое время в России возобновилась деятельность Земских соборов, которые приобрели отныне функцию избрания («поставления») государей. Следующее представительное совещание такого рода, как установлено В.И.Корецким, состоялось уже в конце недолгого «державства» Бориса Годунова. (Поначалу видный историк считал, что сделавшись царем, бывший «изрядный правитель» к Земским соборам не прибегал [19. С. 228]. В представлении же Л.С.Адарчевой, между 1598 и 1613 гг. Земские соборы не созывались вовсе [3. С. 18]). Как узнаем благодаря одной разрядной книге, когда весной 1604 г. русские посланники князь Ф.П.Барятинский и дьяк Д.Бохин вернулись из Крыма «без дела» и возникла угроза татарского вторжения, 15 мая «на соборе» Борис Федорович, его сын Федор, весь освященный собор, бояре, приказные люди и дворяне приняли решение «хоть сейчас» выступить в поход против хана Казы-Гирея, собиравшегося «быть на … государевы украйны» [24. С. 41; 25. С. 298]. Из того обстоятельства, что царь Борис с наследником (формально соправителем) говорили «на соборе отцу своему и богомольцу Иеву, патриарху Московскому и всеа Руссии» [ср.: 4. С. 321; 17. С. 29, 32, 61, 72, 75, 95, 98, 224, 229; 21. Примеч. 627, 849; 42. С. 197, 201, 231], можно заключить, что это свидетельство относится к концу «самодержавства» прежнего конюшего. Участники собора (среди которых, судя по разрядной записи, отсутствовали представители посадского «мира») рассматривали и вопросы подготовки этого похода [61. С. 19; 65. С. 148—149, 383]. Вероятно, Земский собор был созван в спешке из-за угрозы нашествия Казы-Гирея, и дворяне, приглашенные на новое общегосударственное совещание, — это, очевидно, выборные, несшие службу в Москве, а не городовые, съехавшиеся из хотя бы нескольких уездов.

В следующем месяце, на взгляд Е.Н.Ардабацкого, был созван еще один Земский собор, но без «дворянства и посадских», утвердивший иные, чем действовавшие ранее, условия комплектования армии [7. С. 248]. Однако совещание такого же состава — с участием царя, его наследника, «святителей» и «синклита», даже без приказных людей [17. С. 72], состоялось и 3 мая 1601 г., и включать его в число Земских соборов не стоит [24. С. 41, 42; 25. С. 297]. (Мнение, будто в июне 1604 г., если следовать опубликованному В.Н.Татищевым документу, государь заседал с патриархом и освященным собором [65. С. 40], неточно). Совместные заседания освященного собора и Боярской думы, по наблюдению А.П.Павло-ва, в конце XVI в. происходили «довольно часто, были делом обычным» [35. С. 220. См. также: 15. С. 30; 16. С. 116—117; 17. С. 56, 58, 61—63, 75, ср. С. 32, 56, 79; 24. С. 93; 26. С. 241; 40. С. 38, 44, 81, 88, ср. С. 75; 42. С. 197; 46. С. 26—27, 140—141, 145; 47. С. 362, 378, 380, ср. С.517, 538, 539; 56. С. 36; 65. С. 125, 297, и др.].

Недавно В.Н.Козляков указал на обойденный вниманием предшествующих историков еще один такой собор, о котором, по мнению видного знатока «бунташного века», свидетельствует разрядная запись за середину — вторую половину апреля 1605 г. [23. С. 106, 108].

Оказывается, после смерти Бориса Годунова патриарх Иов «со всем собором вселенским, да бояре, и окольничие, и дворяне, и стольники, и князи, и дети боярские, и дьяки, и гости, и торговые люди, и все ратные и чорные люди всем Московским государством и городами, которые в Московской державе, опричь Чернигова и Путимля, нарекли на Московское государство государем царевича князя Федора Борисовича всеа Русии» [9. С. 133, 172, 199, 212; 18. С. 327; 21. Примеч. 304; 46. С. 224; 49. С. 91; ср. 8. Л. 122 об.; 34. Л. 755—755 об.]. (О возведении сына «Большого» Годунова [43. С. 140] на трон по благословению Иова с освященным собором всеми боярами, служилыми, жилецкими и черными людьми, или всем народом, 14 или 16 апреля 1605 г. [24. С. 150—151] сказано и во многих повествовательных источниках [33. Л. 470; 34. Л. 262 об.; 40. С. 64, ср. С. 35, 129; 41. С. 150; 42. С. 241; ср. 15. С. 85; 37. С. 372; 43. С. 142]). Процитированная разрядная запись перекликается с патриаршей грамотой, где читаем о всеобщей присяге Федору Борисовичу, получившему от отца благословение крестом, которым венчали на царство, и грамотой митрополита Ростовского Кирилла от 29 апреля 1605 г. в сольвычегодский Введенский монастырь, согласно которой москвичи «заодин» молили Марию Григорьевну царствовать по-прежнему и разрешить сыну стать государем, что царевич и «произволил» сделать [5. С. 87; 59. С. 189]. Как замечал С.М.Соловьев, «вероятно, хотели показать, что кроме благословения отцовского», Федор принял скипетр «вследствие единодушного желания и слезного моления народного». В патриаршей грамоте, по словам Н.И.Костомарова, «представлялось дело так, будто новый царь Федор Борисович избран на престол земским собором; в силу «этого вымышленного избрания требовалась присяга» вдове Бориса Годунова и ее детям [27. С. 131; 60. С. 564]. В глазах Р.Г.Скрынникова, если верить «святительским» посланиям и «разрядам», в наречении «благородного юноши» или «юноши пресветлого» [37. С. 378, 436] участвовали «все чины, обычно входившие в состав Земского собора», но в действительности возведению сына бывшего «державного» на трон не предшествовали ни «моления» этих чинов, ни шествия «всенародного множества», тем более, что не один год Федор Борисович считался соправителем отца, «государем царевичем» [55. С. 185; 58. С. 239].

В.Н.Козлякову же созыв Земского собора во второй половине (не позднее 29) апреля кажется несомненным, особенно потому, что в приведенной разрядной записи из числа городов, которые нарекли «блаженаго … и предобраго отрока» [14. С. 257; 37. С. 330] царем, исключены Чернигов и Путивль, подчинявшиеся тогда Лжедмитрию, и частично повторилась избирательная «модель» 1598 г. (на престол нового венценосца благословила мать вместо сестры, крест целовали Марии Григорьевне и ее детям). Впрочем, ученый признает, что «полноценный избирательный земский собор был подменен его видимостью» [23. С. 107]. Отметим, что в апреле 1605 г. сторону Самозванца держали и Кромы, Рыльск, Курск, Елец, Воронеж, Белгород, Оскол, Валуйки, Царев-Борисов, но о них в привлекшей внимание В.Н.Козлякова разрядной записи умалчивается. Эта запись, кстати, находит явную параллель в «разрядах», отражающих обстоятельства избрания на трон шурина «освятованного» Федора Ивановича [12. С. 172, 177—180; 46. С. 134; 48. С. 17; ср. 5. С. 14, 24, 35, 38, 54; 10. С. 338—340; 30. С. 126—127; 50. С. 312—315, 331; 51. С. 286— 287, 311, 374—375]. Как сообщал автор широко известной Летописной книги, когда неожиданно умер Борис Федорович, бояре «и весь народ обещание даша царице, да служат ей и сыну ее и возведут его на царьский престол вместо отца его». Судя по свидетельству автора той же повести о Смуте об избрании московским государем польского королевича Владислава (ему «народи» целовали крест и «обещание дали, да возведут его на царство»), речь шла лишь о присяге новым «мирообладателям». Кроме того, по словам француза Пьера Делавиля де Домбаль, «Федор Борисович был избран» на трон «только москвичами, без согласия всей земли» [29. С. 126; 37. С. 372, 402]. В окружной грамоте от 1 мая 1605 г. новый самодержец утверждал, что занял «все великие государства Российского царствия» по благословению отца. Михаил Федорович при своем вступлении на трон напоминал представителям Земского собора, что когда царем и великим князем «учинился» Федор Борисович, ему целовали крест, но при этом об избрании юного государя в отличие от «Большого» Годунова не говорилось [38. С. 234; 59. С. 188]. (Известны челобитные государыне Марии Григорьевне и царю Федору Борисовичу, которым, как и царевне Ксении, в апреле 1605 г. принесена была присяга [6. С. 437, 439, 441—443, 445; 65. С. 46—48, 55, 68, 70]. К тому же, как в феврале 1607 г. вспоминал Иов, все «целовали крест царю Борису и царице Марье и царевичу Федору, и на чем написали с великими клятвами утверженную грамоту» [5. С. 154, ср. С. 153]. (В.И.Ульяновский однажды почему-то указывает, что тогда «первопрестольного» патриарха уже не было в живых [65. С. 115, ср. С. 68, 75, 181—182, 186, 247, 391, 392]). «Второпрестольствовавшей» сыну с 1613 г. считали и его мать инокиню Марфу, а следом соправителем Михаила Федоровича стал вернувшийся из польского плена отец — митрополит Ростовский, затем патриарх Филарет, даже получивший, напомним, титул «великого государя» [15. С. 160, 161, 165—166]. Следует считаться и с мудрым предупреждением В.О.Ключевского, что «надобно отличать известие о факте от самого факта» [22. С. 320].

Итак, заключать, что вступление на трон Федора Борисовича (грядущую судьбу которого современники сравнивали с ужасной трагедией, «достойной стоять в одном ряду с Гамлетом» [67. С. 804]) сопровождалось Земским собором, хотя бы его инсценировкой, нет веских оснований.

Вопреки заключению десятков историков, включая Н.М.Карамзина и В.О.Ключевско-го, В.И.Ульяновский считает, что в конце июня 1606 г. знатнейших князей Шуйских предали суду не Земского собора, а, если верить Новому летописцу (далее — НЛ), многолюдного собрания, но «без полномочий всей земли», расширенного заседания Боярской думы, импровизированного собора, на котором отсутствовали представители провинции, что, как отмечалось еще М.А.Дьяконовым, является обязательным атрибутом Земского собора, да и трудно было обеспечить их присутствие в показательном суде над уличенными в «измене» «принцами крови» в короткий срок (лишь несколько дней). С точки зрения В.И.Ульяновского, на Земских соборах такие вопросы и не разбирались, их рассмотрение входило в компетенцию Боярской думы, приговор же Шуйским вынес царь, а не суд с участием простонародья. Лжедмитрий I, как думается исследователю, вряд ли мог выступать на этом «специальном собрании» с речью, да и решение Земского собора не отменялось (именно так случилось с «приговором» расширенного заседания Боярской думы и представителей слоев общества, поддерживавших нового царя) [64. С. 110—116, 164; 65. С. 166; ср. С. 227, 386]. В.И.Ульяновский, очевидно, забыл, что Иван IV выступал на соборе «примирения», а решение Земского собора 1566 г. не стало обязательным для правительства. Исследователь, кроме того, отмечал, что Лжедмитрий произнес речи при вступлении в Москву и при избрании патриарха Игнатия на освященном соборе [65. С. 155, 160, 162, 164, ср. С. 325, 349—351]. (Рассказ НЛ о соборном осуждении Шуйских можно сопоставить с обширной главой того же официального сочинения конца патриаршества Филарета о «деле» Романовых. При его рассмотрении, оказывается, на дворе у Иова собрали «всех людей», дабы продемонстрировать «корения», с помощью которых «Никитичи» хотели «извести» царскую семью, и тогда поднялся «многонародный шум», немало же бояр на «них аки зверие пыхаху и кричаху» [38. С. 53, ср. С. 49]. Однако на этом собрании никакое решение не принималось). Едва ли можно согласиться с В.И.Ульяновским, что в главе НЛ о воцарении Бориса Годунова речь идет и о Земском соборе, и о каком-то отличном от него собрании у патриарха. Исследователь не принял во внимание и известие «Повести, како отомсти» о том, что в ответ на разоблачения Василия Шуйского Лжедмитрий «умысли со единомысленни-ки своего лукаваго совета» и приказал казнить «великого» боярина [11. С. 247, ср. С. 242,

• 246,    249, 250]. Этот «совет» можно отождествить с тем собором, о котором сказано в НЛ, т.е. Земским, наделенным в отличие от предыдущих судебными функциями [37. С. 31].

Согласно официальной версии периода царствования Шуйского, он занял престол по всеобщему прошению, был «излюблен» «всею землею» [4. С. 103; 5. С. 101, 110; 11. С. 250—251; 24. С. 243; 30. Л. 404 об.; 50. С. 196, 325—326, 764—765; 56. С. 301, 308; 59. С. 209, и др.]. Эта версия встречается и в некоторых публицистических сочинениях начала «самодержавства» Михаила Федоровича [35. С. 346, 380, 382; 51. С. 264—265; ср. 22. С. 157]. В относящейся к тому же времени части Пискаревского летописца (далее — ПЛ) читаем, что после убийства «расстриги» «приговорили все бояре и дворяне, и дети боярские, и гости, и торговые люди» выбрать двух бояр, поставить их на Лобном месте и «спросити всего православнаго християнства и всего народу», и кого предпочтут, «тому быти на государьстве»; «всем народом» избрали В.И.Шуйского, а не Ф.И.Мстиславского [40. С. 211]. М.Н.Тихомиров принял эти строки за сообщение о Земском соборе. По словам видного историка, хотя собор 1606 г. «и отличается поспешностью и необычностью своих решений, он действовал, как и другие соборы: «приговорил», т.е. вынес решение, «приговор» [60. С. 70—71]. Такое суждение представляется нам сомнительным. Процитированное свидетельство ПЛ, подобно Р. Г. Скрынникову, можно признать тенденциозным [57. С. 41], да и согласно этому летописцу, ставшему широко известным в середине прошлого века, Михаила Федоровича единодушно избрали на царство «бесчисленным народом», «немного о сем» советовав, причем «паче всех казаки», без предварительного определения кандидатов [40. С. 219; ср. 35. С. 356, 420]. Версия ПЛ о провозглашении Шуйского самодержцем на Лобном месте явно противоречит и статье этого «драгоценного» (в оценках М.Н.Тихо-мирова и С.О.Шмидта) произведения об обстоятельствах воцарения Бориса Годунова. Известны многочисленные «приговоры», которые принимались государем с Боярской думой. Трудно судить, какое решение собора 1606 г., если он состоялся, показалось М.Н.Тихоми-рову необычным. Возможно, имелось в виду «крестоцелование» нового царя, но оно ведь не являлось соборным приговором. По словам П.В.Аврутина, «собрание, которому присягал Шуйский, вполне было в духе Земских Соборов», «состояло из представителей тех же сословий, что и Собор 1598 г.». Но следом тульский историк пишет, что знатного князя, возглавлявшего заговор против «расстриги», избрали на трон, «скорее всего, только представители московского посада и служилого дворянства», забывая про Боярскую думу, хотя бы ее часть [2. С. 237]. Кроме того, Шуйский присягал не какому-то собранию, а своим подданным. Большинство публицистов конца Смуты и времени «первого Романова» подчеркивало, что Шуйский оказался на троне «без избрания земскаго», без «общаго всеа Ру-сии градов людцкаго совета» или «всеа земля люди», «кроме воли всеа земля и сам царь поставися», т.е. сделался «самовенечником», лишь «малыми некими от царьских полат излюблен бысть царем», иначе говоря, «захватил престол, опираясь на малочисленную дворцовую клику» [5. С. 290, 357; 9. С. 188; 13. С. 100—102, 113, 152—153, ср. С. 91; 27. С. 128; 35. С. 446; 36. С. 234; 37. С. 69; 42. С. 123; 43. С. 265], и мысль об избрании царя Василия Земским собором, хотя бы импровизированным, «фиктивным» [19. С. 253; 37. С. 31, 32], следует отклонить [57. С. 41—45]. (Г.В.Абрамович то подобно Л.В.Черепнину считал, что Шуйского возвели на трон по решению расширенного заседания Боярской думы с участием представителей дворянства и купечества, то признавал царя Василия государем, как тогда выражались, «выкрикнутым» «на Красной площади небольшим кругом своих сторонников» [1. С. 134]).

Недавно было высказано мнение, что Земский собор состоялся в начале царствования Шуйского, поскольку тогда, как и в 1584 и 1598 гг., «лутчие» смоленские дворяне были вызваны в Москву [26. С. 175, ср. С. 171]. Но их (подобно выборным из Путивля, деятельно поддержавшему Лжедмитрия I) могли пригласить в столицу, чтобы известить правительство о нуждах служилых людей и обеспечить ему поддержку. К тому же при воцаре- нии Шуйского, как было прежде, в 1598 г., и потом, в 1613 г., не составлялась «Утверженная грамота» (далее — УГ). (В представлении Р.Г.Скрынникова сочинить ее Бориса Годунова побудило то обстоятельство, что он «не имел никаких прав на трон» [57. С. 43; ср. 56. С. 129, 130]. Видный историк, вероятно, забыл о том, что Борис являлся шурином «святопочившего» Федора Ивановича, став, как читаем в УГ, «богоизбранным цветом» «царского семени», и более десятилетия — «правителем непоколебимым», по определению составителей «Соборного определения» Земского собора 1598 г. Составление УГ того времени, да и в 1613 г., следует объяснять тем, что государь получал власть не по наследству, а избирался «всенародным множеством»).

Таким образом, накануне и в первые месяцы «разорения русского» соборная практика возрождается. Однако считать Земские соборы этого времени более представительными и полномочными, нежели тот, что избрал государем Бориса Годунова [56. С. 150], разумеется, опрометчиво.