Пираты эгейского моря: морской разбой в восточном средиземноморье xv века

DOI:

Цитирование. Кущ Т. В. Пираты Эгейского моря: морской разбой в Восточном Средиземноморье XV века // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2019. – Т. 24, № 6. – С. 245–254. – DOI:

Введение. Восточное Средиземноморье, традиционная зона контактов Запада и Востока, стало в позднее Средневековье ареной борьбы различных сил за политическое и экономическое доминирование в регионе. Перемены в геополитической ситуации здесь начались в XIII в. после Четвертого крестового похода. Византийский «островной мир», как назвала Восточное Средиземноморье французская исследовательница Е. Мала-мут [23, p. 613], был бесповоротно разрушен. Византию, прежде господствовавшую в Эге-иде и удерживавшую единство ее морского пространства [21, p. 94], потеснили новые участники восточно-средиземноморской политики (крестоносцы, венецианцы, генуэзцы, каталонцы, тюрки). Появление же в начале XIV в. нового опасного игрока – османов – еще больше осложнило ситуацию. Происходивший между латинянами, ромеями и турками передел сфер политического и экономического влияния наносил удар по морским коммуникациям, обеспечивавшим не только циркуляцию товаров и людей, но и сообщение между отдельными частями тех государств, чьи владения были разбросаны по берегам Эгейского и Черного морей. В условиях постепенной перекройки политической карты региона, сопровождавшейся бесконечными войнами, столкновениями и конфликтами, морские коммуникации – эти артерии Средиземноморья, соединявшие Запад и Восток, оказались крайне уязвимы. Соперничество на морях латинян, греков и турок делало навигацию все более рискованной. К тому же море наводнили пираты, действия которых наносили удар по торговому судоходству и хозяйственной жизни приморских областей [13, p. 378]. Разгул морского разбоя в Восточном Средиземномо- рье XIII–XV вв. стал пусть не ключевым [25, p. 745], но одним из важнейших факторов, повлиявших на политическое и прежде всего экономическое развитие этого региона. Ограничившись XV в., рассмотрим пиратство и борьбу с ним в контексте политических перемен, протекавших в этой части Средиземноморья.

Методы. История средиземноморского пиратства в позднее Средневековье еще не написана, хотя интерес к этой теме историки проявляли. От внимания специалистов, занимавшихся торговыми связями Запада и Востока [5; 14], не могли ускользнуть случаи пиратских нападений, причинявшие вред коммерческим делам морских республик, для которых восточное направление имело первостепенное значение. Да и феномен пиратства не раз становился предметом рассмотрения в хронологическом и типологическом срезе [17; 18; 25; 7; 8; 9]. Результаты проведенных исследований, не исчерпавшие всей проблемы, служат хорошим фундаментом для дальнейшего изучения этого явления в компаративном ключе. Сведения, почерпнутые из постановлений венецианского Сената, кипрской и византийских хроник, исторических сочинений поздневизантийских авторов, а также записок европейских путешественников, позволяют оценить масштаб пиратства в Восточном Средиземноморье и его место в политическом процессе смены регионального лидера.

Анализ. К XV в. география распространения пиратства в регионе претерпела заметные изменения, обновились и методы борьбы с ним. В центре нашего внимания будет произошедшая в рассматриваемый период смена игроков – основных участников морского разбоя. На протяжении предыдущего, XIV столетия, на водных просторах Восточ- ного Средиземноморья пиратским промыслом занимались прежде всего выходцы из итальянских республик. Соперничавшие друг с другом Венеция и Генуя не гнушались прибегать к подобной форме борьбы в погоне за торговое преобладание в восточном регионе [15, p. 345–347]. Обе стороны использовали пиратство, чтобы нанести ущерб судам конкурента, идущим с Черного моря, Эгеиды, Леванта и малоазийского побережья, и поживиться за их счет. Целью морского разбоя республик были груженые товаром корабли соперников. Активность проявляли и каталонцы, обосновавшиеся во владениях герцога Афинского, вассала арагонской короны, который оказывал им всемерную поддержку. Скромное участие каталонцев в международной торговле компенсировалось размахом осуществлявшегося ими морского грабежа. И каталонские, и итальянские пираты зачастую находились под эгидой властей, которые открыто покровительствовали их нападениям и даже выдавали санкции на занятие корсарством. Менее активно действовали греческие пираты, на собственный страх и риск занимавшиеся этим промыслом. Их частная инициатива не имела поддержки у византийских властей, которые всегда стремились искоренить это явление в своих водах. Включались в морской разбой и выходцы из эгейских эмиратов, предпочитая, в отличие от европейцев, нападать на прибрежные территории, а не торговые суда.

К началу XV в. византийский морской разбой почти полностью сошел на нет. К этому времени империя, стоявшая на гране выживания, уже давно утратила свой флот [13, p. 377–378], да и частным лицам было не по карману содержать галеры. Даже для внутренней коммуникации и транспортировки товаров ромеи прибегали к услугам попутных итальянских судов. Не могла Византия обеспечить и защиту от пиратов своих уже немногочисленных владений на побережье, окончательно сдав позиции в регионе под давлением более сильных конкурентов. Выходцы из ма-лоазийских бейликов, которые на протяжении XIV в. часто разоряли Кикладские острова и Додеканес, тоже постепенно выходили из игры, поскольку их территории в конце XIV в. попали в зависимость от растущей Османской державы. Спорадическим разбоем продолжа- ли промышлять пираты с Кипра и Родоса. Первенствовали же в пиратском деле на протяжении XV в. генуэзцы, каталонцы и турки, зоны действия которых постепенно менялись.

Генуэзцы традиционно промышляли разбоем в Эгеиде и на Понте. Венецианские документы сохранили даже несколько имен особо отличившихся генуэзских пиратов, от разбоя которых страдали торговые суда республики Св. Марка. Один из них, человек знатного происхождения по имени Салагрузо ди Негро, орудуя в 1402–1405 гг. в Эгейском и Черном морях, даже сумел захватить в июне 1404 г. крепость Калата близ Варны, которую превратил в базу для нападения на торговые суда, и покинул ее только лишь год спустя, как сообщает Несебрская хроника [27, S. 215, Chr. 6; 24, S. 79]. Сенат Светлейшей 23 января 1405 г. направил в Геную парламентера, который должен был выразить возмущение действиями ее корсара Никколо да Монилья, нападавшего в водах Мани на венецианские суда, шедшие из Константинополя, и разграбившего три судна близ острова Чериго. Венеция, действуя в рамках принятых правил, намеревалась потребовать от генуэзских властей возмещения ущерба, причиненного их корсаром [28, vol. 2, № 1175]. Подобный протест против действий другого пирата Джованни Амброзио Спинолы, захватившего венецианские корабли близ Сапиенцы, а также галеры Корона и Модона, был направлен в Геную 11 октября 1420 года [28, vol. 2, № 1795]. Систематические нападения генуэзских корсаров на венецианские торговые суда вызывали активное противодействие Светлейшей – она методами дипломатии старалась привлечь к ответственности власти Генуи, направляла военные галеры на патрулирование вод, вооружала торговые караваны.

Однако в XV в. генуэзцы перенесли центр своей активности на Адриатику и в Ионическое море, не прекратив, однако, набегов на Эвбею (Негропонт) и грабежа судов в водах Хиоса и Лесбоса. Их основной добычей становились возвращавшиеся из Романии груженые суда извечного соперника – Венеции.

Каталонцы, получившие после изгнания Нерио Аччайуоли из Афинского герцогства поддержку арагонской династии Неаполя, в первые десятилетия XV в. неоднократно ата- ковали венецианские острова Архипелага, грабили у берегов Крита и Сирии суда, перевозившие латинских купцов и паломников, нападали на прибрежные города византийской Мореи. На фоне сворачивания торговой деятельности каталонцев в Эгеиде заметно возросла их пиратская активность. За каталонцами прочно закрепилась репутация морских разбойников. Это приводило к тому, что венецианцы и генуэзцы даже мирных каталонских купцов автоматически зачисляли в разбойники и подвергали соответствующим санкциям (конфискации имущества, эмбарго на товары) [12, c. 62]. Однако к середине столетия интерес каталонского пиратства стал смещаться в сторону Адриатики. У берегов о. Св. Мавры (Лефкада) каталонцы в 1430 г. захватили корабль, на котором находилось посольство к эпирскому правителю Карло Токко. Среди захваченных пассажиров судна оказался и Георгий Сфрандзи, позднее описавший дальнейшую судьбу пленников. Их сперва доставили на о. Кефалиния, где, вероятно, находилась пиратская база. Дальше пираты намеревались переправить их в Неаполь, но в итоге привезли в Кла-ренцу и там продали (скорее всего, отпустили за выкуп) [20, p. 48, § XXI, 1]. И все же каталонцы не покинули полностью Эгейское море, внушая страх жителям островов и судам с товарами из Романии. Еще в 1395 г. паломник Никколо да Мартони, посетивший многие острова Эгеиды, отмечал, что море в том районе кишит пиратами. Он постоянно жаловался на угрозу пиратских нападений и даже сам пострадал от каталонского разбоя [29, р. 38, 41]. Кириако Анконский, плывший в 1443 г. из Эвбеи в Константинополь, сообщал в своих путевых записках, что в Эгейском море все еще действовали каталонцы, и судно, которым он воспользовался для проезда в византийскую столицу, отправлялось как раз для борьбы с ними: «Тем временем 26 февраля после посещения Халкиды, величественного города Эвбеи в проливе Эврип, чтобы более безопасно плыть к вашему царственному городу, я сел в Эврипе на трирему, капитаном которой был прекрасный венецианец по имени Мафио Молин, и мы отправились в плавание – он, чтобы освободить Эгейское море от пиратов и опасных каталонцев, я – чтобы исследовать по пути священный Делос и другие острова Киклад, разбросанные по морю» [19, p. 9].

Более спокойной, особенно по сравнению с Эгеидой, со второй половины XIV в. была ситуация в Черном море, где курсировали торговые суда генуэзцев, венецианцев и греков Трапезунда. Здесь резко сократилось пиратство, что позволяло венецианским купцам, плававшим в Черное море караванами вооруженных галей «линии», не страховать товары [5, с. 175]. Впрочем, это не означало полного искоренения разбоя в этом регионе – источники фиксируют неоднократные случаи нападений, не имевших, правда, систематического характера и являвшихся нередко делом рук предприимчивых капитанов военных кораблей или непрофессиональных пиратов. В качестве иллюстрации приведем историю «вынужденного пиратства» Жоффруа де Туаси, отправившегося в Восточное Средиземноморье во главе бургундского отряда в составе небольшой эскадры на подмогу крестоносцам, выступившим против турок [6, с. 346]. Корабли, прибывшие в Константинополь в начале 1445 г., опоздали: битву при Варне западноевропейские рыцари уже проиграли. Испытывая материальные трудности, бургундцы по пути в Тра-пезунд, куда они отправились с посольством, занялись разбойным промыслом, сперва нападая на турок, позже – грабя всех без разбору. Так, они завладели двумя барками (одной с рыбой, другой с зерном), принадлежавшими итальянскому купцу Перчивале делла Порта [26, p. 205–214; 6, c. 346]. Захваченными во время морского разбоя рабынями де Туаси оплатил долг в 260 дукатов за содержание галей в Трапезунде. Войдя во вкус пиратской жизни, бургундцы двинулись на Кавказское побережье, но при попытке пограбить в порту Вати (Батум), принадлежавшему правителю Гурии и вассалу Трапезунда, де Туаси был пленен, но позже освобожден благодаря заступничеству Иоанна IV Великого Комнина. После освобождения де Туаси отправился в Азовское море, где обратил в рабство около 400 татар близ г. Копа и захватил суда генуэзцев и их компаньонов [6, c. 347]. По приказу консула Каффы генуэзцы конфисковали у крымских берегов захваченное де Туаси турецкое судно, которое вместе с товаром было продано в счет возмещения ущерба, нанесен- ного генуэзцам. Историю де Туаси едва ли можно назвать типичной, но она, безусловно, показательна.

В условиях неустойчивой политической ситуации в регионе, где сталкивались интересы различных игроков и фактически отсутствовал явный региональный лидер, пиратство порой становилось инструментом политической борьбы. Правитель Морейского деспота-та Константин Палеолог (будущий император Константин XI), захватив в 1428 г. Кларенцу, главный порт Ахейского княжества, своего политического соперника на Пелопоннесе, приказал разрушить стены, чтобы крепость не была прибежищем пиратов [16, p. 323; 5, c. 38]. Многочисленные островные правители (госпитальеры Родоса, Лузиньяны на Кипре, Джу-стиниани на Хиосе, Гаттилузи на Лесбосе), не имевшие ресурсов и возможностей для открытого противоборства, в тайне поощряли пиратство, наносившее ущерб их врагам. Так, Дорино I Гаттилузи использовал против Иоанна IV, императора Трапезунда, пирата генуэзского происхождения Джованни Фонтона, впрочем, без особого успеха [6, c. 304]. Открыто поддерживали корсарство кипрские Лузинья-ны [1, c. 214]. Историк Леонтий Махера свидетельствует, что на этом острове пираты могли пополнить свои запасы продовольствия и сбыть награбленное, прежде всего рабов [2, c. 428, § 661], чему потворствовал король Янус Лузиньян. Заключенным в 1408 г. миром с Египтом даже специально оговаривалось, что Янус не будет «позволять пиратам получать <что-либо на его острове или посылать пиратов> в Сирию. А если пираты пойдут, он не даст им ничего с Кипра. И никто не мог покупать захваченное» [2, c. 419, § 636]. Пираты, окопавшиеся на Кипре, вероятно, были каталонцами, у которых местное население охотно приобретало награбленное.

Крупным рынком сбыта пиратской добычи был Родос, находившийся на пересечении торговых путей и являвшийся одним из главных центров торговли «живым товаром» в Восточном Средиземноморье. Близкое же соседство с малоазийским побережьем вынуждало рыцарей Ордена госпитальеров опасаться военной угрозы со стороны турок. Этим можно объяснить и покровительство Великого магистра собственным корсарам, которым официально предоставлялось право заниматься каперством, и разрешение иностранным пиратам останавливаться в местных гаванях. Перо Тафур, оказавшийся в 1437 г. на острове, видел «несколько галей и фуст, принадлежавших корсарам арагонского короля» [10, гл. 47]. Кроме того, полиэтничность острова, где проживали греки и латиняне, давала пиратам возможность легко раствориться в местной среде. Попустительство пиратскому промыслу неоднократно вменяли в вину госпитальерам венецианцы, о чем свидетельствуют акты Сената республики Св. Марка. Так, в 1404 г. Сенат энергично протестовал против грабежей, совершенных экипажами родосских галей, и требовал возмещения ущерба, оцененного в 8 000 дукатов. 4 февраля 1453 г. Паоло Морозини, посол при великом магистре госпитальеров Родоса, заявил, что Светлейшая страдает от того, что рыцари оказывают помощь и предоставляют убежище пиратам, которые бороздят воды вокруг Крита и Архипелага [28, vol. 3, № 2907].

Но главные перемены произошли в деятельности османских морских разбойников, чье присутствие в регионе заметно выросло. В первые два десятилетия активность турецких пиратов разворачивалась на фоне политической дестабилизации, охватившей османское государство после поражения в 1402 г. в битве при Анкаре и начавшейся следом междоусобицы. В условиях внутренней сумятицы и паралича власти морской разбой стал для многих частных лиц способом поживиться за счет грабежа христианских территорий. Пиратские банды наводнили практически все Восточное Средиземноморье – в период 1402–1420 гг. они активно действовали около Сатталии [28, vol. 2, № 1322, 1751], Лероса [11, с. 27], Крита [28, vol. 2, № 1047], Негропонта [28, vol., 2, № 1256, 1597], Навплия [28, vol. 2, № 1326], Модона [28, vol. 2, № 1302], Тиноса [28, vol. 2, № 1424], Лепанто [28, vol. 2, № 1124, 1600], Корфу [28, vol. 2, № 1498]. Разбойники из турецкой Палатии (Милет) на небольшой галере разграбили в 1403 г. остров Лерос, увезя с собой скот и людей [11, с. 27]. По сообщению венецианских источников, турецкие пираты в 1406 г. разорили окрестности Монем-васии, через которую пролегал путь из итальянских республик в Константинополь и далее в Черное море, ставя под угрозу морское сообщение вокруг Пелопоннеса [28, vol. 2, № 1225]. Турецкие корсары активно проникали в Ионическое море и Адриатику. В 1402 г. турецкие фусты, базировавшиеся в Лепанто, нападали на венецианские суда, вынуждая купцов отказываться от плавания через Адриатику. Для восстановления безопасности в регионе венецианский Сенат отдал распоряжение капитану Гольфа (Адриатики) направить все корабли, находившиеся под его командованием, в погоню за турецкими пиратами [28, vol. 2, № 1124]. В 1408 г. невооруженные торговые корабли, направлявшиеся в Левант, вынуждены были делать долгую остановку в Короне, Модоне и Навплие – главных перевалочных базах на пути в Эгеиду, из-за постоянных угроз морских нападений со стороны турок и отсутствия у местных властей военных кораблей для сопровождения. На снаряжение нового галеота, который обеспечил бы безопасность прохода купеческих судов, выделил 500 дукатов некто Кассани, богатый еврей из Кандии [28, vol. 2, № 1326]. Постоянная угроза со стороны турецких пиратов вынуждала венецианские власти предпринимать усилия для борьбы с ними – вооружать галеры для защиты территорий и обеспечения охраны владений [28, vol. 3, № 2331], направлять небольшие эскадры в плавание вдоль побережья Адриатики и Эгеиды для охоты за турецкими пиратами [28, vol. 2, № 1124, 1423, 1498, 1597, 1643, 1854, 2186], отправлять для сопровождения торговых судов военные галеи [28, vol. 2, № 1302] или вооруженных арбалетчиков [28, vol. 2, № 1322]. Османские пираты представляли для региона одну из главных угроз.

После прихода к власти Мурада II, положившего конец междоусобным конфликтам, османское пиратство меняется – не по методам, а по целям. Пиратские рейды стали одним из способов экспансии и утверждения в регионе крепнущей османской державы. В постановлении венецианского Сената от 21 февраля 1456 г. говорилось, что турецкие фусты наводняют Архипелаг и наносят большой ущерб, в связи с чем отдано распоряжение патронам Арсенала подготовить три галеры, а начальству Крита снарядить еще три для защиты от их разбоя [28, vol. 3, № 3011]. Постоянные набеги турецких пиратов на Крит приводили к разорению местного населения, сокращению его численности и росту цен на сельскохозяйственную продукцию. Так, в 1462 г. из-за постоянных нападений пиратов на районы города Ситии сельская округа была полностью разорена, что привело к трехкратному росту цен на зерно [28, vol. 3, № 3162].

Турецкие же власти использовали борьбу с пиратством как способ укрепления своей власти на море и повод для захвата новых территорий. Готовя последний штурм Константинополя, султан вознамерился атаковать стоявшие в генуэзской гавани Галаты корабли под предлогом борьбы с пиратским разбоем, для которого они якобы прибыли. Генуэзцы попытались разубедить его, уверив, что это торговые суда и у него нет оснований наносить им вред. Ответ Мехмеда со всей очевидностью демонстрирует надуманность повода для нападения. Он безапелляционно заявил: «Это не торговые корабли, а пиратские, и прибыли они сюда не для торговли, а чтобы помочь императору, врагу нашему» [20, p. 402, § VI, 2; 4, с. 139].

Наиболее показательный пример использования борьбы с пиратством в качестве повода к войне и захвату – война Мехмеда II в 1462 г. против Никколо Гаттилузи, управлявшего островом Лесбос. Мехмед, утверждавший свою власть в регионе, планомерно устанавливал контроль над Эгейским регионом. Завоевание Лесбоса, лежавшего в непосредственной близости к анатолийскому побережью, было делом времени. Повод не пришлось выдумывать – с Лесбоса периодически совершались набеги на османские земли. Пираты, квартировавшие на острове, нападали и на другие территории [28, vol. 3, № 3108]. Так, постановление Венецианского Сената от 24 мая 1460 г. касается ситуации, сложившейся на островах Тинос и Миконос, откуда не поступали налоги на домашних животных, так как большая часть тех была похищена турками или лесбосскими пиратами. Султан обвинил правителя Лесбоса в укрывательстве пиратов и поощрении их деятельности, наносившей ущерб турецким владениям. Как пишет Лаоник Халкокондил, султан заявил, что правитель острова укрывает каталонских пиратов, торгует рабами, захваченными в плен в его землях, и получает от этого прибыль [22, p. 402, X, 3]. Показательно, что в пиратстве обвинялись не сами лесбос- цы, а каталонцы (Халкокондил называет их арагонцами). Виной островитян было их укрывательство и участие в торговле краденым товаром и рабами. Византийский историк также отмечает, что наряду с арагонцами «люди с островов Киклад также участвовали в разбое и грабили земли правителя (султана. – Т. К.), возвращались на Лесбос и распределяли рабов, отдавая ему (правителю. – Т. К.) немалую, действительно, значительную часть» [22, p. 402, X, 3]. Обвинив Никколо Гаттилузи в поощрении пиратства и заодно в убийстве его старшего брата Доменико, Мехмед II в августе 1462 г. осадил Лесбос, блокировав его 25 триремами и сотней мелких судов, на которых были доставлены пушки с 2 тыс. ядрами, и высадив на остров армию в 2 тыс. человек [22, p. 408, X, 7]. Условия мира, которые выдвинул султан, были отклонены местным правителем, после чего началась месячная осада Митилены, столицы острова. Часть пиратов, запертая в городе, также участвовала в обороне. В итоге Никколо Гаттилузи вынужден был капитулировать. В его уста историк вложил слова, обращенные к султану, которые подтверждают поддержку им пиратства: «О правитель, знай, что с тех пор, как я унаследовал управление этим островом, я никогда не нарушал клятв и никогда не укрывал рабов, что могут подтвердить местные жители в Азии: как только они попадали в плен, я возвращал их. И я делал это усердно, когда, завладев кем-то из оказавшихся вашими рабами, посылал их собственным хозяевам. Я поступал так, принимая пиратов, чтобы они не опустошали мои земли и не забирали награбленное. Я никогда не давал ни одному из них средства, чтобы нападали с моря на твои земли и наносили ущерб им» [22, p. 410–412, X, 10]. Султан устроил показательную расправу над тремя сотнями пиратов, захваченных в плен после взятия города: «он приказал увести пиратов, всего около трехсот, в одно из предместий, чтобы убить, разрезав тела пополам. Самым мучительным способом умерщвления, придуманным для врагов, было разрезать тело на две части. Рассечение делалось по диафрагме, из-за чего жертва долго мучилась перед кончиной» [22, p. 412, X, 11]. Искоренение пиратства становилась для Мехмеда средством закрепления своего присутствия в регионе.

На протяжении второй половины XV в. турки планомерно завоевывали Эгеиду – Фа-сос (1455 г.), Самофракию (1456), Имброс (1458), византийскую часть Пелопоннеса (1460), Лесбос (1462), Самос (1479), Лемнос (1479), Негропонт (1479). Османы вели борьбу и за другие островные государства (Родос, Хиос), подчинение которых станет делом следующего столетия. И хотя туркам не удалось в XV в. взять весь регион под полный контроль, они все же обеспечили себе доминирование в «островном мире» Эгеиды.

Выводы. Вакуум власти и связанное с этим соперничество различных политических сил в Восточном Средиземноморье XIII– XV вв. стали питательной средой для расцвета пиратского промысла. Морской разбой, в который были втянуты все участники восточно-средиземноморской политики, был и формой обогащения, и средством борьбы с конкурентами, и инструментом экспансии. Становление Pax turcica , происходившее на протяжении XV в., привело к постепенному сокращению пиратства и стабилизации морского сообщения в Эгеиде и на Понте, который, по замечанию Ф. Броделя, в XVI в. все больше закрывался для Запада [3, c. 155]. Основной же ареной разбоя становились теперь воды Адриатики, Кипрского и Левантийского морей, где продолжали активно действовать пираты всех мастей. И все же с утверждением турок в Эгеиде пиратство не было здесь полностью искоренено, поскольку в регионе продолжали существовать осколки владений крестоносцев, а значит, сохранялся и конфликт интересов (политических, экономических, религиозных), все участники которого не брезговали морским разбоем.