Пищевой код сравнительных конструкций (на материале любовных заговоров)

В текстах заговорной традиции в наибольшей степени сохранились древнейшие мифологические представления, которые, пусть иногда и в трансформированном виде, дошли до настоящего времени. Благодаря своей консервативности, заговоры дают большие возможности для вычленения конечного (исчерпывающего) состава выражений формульного характера. Поиск базовых, архетипических, моделей на материале подобных конструкций тем самым является основой для выявления манифестаций важнейших для национального сознания концептов.

Собственно лингвистический подход к описанию славянских (русских) заговоров, предполагая новые критерии к выбору материала исследования, может отличаться от пуристического направления, в соответствии с которым первостепенное значение имеет древность текста, его тождественность мировосприятию носителей традиционной духовной культуры. Как известно, даже своего рода «закрытость» заговоров не позволила им уже в своем «классическом» виде к XIX в. избежать некоторых трансформаций, обусловленных меняющимся миром. Несмотря на эволюцию, которую претерпели заговоры, функционирующие в настоящее время, важно то, что представители русской лингвокультуры искренне воспринимают их в качестве древних сакральных текстов, отражая тем самым свои представления о норме, о формульной составляющей заговора.

Стремление к описанию языковой картины мира, запечатленной в указанных текстах, является побудительным мотивом для выбора в качестве материала исследования тех собраний заговоров, составители которых репрезентируют их как часть традиционной народной культуры; при этом к анализу не привлекаются плоды индивидуального творчества отдельных авторов, имитирующих древнейшие тексты в псевдомифологическом духе. Заговорные тексты, явившиеся источником выборки сравнений с пищей, охватывают значительную территорию их функционирования, что позволяет обнаружить некоторые различия в заговорах европейской части России и ее областей за Уралом, в статье условно названного сибирским регионом.

Выявление концептов, зафиксированных в заговорах, правомерно начать с описания номинативного материала. Пищевой код, являясь своеобразным предметно-тематическим языком наиболее близкой человеку предметной сферы, широко используется в сравнительных конструкциях в качестве эталона сравнения - простого либо составного. Номинация пищи, представленная 17 лексемами, распределена по следующим лексико-семантическим группам: ЛСГ1 «Обобщенное обозначение пищи», ЛСГ2 «Питье», «ЛСГ3 «Выпечка», ЛСГ4 «Приправы», ЛСГ5 «Сладости».

Единицы ЛСГ1 (еда, милостыня) в качестве одного из компонентов составного объекта сравнения, кроме обобщенного наименования пищи, включают обозначение человека: живой человек, голод -ный человек, он. Основной моделью построения объектной части является модель «как без О2», отличающая и простой, и составной объект сравнения: «как без еды не живут» [1, с.408-409]; «Как не может человек без еды» [2, с.142], передавая таким образом идею ее неотъемлемости от человека.

Среди разновидностей напитков, включаемых в ЛСГ2 «Питье», отмечаются неравнозначные в семантическом отношении лексемы питье, вода, кипяток, пиво, молоко / помои, входящие в две оппози-тивные лексико-семантические парадигмы. Отличаясь по признаку ‛пригодность напитка в качестве пищи’, первая лексико-семантическая парадигма характеризуется гипонимической иерархией с лексемой питье в качестве гиперонима, которая может заменяться контекстным синонимом вода в сравнительных конструкциях европейского региона. Семантика воды как жидкости для питья в отличие от ее хозяйственно-бытового назначения ясно проявляется в контекстах, содержащих наименования других продуктов питания – хлеба и соли. Составной объект сравнения в данной ЛСГ неотделим от мира человека. Как и в предыдущей лексико-семантической группе, одним из компонентов объектной части выступает обозначение человека или общности людей: мне, он, все. Объектная часть сравнений в данной ЛСГ строятся по различным моделям, при этом ни одна из них не выделяется своей частотностью, превышающей 2 словоупотребления. Можно лишь отметить единичный пример следования модели «как О без О2», регулярной в сравнениях с обобщенным наименованием пищи, а также наличие конструкции «как О О3» - с компонентом в дательном падеже, характеризующемся, правда, различной грамматической и лексической семантикой: «Как ты, молоко, к утренней заре остынешь, парка не поднимешь» [1, с.476-477]; «Как к этому пиву все едут-собираются» [3, № 295, с.54]; «Как мне эти помои не нужны» [1, с.466б].

Преобладание составных эталонов сравнения, где помимо наименований напитков включаются лексемы с обозначением человека, а также вокативные конструкции при обращении к наименованиям напитков, подчеркивает близость данной предметной сферы человеку.

Объектом сравнения в ЛСГ «Выпечка» выступают лексические единицы, объединенные семой ‘выпечка’: хлеб, сухарь, блин, и лексема тесто, вступающая с ними в конверсивные отношения. Наибольшей частотностью отличается лексема хлеб, функционирующая также в составной номинации, обычной для русской культурной традиции - хлеб и соль : « Как не может жить свет белый без хлеба и соли» [4, с.362], «как хлеб да соль люди любят» [5, с.294]. Синтагматика объектной части характеризуется также ее дальнейшим расширением: «Как не могут жить без хлеба, без соли, без ключевой холодной во -душки всемирные православные крестьяне» [6, с.42]. Интересен факт территориального различия сравнений с хлебом, хоть он и не напрямую связан с собственно локальным: в сибирском регионе в качестве единственного эталона сравнения он столь же частотен, как и в сочетаниях с другими единицами тематической группы «Пища», в отличие от европейской части России, где преобладает указанная составная номинация.

Вокативные конструкции, термины кровного родства при обращении, уменьшительноласкательные суффиксы в обозначении выпечных изделий, наименования человека в составе объектной части сравнения – все это имеет знаковую функцию близости единиц данной ЛСГ человеку: «Как батюшка-хлебец, лучше тебя нету» [7, с. 237], «Как тесто ложится у сердца на месте» [8, с.22].

Составной объект сравнения построен в основном по модели «как О без О2» («как без О2»): « Как раб (имярек) не может жить без хлеба» (4, с. 366.), «Как без воды, без хлеба, без соли не могут жить» [9, с.131]. Среди других, единичных, моделей строения составного объекта можно обобщить сочетания с семантическим признаком ‛локус’ в значении местонахождения или пространственного перемещения с места (на место) «как О ргер.О2,4,5»: «Как тебя забывают в печи» [7, с. 237-238 ] , «Как хлеб с лопаты слетает» [3, с.53]; а также эталоны сравнения, обозначающие объект воздействия со стороны человека (модель «как О О4»): «Какя грызу и ем хлеб» [1, с.526], отмечаемые преимущественно в сибирском регионе.

Таким образом, эталоны сравнения, входящие в данную ЛСГ, воспринимаются важнейшими реалиями предметного мира, непосредственным образом соприкасающимися с человеком как единицы, составляющие с ним некое единство (выражаемое моделью «как О без О2»).

В ЛСГ «Приправы» входит лексема соль. Кроме примеров функционирования соли наряду с хлебом в качестве эталона сравнения соль также отмечается как единственный объект сравнения: «Белая соль в горах росла и в воде лежала. Как без тебя не могут ни жить, ни быть ни князья, ни бояре, ни во всем мире православном» [4, с. 366]. Основной моделью построения объектной части с солью в качестве эталона сравнения оказалась модель «как без О» с вариантом «как О без О2», что подчеркивает идею близости данной реалии сфере человека.

ЛСГ5 «Сладости» объединяет лексемы с семой ‘сладкое’: конфетка, мед: «Как конфетка сладка и приятна» [1, с.352]. Денотаты с указанной семантикой, используемые в качестве эталона сравнения, оказались наименее частотны в ТГ «Пища».

Несколько особняком находятся единичные примеры сравнения с пищей (яйцо, кость), не образовавшие лексико-семантических групп: «Будь , мое лицо, как белое круглое яйцо» [9, с.124]; «Как ты, ма-тище , кость грызешь» [1, с. 555].

Кроме указанных выше региональных различий в синтагматике объектной части с хлебом в качестве эталона сравнения сравнительные конструкции с пищей продемонстрировали разницу и в парадигматике. Так, сибирские заговоры отличаются большей степенью детализации предметной сферы и экспрессивностью номинаций, что выразилось в наличии дополнительных эталонов сравнения при обобщенном наименовании еды (милостыня), обозначениях питья (молоко, кипяток, помои), хлебных изделий (сухарь, блин). Различие обнаружилось также в выборе единиц, либо образующих ЛСГ: ЛСГ «Сладости» (сибир.), либо единичных объектов сравнения: яйцо (европ.), кость (сибир.).

Характерной для сравнений с пищей моделью строения объектной части явилась модель «как О без О2», где компоненты составного объекта сравнения именуют человека и продукты питания, отображая объективную необходимость пищи для человека. Продуктивность данной модели отразилась в частотности ее функционирования, а также в ее всеохватности, т.е. представленности практически во всех лексико-семантических группах, кроме ЛСГ «Сладости». Другими используемыми в отдельных ЛСГ моделями оказались модели «как О О4» и «как О prep.О2,4,5», встречаемые большей частью в сибирских заговорах Н.С. Степановой.

В сравнениях с пищей последовательно отражается ее значимость для человека, что находит выражение в наиболее продуктивной модели построения объекта сравнения, подчеркивающей ее необходимость для жизни; в представленности обозначений человека в качестве компонента составного образца сравнения; в особой оценочности наименований различных видов еды, ее олицетворения и тем самым вовлечения в ближайший человеку круг реалий предметного мира.

Большинство единиц, функционирующих в качестве признака сравнения, как правило, включаемого в объектную часть сравнительной конструкции любовного заговора, это неакциональные глаголы. Прежде всего, основанием сравнения выступают бытийные глаголы жить и быть , представленные в плане отрицательной модальности: «Как без хлеба и соли никакой человек ни быть, ни жить не может, так же бы раба Божия (имя рек) без меня, раба Божия (имя рек), не могла ни жить и ни быть» [10, с.113].

Важным с позиции субъекта заговора оказывается также признак сравнения, выраженный функ-тивными [11, с. 62] глаголами и глаголами изменения физического состояния (гореть, кипеть, топить -ся, плавиться, остыть, сохнуть). Тем самым важнейшим основанием сравнения предстает физическое состояние человека и его изменение, уподобляемые процессам, происходящим с конкретными видами еды и питья, - горению, кипению, остыванию, плавлению, засыханию: «как эта соль горит в огне» [12, с.38]; в плане выражения существует возможность лексического (морфемного) повтора - кипеть как ки-пяток, сохнуть как сухарь: «Сохни, мой милый, по мне, как этот сухарь на окне» [7, с. 213].

В качестве признака сравнения, отмечаемого в разных источниках, оказываются также глаголы речемыслительного действия думать, забыть. В соответствии с прагматикой заговора, направленного либо на развитие, либо на уничтожение чувства любви, любовь оказывается объектом ментальных действий, сопоставимых с деятельностью субъекта по забвению или постоянному размышлению о еде, свойственному голодному человеку: «Как голодный человек думает о еде» [1, с.428], «Как тебя забывают в печи» [7, с. 237-238].

Основанием сравнения оказываются и глаголы физиологического действия есть, жевать, грызть, вовлеченные в семантику оберега: «И как этот хлеб мы съедим, изжуем, так мы всякое зло изведем» [1, с.363а].

К небольшому количеству глаголов, входящих в ядро акциональности, в сравнениях любовных заговоров относятся глаголы движения и перемещения идти, ехать, лечь, слететь : « Как к этому пиву все едут-собираются, так бы ко мне, рабе Божьей, ехали-собирались» [3, с.54]; «Как этот блин со сковороды слетел, так чтоб и раб Божий (имя) от моей соперницы отлетел [1, c.466а].

К ядерным акциональным глаголам, функционирующим в любовных заговорах в качестве признака сравнения, относится глагол конкретного физического действия отрезать : « Как я этот кусок хлеба отрезаю » [1, с. 386б].

Таким образом, большую часть глагольной лексики, выступающей в качестве признака сравнения, представляют либо глаголы состояния, либо периферия акциональных глаголов.

Функцию основания сравнения выполняет также незначительное количество признаковых слов - имен прилагательных, наречий и единиц категории состояния - со значением характеристики предмета, действия, состояния, оценки: «Мое лицо круглое, как яйцо» [9, с.118]; «Как мне эти помои не нужны» [1, с.466б].

Рассматривая сочетаемость признаков сравнения с различными образцами сравнения, входящими в тематическую группу «Пища», можно отметить тот факт, что в большинстве случаев сравнительные обороты передают идею жизни или ее невозможности, что сравнимо с отсутствием у человека еды, хлеба, соли и питья (воды).

В свою очередь, всеобъемлющим характером отмечается ЛСГ «Выпечка», входящая в сочетания с разнообразными признаками сравнения. Кроме уже отмеченного значения бытийности единицы указанной лексико-семантической группы сравниваются на основании их физического изменения, физиологического действия, перемещения, конкретного физического действия и оценки, т.е. практически всех признаков сравнения, отмеченных в сравнительных оборотах данного массива любовных заговоров.

Если ЛСГ «Выпечка» связана со всеми типами признака сравнения, то другие ЛСГ более избирательны в этом отношении. По степени сочетаемости единиц ЛСГ с различными признаками сравнения наиболее близки указанной ЛСГ наименования питья. В качестве эталона сравнения они функционируют на основе бытийной, оценочной семантики признака сравнения и на его значении физического изменения и конечной точки движения. Обобщенная номинация пищи в качестве эталона сравнения основана на экзистенциональной и ментальной семантике признака сравнения, наименования приправ – экзистен-циональной и оценочной семантике, наименования сладостей – на значении физического изменения и оценки.

Сравнительные конструкции с пищей охватывают широкую сферу фольклорных представлений о формируемых с помощью магических текстов проявлениях любви (нелюбви) в каком-либо человеке. В соответствии с требованиями субъекта заговора создается определенная параметризация концептов любящего (нелюбящего) и любимого (нелюбимого) человека. Комплекс черт, характеризующих любящего и любимого (нелюбящего и нелюбимого), описывает человека с имманентно присущими или навязанными ему свойствами, а также, с другой стороны, представляет человека с позиций его окружения.

• •    Только любящего характеризует невозможность физического существования без субъекта заговора. Репрезентантами такого проявления концепта любящего человека выступают признаки сравнения не может жить (быть) , наименования объекта еда, хлеб, соль, питье, вода наряду с различными обозначениями человека как одного из компонентов составного объекта, построенные по модели «как О без О2»: как О не может жить (быть) без О2 .

• •    Охваченный страстью (любовью или злобой) человек понимается как существо, испытывающее или долженствующее испытывать определенные процессы в своем организме подобно физическим состояниям и изменениям различных видов пищи - гореть, кипеть, остывать, сохнуть, плавиться, как это свойственно кипятку, молоку, хлебным изделиям, соли, меду. Тем самым концепт любви находит здесь выражение как состояние или процесс физического преобразования человека, уподобляемого состоянию или изменению отдельных репрезентантов данной тематической группы. При этом вызываемое положительное страстное чувство любви описывается через все процессы изменения продуктов питания под воздействием высокой температуры либо прямо (горение, кипение, плавление), либо косвенно – через потерю влаги (высыхание), в то время как избавление от страсти (остывание) – результат понижения температуры.

Связь признака ‛сухой’ с температурой воздуха, превышающей среднюю, зафиксирована в языковой картине мира, в частности, в таких словах, как сохнуть ‘вянуть от солнечного жара’ [13, IV, с.410]; суховей ‘сухой горячий ветер’ [13, IV, с.600]. Также прослеживается эта связь в тематической группе «Пища»: всухомятку ‘не употребляя жидкой и горячей пищи’ [13, I, с.415]; то же в переносном значении о человеке: ‛лишенный душевной теплоты’ [14, с.812].

• •    Характерной для любящего и нелюбящего оказывается не только физиологическая, но и ментальная сфера, связанная с потребностью думать о предмете своей любви, как свойственно голодному думать о еде, либо как свойственно человеку забывать о ней. Репрезентантами речемыслительных действий при этом выступают обобщенные наименования пищи и хлебных изделий - еда и хлеб .

• •    Кроме описания свойств, присущих человеку как любящему индивиду, он рассматривается также со стороны. Соответствующий признакам любимого (нелюбимого) характеризуется как обычный объект привлечения (и отторжения) людей, подобно традиционным видам пищи и напитков. Это находит отражение в признаке сравнения, выраженном предикатами движения и перемещения идти, ехать, сле-теть и эталоне сравнения, обозначающем наименования пищи и исходные или конечные точки движения, либо обозначения человека и наименования пищи как предметного ориентира - тесто (на это ме-сто), (все) к пиву, хлеб (с лопаты), блин (со сковороды) .

Семантика притяжения (или отталкивания) находит выражение также в квалитативных и оценочных признаковых словах и предикативах как основании сравнения (круглый, белый, сладкий, приятный, невкусный и неприятный, жадно, лучше нет) в сочетании с нейтральным или экспрессивным (помои) обозначением вида пищи как компонента эталона сравнения.

• •    Любимый или не любимый кем-либо человек понимается также как объект своего рода нейтрализации нелюбви – зловредных действий, чувств и состояний относительно субъекта или объекта заго-

• вора; оба рода действия – как оберег, так и зловредные действия – сравнимы с предикатами физиологической семантики есть, жевать, грызть и глаголами конкретного физического действия с семантикой отделения – отрезать.

Таким образом, концепт любви, реализуемый в любовных заговорах сравнениями с пищей, представляет собой метафорическое осмысление этого чувства. Посредством сравнительных конструкций осуществляется актуализация метафор:

• нелюбовь – смерть (любимый – условие существования и жизненная необходимость для любящего);

• любовь – жар , повышенная температура (любящий – объект процессов горения, кипения, плавления, высыхания);

• любовь – устремление (любимый – объект притяжения);

любовь – дорога (любимый – конечная точка движения).

Идея Д.С.Лихачева о структурированности концептуального пространства: «концепты составляют разнообразные сферы, в совокупности создающие концептосферу национального языка» [15, с.282], может быть применима не только к национальному языку, но и к важнейшим сферам его бытования. В сравнениях с пищей концепт любви вбирает в себя концепты любящего (нелюбящего), любимого (нелюбимого), концепты любви и нелюбви и тем самым являет собой не единичный концепт, а один из аспектов определенным образом построенной в традиционной народной культуре концептосферы любовных заговоров.