Платоновская традиция в "The Plato papers" Питера Акройда

Книга современного английского писателя Питера Акройда, изданная на русском языке в переводе Л. Мотылева как «Повесть о Платоне», была опубликована в 2002 году в «Б.С.Г.-ПРЕСС». Это небольшое по объёму сочинение вызвало заметный интерес как текст, содержащий критическую оценку современного мира и в то же время обладающий несомненными художественными достоинствами. Примечательно, что сам автор также выделял именно этот текст из всех своих многочисленных произведений: «Я очень люблю свою книгу “Повесть о Платоне”, если вообще можно выделять любимую собственную книгу. Мне кажется, что она наименее понята» [5].

Текст повести обнаруживает такие типичные постмодернистские черты, как дискретность, гетерогенность, богатую аллюзивность и другие. В то же время «Повесть о Платоне» свидетельствует об известных сдвигах в творчестве постмодернистского автора, отказывающегося от представлений об окружающем мире как непознаваемом хаосе, и обнаруживает стремление писателя воссоздать модель истории, прогнозировать ход развития цивилизации. В «Повести о Платоне» П. Акройд предлагает нам перенестись в будущее, в 3700-й год н.э. Однако это не утопия и не антиутопия, а, скорее, опыт построения истории цивилизации, авторский миф, вполне согласующийся с процессом мифологизации культурного сознания в переходные эпохи. Постмодернистский автор, создавая свою конструкцию, опирается на уже имеющиеся мифологические построения. Модель истории цивилизации у Акройда, как это было и у античных авторов, например Гесиода (VII век до н.э.) и Овидия (I век до н.э. – начало I века н.э.), включает пять веков. В хронологическом отношении Акройд располагает их следующим образом:

• •    около 3 500 до н.э. – около 300 до н.э. – эпоха Орфея;

• •    около 300 до н.э. – около 1 500 н.э. – эпоха Апостолов;

• •    около 1 500 н.э. – около 2 300 н.э. – эпоха Крота;

• •    около 2 300 н.э. – около 3 400 н.э. – эпоха Чаромудрия;

• •    около 3 700 н.э. – текущее время, сегодня.

В этой космологической модели мировой истории можно выделить мифологическое время, сакральное – эпоху Орфея. В интерпретации Акройда, эпоха Орфея – это своего рода «золотой век» человечества, пронизанный лирической гармонией, нескончаемой метаморфозой форм: «Первую из эпох мы назвали эпохой Орфея; воистину то была весна нашего мира. То были дни, когда статуи, поддаваясь уговорам, оживали и сходили со своих пьедесталов, когда духи рек и ручьёв могли превращаться в деревья или поляны, когда из крови раненых героев в один миг вставали цветы. Даже боги то и дело становились лебедями или быками просто ради счастья преображения» [1, с. 1].

Орфея автор избрал символом этой эпохи, «волшебной поры», так как именно он, по замыслу автора, олицетворяет в высшей мере такие начала, как сила музыкальной гармонии, обладающая магической властью воздействия («мелодиями своими заставлял деревья танцевать, а горы говорить»), и сила любви. В изложении Акройда трагический исход нисхождения героя в Аид не лишил его дара музыки. Даже после смерти героя, вознесённого на небо, где его лютня преобразилась в созвездие Лиры, люди на земле ощущали музыку сфер. Освещение этой первой эпохи в истории человечества связывается с эпохой греческой античности, греческого мифологизма, вполне и определённо идеализируемого автором.

При освещении второго периода, эпохи Апостолов, тональность характеристики резко меняется и приобретает критическое звучание. Уже первая фраза описания эпохи Апостолов содержит вполне однозначную оценку: «Эпоха Апостолов была эпохой страданий и плача, когда сама земля считалась источником зла и все жившие на ней были осуждены как грешники» [1, с. 17].

Характеристика эпохи Апостолов содержит многочисленные аллюзии на Библию и на её доктрины (о первородном грехе, едином Боге и ангелах, Страшном суде, рае и аде и других), нередко заключающие в себе противоречия. Эти противоречия, как в учении, так и в реальной практике Церкви, и становятся, по мысли автора, основанием краха этой эпохи: «Утверждая, к примеру, такие ценности, как сочувствие и сострадание, она преследовала тех, кто не соглашался с её верховенством; она возвеличивала всемогущее божество, настаивая при этом, что всякая личность выбирает спасительный или гибельный путь. Эти парадоксы держались много веков, но, в конце концов, вера рухнула, уступив место иным, на вид более складным и правдоподобным, объяснениям, дававшимся в эпоху Крота» [1, с. 67]. В этой части «Повести» речь очевидным образом ведётся о средневековой христианской эпохе, заканчивающейся в XV веке.

Однако у современного читателя, конечно, наибольший интерес вызывает созданный в повести образ эпохи Крота, более сложный и развёрнутый, нежели уже представленные эпохи Орфея и Апостолов. Примечательно также, что изображение эпохи Крота, согласующейся с нашим временем, в повести претерпевает определённую эволюцию. Сначала эпоха Крота представлена «из будущего», четвёртого тысячелетия. Представляющий Академию этого периода персонаж по имени Платон создаёт образ эпохи Крота на основании дошедших до четвёртого тысячелетия «следов». Затем этот образ приобретает более углублённое и амбивалентное описание после путешествия Платона «во времени», когда философ-историк получает возможность непосредственно при- общиться к давно прошедшему времени, наблюдая людей эпохи Крота и их город. В изображении указанной эпохи Крота мы легко узнаём тревожащие нас явления современного мира.

Эпоха Крота представлена как эпоха прагматическая, эпоха потребительского общества, рациональная, исповедующая культ науки и самонадеянной веры в прогресс. Однако представленная наука сводится прежде всего к технократизации жизни. Автор создаёт образ богини Информации, которая становится своего рода идолом для населения эпохи Крота. Это служение находит выражение в образе паутин и сетей, опоясывающих мир. Однако наполнение коммуникативных каналов отмечено дегуманизацией. Для Платона, как человека будущего, становится мучительной загадкой, почему люди эпохи Крота «желали знать как можно больше о войнах и убийствах …у них в ходу были так называемые “газеты”, которые повествовали о наихудших событиях за тот или иной период … Как ни трудно нам это понять, им, по-видимому, просто приятно было читать о несчастьях других. В этом состоит главный принцип информации» [1, с. 34].

Критерий состояния души и проявления одухотворённой жизни, которую автор толкует как самопознание, сомнение на пути искания истины, становится в повести определяющим при оценке разных эпох. Что же касается эпохи Крота, то автор усматривает основанием её ущербности маниакальное сосредоточение людей эпохи Крота на проблемах половой жизни. Как свидетельство подобной одержимости Акройд приводит сохранившееся через тысячелетие сочинение Зигмунда Фродо. Имя Фрейда намеренно искажается автором, поскольку этого философа-психолога Акройд ассоциирует со словом fraud – ‘обманщик’ и представляет в облике комика, обладающего способностью говорить о нелепостях с абсолютно серьёзным лицом, используя в качестве своих доводов фразу «Мне сподручнее об этом судить!».

Также важной характеристикой людей эпохи Крота становится их глубинная зависимость от времени, в котором они неустанно торопились, дробя и механизируя своё существование: «для всего у них было отведено своё время – для еды, для сна, для работы. Запястье у каждого из них было окольцовано временем, которое, словно наручник, приковывало их к миру пещеры. Они существовали в мелких отрезках времени, в его фрагментах, постоянно предвосхищая и предвкушая завершение отрезка, как будто весь смысл деятельности заключался в её прекращении. Воистину время их было вездесущим. Оно гнало их вперёд» [1, с. 116–117].

Жанровое своеобразие текста Акройда состоит в его синтетической жанровой природе. В единое целое объединяются фрагменты с разной жанровой природой: диалог, словарь, рассказ о путешествии, лекция, картина судебного заседания и т.д. Так, существенным дополнением к характеристике эпохи Крота становится круг словарных статей, составленных по материалам свидетельств, якобы дошедших до четвёртого тысячелетия. Содержание понятий, по замыслу автора, должно было вскрывать противоречия либо абсурдность и нелепость явлений и понятий эпохи Крота. Например: