Петроглифы цанъюанья в провинции Юньнань, Китай

На территории горной провинции Юньнань зафиксировано более 30 памятников наскального искусства [Му Цзиюань, 1993, с. 25–26], из которых самым известным является местонахождение Цанъюанья в Цанъюань-Васком автономном уезде, недалеко от границы с Мьянмой.

Писаницы Цанъюань состоят из 10 главных локусов на высоте от 989 до 1 759 м над ур. м., расположенных в районе деревень Мэншэн, Мэнлай, Нолян и Мэнцзяо, протяженностью с востока на запад ок. 20 км. В их составе выявлены 1 063 фигуры [Wu Yun et al., 2019, p. 107], выполненные в одной манере, что позволяет объединять локусы в единый памятник. Его часто определяют по названию уезда как писаницы Цанъюань. В 1990–2000-х гг. там открыли еще пять локусов (и девять – в смежных волостях) с аналогичными наскальными рисунками, но они недостаточно известны; все исследования в основном опираются на материалы первой десятки [Ян Баокан, Ван Цзюнь, 2007, с. 59]. Изображения выполнены краской, созданной, как показал спектральный анализ, на основе местного гематита; рядом с писаницами сохранились ямы, где этот минерал добывали представители народа ва,

Рис. 1. Цанъюаньская пирриха (название условное). Здесь и далее – фотографии взяты из свободного депозитария иллюстраций, подготовлены к печати А.И. Соловьевым по: [Цанъюаньядэ яньхуа, 2016].

Рис. 2. Писаница Цанъюанья, «ритуальный танец» (название условное).

Рис. 3. Писаница Цанъюанья, «дома на сваях» (название условное).

чтобы приготовить краску для ритуальной росписи «больших домов» (резиденций вождей), в которой они следовали образцам ближайшей наскальной живописи [Wang Ningsheng, 1985, p. 25]. В качестве связующего вещества использовалась бычья кровь. Цвет рисунков в разных локусах варьирует от красно-алого до темно-коричневого (рис. 1–4); но связано ли это с составом краски, возрастом, особенностями места – не ясно. Рисовали на скальных плоскостях на высоте от 1 до 8 м от поверхности, в основном пальцами, но иногда использовали кисти из растительных материалов. Назовем примерные размеры фигур по вертикали (поскольку в доступных нам иллюстрациях масштаб не указан) – от 4 до 30 см, но параметры большинства – примерно 10 см.

Обратившись к хронологии объекта, Ван Ниншэн [1985, с. 107–108] отметил сходные изображения сложного состава на рисунке локуса 5 и на бронзовом барабане из Шичжай-шань: свайный дом с птицами на крыше (вероятно, украшение конька) и рядом фигуры людей, которые с помощью песта и ступки размалывают зерно (рис. 5, 6 ). Бронзы Шич-жайшань (позднего этапа) относятся к культуре Дянь и датируются II–I вв. до н.э. [Мо-лодин и др., 2015]. Резными фигурками птиц

Рис. 4. Писаница Цанъюанья, «орнитоморфы» (название условное).

Рис. 5. Наскальная живопись разных локусов Цанъюанья. Коллаж подготовлен к печати А.И. Соловьевым по: [Wang Ningsheng, 1985; Чэнь Чжаофу, 2008]. Рисунки даны не в масштабе.

1 – «солнечный лучник», локус 7; 2 – «все пути ведут… – куда?», фрагмент рисунка, локус 2; 3 – «человек выбирается из пещеры», локус 6; 4 – «танцы со щитами» (?), локус 6; 5 – строители «гнезда», локус 5; 6 – «птицы на коньке крыши + размалывание зерна (?) в ступе», локус 5; 7 – «план поселения», локус 2.

у народа ва соседнего округа Симэн украшали дома вождей, потому что именно птицы, опустившиеся на крышу дома при выборе руководства общины, служили вышним указанием на избранника [Чэнь Е, 1999, с. 142]; впрочем, сходную роль птицы играли в легендах и ритуалах многих народов. Такие фигурки на коньке свайного дома встречаются только у ва и не известны у других этносов Юго-Западного Китая [Дуань Шилинь, 1997, с. 28]. Совпадение сложных сюжетов позволяет говорить о контактах двух культур и считать дату

Шичжайшань одним из хронологических реперов для датировки петроглифов. Также заслуживают внимания писаницы, найденные в соседнем уезде Юндэ, близкие цанъюаньскому комплексу по способу нанесения и стилю. В их составе появляются новые изображения – всадников и лошадей на выпасе [У Юнчан, 2003, с. 120]. Считается, что всадническая культура появляется на территории Юньнани благодаря царству Дянь [Деопик, 1979], поэтому появление темы всадничества в петроглифах, связанных с традицией Цанъюанья, может служить указанием на верхнюю границу датировки последнего.

Попытки связать писаницы с обнаруженными недалеко от них памятниками каменного века представляются не вполне корректными. Раскопки велись в основном в привходовых частях пещер, где нашли следы свайных жилищ, много керамики и каменных орудий; даты по радиокарбону – ок. 3 тыс. л.н. [Ян Баокан, 2002, с. 70–71]. Но хотя в инвентаре найдены фрагменты керамики, которые использовались как плошки для растирки краски из ме стного гематита, и куски спрессованного порошка этого минерала [У Юн-чан, 2003, с. 119], однозначных свидетельств того, что жители именно этих поселений создали петроглифы, не обнаружено.

Данные о нижней границе бытования петроглифов получены естественнонаучными методами. Так, из локуса 3 на радиоуглеродный анализ был отобран фрагмент сталактита, перекрывавшего рисунок; внутренний слой образца датирован 3030 ± ± 70 л.н., а внешний – 2300 ± 70 л.н. Из красителя локуса 5 были взяты многочисленные пробы для диатомового и споро-пыльцевого анализа; полученные даты соответствуют переходу от позднего этапа суббореальной эпохи к субатлантической, датированному 3500–2500 л.н. [Wu Yun et al., 2019, p. 110].

В роли вероятных создателей петроглифов Цанъюанья рассматривались предки двух наиболее многочисленных в данном регионе народов: тай ( дай ), язык которых относится к тайско-кадай-ской семье, и ва , принадлежащих к мон-кхмерской языковой общности. Последних считали наиболее вероятными создателями писаниц, поскольку, согласно письменным источникам, их предки – племена «всех пу » – проживали в данной местности уже в эпоху Шан-Инь (XV–XI вв. до н.э.), тогда как предки тайцев (одна из ветвей «всех юэ ») пришли на юго-запад Юньнани лишь в эпоху Средневековья [Дуань Шилинь, 1997, с. 30–32]. Это подтверждают лингвистические реконструкции, согласно которым народы языковой группы палаунг - ва «всегда обитали там же, где сейчас» [Яхонтов, 2006, с. 55].

У ме стных ва записаны легенда о происхождении петроглифов. Она повествует о том, что 3 тыс. лет тому назад дожди затопили всю область Васких гор, и Шанди отправил на Землю великана Айлуна, чтобы укротить стихию. У подножия гор он увидел спящую самку Черного дракона, которая тоже хотела помочь людям, высекала для них в скалах пещеры, но утомилась и легла отдохнуть. Ай-лун указал ей, где надо рыть, и помогал разбивать камни своим посохом. Вместе они пробили в скалах новое русло, по которому вода ушла в пещеру. Тем же путем удалилась под землю и дракайна. Через девять дней вода спала. Люди устроили жилища на вершинах гор, но наводнение смыло все их припасы, и они питались травой и корой деревьев. Когда Айлун собрался обратно, то люди с песнями и танцами пришли проводить его. Они преподнесли еду, которая у них была, т.е. листья и кору, и просили защитить будущий урожай зерна. Чтобы оставить память потомкам, Айлун на белом коне объехал 10 вершин и везде оставил изображения разных сторон жизни спасенных им людей. Для этого он отрезал часть указательного пальца на правой руке и рисовал на скалах кровью. Затем он поднялся на небо [Вэй Вашань, 2018].

Важно, что культурный герой жертвует людям свою кровь (метафора жизни); т.е. Айлун выступает в роли Прометея Васких гор. Насколько нам известно, легенда о происхождении петроглифов из крови героя зафиксирована только у ва и не известна другим народам.

Опять же, в данном регионе только ва проводят ритуалы, связанные с писаницами. В сухой сезон к расписным скалам приходят жители окрестных деревень, возжигают свечи и сервируют чайный стол разными кушаньями, имеющими благопоже-лательный смысл. После чего глава общины обращается к нарисованным «предкам», благодарит их за советы и обещает, что все присутствующие будут еще усерднее изучать «благую весть», нарисованную на скалах. Праздник сопровождается обязательными танцами [Чэнь Чжаофу, 2008, с. 56].

Многие фигуры писаниц изображены как бы в танцевальных позах, в которых китайские авторы видят сходство с современными танцами ва [Ван Шисюн, 1993, с. 64], включая конкретные обрядовые танцы («танцы со щитами» и т.п.) (см. рис. 1, 2). Однако такие воинственные пляски были и у других народов Юго-Восточной Азии; известен и классический вариант – античная пирриха . К тому же уровень воспроизведения рисунков не позволяет однозначно определить предметы в руках танцоров как щиты (см. рис. 5, 4 ).

Профессор Чэнь Чжаофу [б. г.] осуществил подборку материалов по свайным жилищам у народов Юньнани и Гуйчжоу (включая цанъюаньских ва ), на основании чего заключил, что многочисленные изображения таких построек на писаницах Цанъ-юанья (см. рис. 3) оставлены предками ва . Вывод вполне возможен, но как гипотеза, а не прямое доказательство. Приведем авторитетное мнение Я.В. Чеснова [1965] о том, что свайные постройки в Юго-Восточной Азии возникли в результате ландшафтно-климатических и хозяйственно-бытовых особенностей региона и не могут считаться этно-специфической чертой; к тому же они отмечены и в некоторых других местах.

Исследовательница Чэнь Е [1999] отметила многочисленные упоминания о птицах в фольклоре ва , чему в цанъюаньских петроглифах, по ее мнению, соответствовало частое появление орнитоморфов (см. рис. 4), которые могли воплощать мифологические образы, либо изображать шаманов в «птичьем» наряде, помогавшем взлететь в верхний мир. Отсюда она делает вывод о принадлежности писаниц народу ва и его предкам. Но вряд ли ее вывод можно считать доказанным, поскольку птицы как самые очевидные контактеры с небесами играют важную роль в мифологии практически всех народов планеты.

Все эти сопоставления выполнены в русле единого подхода: устанавливается сходство между отдельными рисунками писаниц и деталями в составе материальной или духовной культуры конкретного народа (иногда с привлечением сведений исторической этнографии), которое объявляется достаточным доказательством конкретной этнической атрибуции, что методологически неверно и может привести к серьезным ошибкам в интерпретации.

В данном случае, опираясь на весьма архаичные по структуре мифы, на ритуальное отношение к писаницам со стороны аборигенов, а также с учетом данных лингвистики создателями красочных панно Цанъюанья все-таки можно считать предков народа ва . Сведения по конкретным реалиям, взятые в совокупности, могут служить косвенным доказательством данного вывода.

Многие китайские ученые считают, что петроглифы довольно точно отражают повседневную жизнь народа, его хозяйственную деятельность и быт [Лю Юн, 2016]. Между тем такой вывод не столь очевиден. Для интерпретации рисунков на скалах важно определить, какой мир они отражают, земной или небесный. Провести различие бывает не просто, поскольку небесный мир конструировался создателями писаниц из вполне земных деталей.

Наиболее часто для толкований ансамбля Цанъ-юанья привлекался «план поселения» локуса 2 (см. рис. 5, 7 ) как наиболее насыщенный фигурами и смыслами. Так, Чэнь Чжаофу [б. г.] обратил особое внимание на структуру поселения, выделив три группы домов: «правильные», «искаженные» (развернутые по горизонтали) и перевернутые, которые связал с делением всех жителей на три экзогамных материнских рода. Однако далее, на той же странице, он выделил две группы домов по цвету: одна группа (включая «большой дом» в центре поселения) изображалась только контуром, другая (тоже со своим «большим домом») – полностью закрашенной. Вот тут деление на две фратрии вполне возможно, поскольку известны многочисленные примеры их противопоставления по контрастным цветам.

Впрочем, эти соображения не указывают однозначно на земную или небесную локализацию сюжета. К поселению с разных сторон проложены дороги, по которым движутся плотным строем люди и животные. Но куда же ведут omnes viae – в племенную резиденцию или в «чертог мертвых»? (рис. 5, 2 ). Идут ли они через знакомые Ваские горы или через «пространство мифа»? О такой возможности могут свидетельствовать безголовые фигуры, которые маршируют вместе с другими персонажами. Здесь можно усмотреть указание на ритуал, связанный с охотой за головами, которую практиковали этнографические ва [Fiskesjö, 2015, p. 499–503].

Свидетельством того, что изображения на скалах связаны, скорее, с ритуально-мифологическим, а не бытовым разделом культуры, могут служить мифологемы, выявленные на других локусах Цанъюанья. Так, в качестве мифологического сюжета трактуется композиция 5 в составе локуса 6. Считается, что на рисунке изображена пещера, из которой выбирается человек, чтобы присоединиться к стоящим вокруг соплеменникам (рис. 5, 3 ). В трактовке сцены ученые обратились к сказанию «Сыганли» о сотворении мира и людей. На языке ва «сыган» означает «пещера», а «ли» – «выбираться наружу». Ван Ниншэн [2008] приводит один из вариантов текста памятника, справедливо замечая, что нельзя считать связь между мифом и картинкой полностью доказанной. Такой сюжет встречается в мифах многих народов, поскольку пещера часто трактуется как женское лоно, а выход из него наружу – как символ рождения к новой жизни. Для доказательства связи рисунка на скалах с текстом предания («Сыганли») нужны совпадения в деталях, но их нет. К тому же «сыган» как «пещера» переводится в диалекте симэнских ва , тогда как у цанъюань-ских ва оно означает тыкву-горянку [Фу Айминь, Фань Чэнь, 2008]. Смысл предания не меняется, поскольку тыква-горлянка почиталась как женский символ в культуре многих этносов Восточной Азии, включая ва [Шэнь Сюцин, 2013], но в данном случае подробности имеют значение.

Можно упомянуть мифологему «отделения неба от земли», согласно которой небо поднимают ударами пестов, когда дробят в ступе зерно. Она широко распространена среди разных народов Юго-Восточной Азии (включая и Южный Китай), откуда ее заимствовали в африканские предания [Березкин, 2016, с. 26–27]. Судя по петроглифам Цанъю-ань, в которых часто изображают людей, толкущих что-то пестами в ступе, этот миф был известен их создателям.

Еще одна мифологема представлена на локусе 5 (рис. 5, 5) (а также 1 и 4). Предположительно там изображена построенная на дереве хижина, от которой вниз спускается лестница. Такие жилища, похожие на птичьи гнезда, по свидетельству письменных памятников Древнего Китая, строили люди в далеком прошлом [Чэнь Личжу, 2015]. Их создателем почитается культурный герой Ючао («Имеющий гнездо»); в поздних сочинениях ему приписывают также создание одежды из луба.

Среди множества персонажей удалось обнаружить явно мифологический образ: фигуру лучника на фоне солнечного диска (рис. 5, 1 ). Дуань Ши-линь [1984, с. 62] по этому поводу приводит легенду местных ва о том, как брат и сестра полюбили друг друга и, чтобы скрыть преступную любовь, бежали в горы. Небо и земля тогда были связаны между собой, поэтому брат взбежал на солнце и закрыл его руками и телом, а сестра взобралась на луну и закрыла половину своей юбкой. Мотивы инцеста, а также связи неба и земли указывают на архаичность сюжета. Однако китайский исследователь выводит за его рамки изображение лука (арбалета). Но лук является ключом к пониманию композиции, поскольку указывает на мифологему «стрельбы в лишние солнца» [Ван Ниншэн, 2008, с. 22]. В развитом виде она представлена в китайском предании о Стрелке И, но была широко распространена в мифах Пасифики и происходила, вероятно, из среды австроазиатских народов ЮгоВосточной Азии, включая Южный Китай [Комиссаров, Кудинова, 2012, с. 74–77].

Достоверная интерпретация наскальных рисунков требует опоры не на совпадение отдельных культурных элементов, которое часто носит общетипологический характер, а выделение устойчивых сложных сюжетов. Реалии, выбранные для сопоставления, должны быть не только необходимыми, но и достаточными для привязки наскальной живописи к конкретной мифологии, культуре, этносу, что позволит с большей вероятностью исключить случайные совпадения. Писаницы Цанъюанья – важнейший памятник наскального искусства Китая, который создавался на протяжении нескольких веков; наиболее вероятная датировка нижней границы – конец династии Шан (XI в. до н.э.), верхней – династия Западная Хань (II–I вв. до н.э.). Создателями рисунков в Цанъюанья, вероятно, были предки народа ва . Содержание писаниц делает их ценным источником по истории австроазиатских народов, в эпоху палеометалла занимавших обширные территории «к югу от Янцзы».

Работа подготовлена по проекту НИР № 0329-20190003 «Историко-культурные процессы в Сибири и на сопредельных территориях».