Поездка торгового атташе польского посольства А. Жмигродского в Сибирь и на Урал в 1934 г. в контексте развития советско-польских отношений

Российско-польские отношения неизменно являются предметом научных дискуссий как в России, так и в Польше. Это связано с непростой судьбой двух славянских государств, неоднозначной оценкой многих исторических событий. Особенно это касается периода 1930—1940-х гг. Кроме того, именно в начале 1930-х гг., как и в настоящее время, наше государство стояло перед необходимостью модернизации своей экономической системы. Это делает поднятую тему еще более актуальной.

Научная новизна статьи обусловлена тем, что большинству российских историков малоизвестно о поездке коммерческого торгового советника польского посольства в Москве А. Жмигродского на Урал и в Сибирь. Это связано с тем, что отчет написан на польском языке, хранится в Варшаве, в Архиве новых актов. Анализ отчета о поездке был бы интересен также и польским исследователям, так как доклады А. Жмигродского о коллективизации и стахановском движении хорошо известны польской историографии, в отличие от рассматриваемого документа [16; 17].

Причины поездки А. Жмигродского связаны с изменениями в советско-польских отношениях. В межвоенный период (1919—1939) они оставались непростыми по целому ряду причин. Во-первых, политические элиты двух стран принимали непосредственное участие в советско-польской войне 1920 г., что не могло не сказаться на проводимой ими политике [6, с. 272—276]. В связи с тем, что условия Рижского мира 1921 г. полностью не устраивали ни одну, ни другую сторону, как советские, так и польские власти опасались новых конфликтов, относились с явным недоверием друг к другу [11; 14].

Во-вторых, СССР в 1920-е — начале 1930-х гг. стремился к тесному сотрудничеству с Германией — «главным изгоем» Версальско-Вашингтонской системы международных отношений. Польша же ориентировалась, прежде всего, на страны — победительницы: Францию и Великобританию, не без участия которых было воссоздано независимое польское государство.

Однако события конца 1920-х — начала 1930-х гг. способствовали нормализации двухсторонних отношений. Несколько обстоятельств подталкивало советскую сторону к переговорам с поляками. Во-первых, внутри СССР в данный период происходил весьма болезненно процесс коллективизации (1929—1933 гг.), негативно сказавшийся на внутренней стабильности страны и устойчивости власти. Правительству необходимо было обеспечить безопасность внешних границ на время ее проведения. Начавшаяся во второй половине 1920-х гг. индустриализация также требовала нормализации и обеспечения дружественных отношений с соседями на время претворения в жизнь первых пятилеток.

Главную роль в улучшении советско-польских отношений сыграл внешнеполитический фактор. На выборах в Рейхстаг в 1930 г. национал-социалисты впервые получили значительное число голосов [4]. Кроме того, в 1931 г. на Дальнем Востоке японцы начали создание марионеточного государства Манчжоу-го, они вскоре вышли к советской границе на реке Амур. Сталинскому руководству необхо- димо было задуматься о поиске новых союзников. Улучшение отношений Советского Союза с великими державами шло через урегулирование основных спорных вопросов с Польшей.

Польская сторона также искала более тесных связей с восточным соседом. Недавно воссозданное государство искало легитимизации своего присутствия на международной арене, усиления своего статуса, что не могло быть достигнуто без предсказуемых и ровных отношений с соседями. Страна граничила с шестью государствами. Но только с Румынией имела по-настоящему дружественные отношения [1, с. 247—248]; [7, с. 259—260]. Кроме того, Варшава искала возможность более тесного экономического сотрудничества, видела потенциальный рынок сбыта своих товаров на востоке, что в условиях мирового экономического кризиса (1929—1933) было крайне актуально. Польша так же, как и СССР, негативно отнеслась к усилению в Германии позиций национал-социалистов.

По словам научного сотрудника Института истории Польской академии наук С. Грегоровича, именно Польша в августе 1931 г. «инициировала возобновление прерванных переговоров с СССР» [3, с. 235]. В результате десятимесячных переговоров 25 мая 1932 г. в г. Москве был заключен советско-польский договор о ненападении. Таким образом, начался трехлетний период сближения двух славянских государств (1933—1935).

Вслед за посещением Москвы польским уполномоченным, летом 1933 г. в Польшу выехал К. Радек, заведующий Бюро международной информации ЦК ВКП(б), с поручением продолжить переговоры с польской элитой [15, с. 159].

Стал развиваться и межгосударственный культурный диалог. «Польские дни в Москве» прошли осенью 1933 г. Были организованы концерты знаменитого польского композитора и пианиста К. Шимановского, оперной певицы Э. Бандровской-Турской. В Третьяковской галерее состоялась выставка современного польского искусства. Летчики польской эскадрильи присутствовали на параде 7 ноября на Красной площади.

Нормализации советско-польских отношений мешали не только некоторые европейские партнеры, но и различные инциденты, происходившие между двумя государствами. 21 октября 1933 г. украинский националист М. Лемык убил секретаря советского консульства во Львове А. Маилова. Примерно через месяц Москвой в одностороннем порядке был ликвидирован Совпольторг [5, с. 24—27]; [7, с. 283—285]. Кроме того, 26 января 1934 г. была подписана немецко-польская декларация, что вызвало неприкрытую тревогу советской стороны.

Однако сближение продолжилось. В день подписания немецко-польской декларации И. Сталин выступил с отчетным докладом перед XVII съездом ВКП(б), в котором дал высокую оценку советско-польским отношениям. Глава СССР отметил: «Дело прежде всего в том, что атмосфера, зараженная взаимным недоверием, начинает рассеиваться» [9, с. 87].

Изменения коснулись даже вопросов шпионажа в приграничных районах двух славянских государств.

Согласно документам польской контрразведки, в 1933 г. уменьшилось количество выявленных поляками советских разведчиков, по крайней мере, в районах Гродно и Люблина [19, c. 303—305]. Весной 1934 г. представительства двух государств в Москве и Варшаве были повышены до статуса полноценных посольств [7, с. 431—433].

В июле — августе 1934 г. состоялся ответный визит советских летчиков в Польшу. Кроме того, в польский порт Гдыню с дружественным визитом вошли советские военные корабли. Делегацию советских моряков возглавлял командующий Балтийским флотом Л. М. Галлер [7, с. 448].

Министр иностранных дел Польши Ю. Бек оценил 1934 год «как хороший, служащий укреплению нормальной и здоровой атмосферы на нашей восточной границе» [2, с. 42].

В этих условиях польскому послу в СССР Ю. Лукасевичу удалось организовать уникальную акцию — договориться о поездке Антония Жмигродского, польского торгового советника в 1927—1936 гг., в довольно отдаленные и закрытые для большинства иностранцев районы СССР. Он получил разрешение посетить Урал и в Сибирь [7, c. 662]; [13, c. 218].

Объясняя замысел поездки, польский атташе писал, что на востоке СССР растет «новый край великой экономической мощи, который не является ни фантазией, ни блефом, с каждым годом набирающий реалистичные формы и заставляющий обратить на себя пристальное внимание» [12, c. 5]. Дипломатам было известно, что XVI съезд ВКП(б) в 1930 г. одобрил резолюцию, по которой в качестве первоочередных задач в советской экономике был поставлен вопрос о развитии Урало-Кузнецкого комбината.

Путешествие должно было состояться на автомобиле, «чтобы как можно ближе познакомиться с жизнью осматриваемых районов». Однако этот проект был отклонен. В ответ советская сторона предложила совершить путешествие по железной дороге. А. Жмигродский вместе с «высоким начальником из народного комиссариата тяжелой промышленности товарищем Шварцманом» выехал из Москвы в Новосибирск 3 июня 1934 г.

Атташе так описывает атмосферу, в которой проходило путешествие: «Отношение ко мне со стороны местных властей было везде очень учтивым, причем на каждом шагу подчеркивалось, что эта поездка является выражением дружественного отношения к Польше и веры в такие же отношения с нашей стороны, в противном случае не было бы и мысли допустить меня к осмотру различных промышленных объектов» [12, c. 5].

В ходе пятинедельной поездки гость посетил Новосибирск, Прокопьевск, Сталинск (Новокузнецк), Мундыбаш, Тельбес, Омск, Свердловск, Челябинск, Магнитогорск и Нижний Тагил. Однако существовал запрет на осмотр химических (например, в Кемерово) и цинковых заводов (Белово) [12, c. 25].

По мнению иностранца, Транссиб «работал на пределе своих возможностей. По дороге осуществлялось нескончаемое движение в обоих направлениях, были видны следы аварий. На восток доставлялись железная руда, нефтепродукты, тракторы, автомобили, станки. Активно велось переселение людей в Сибирь. Обратно шли составы с углем, коксом, железнодорожными колесами [1, c. 6].

Иностранец писал, что в Сибири намного большая, чем в европейской части страны, финансовая свобода. Под особой «опекой» у советского руководства, по мнению поляка, находился город Новосибирск, где в то время строился «гигантский» театр. А. Жмигродский отмечал наплыв на сибирские стройки значительного числа молодежи, которая «растет и развивается вместе со своими предприятиями» [12, c. 7].

Одной из положительных черт развития инфраструктуры шахт Кузбасса поляк выделил относительно высокую механизацию производства. В то же время, он раскритиковал устаревшие технологии добычи угля и примитивную систему противопожарной безопасности, при том, что все конструкции, возведенные над шахтами, были из дерева. Он писал о том, что «…С осени 1931 г. до середины 1934 г. было добыто в Прокопьевске около 4,5 млн т угля. В то же самое время из-за пожаров утрачено 1,5—2 млн т». Также его удивил тот факт, что из 40 тыс. чел., работающих на горнодобывающих предприятиях г. Прокопьевска, 35 % составляли женщины [12, c. 26—27].

На Урале удручающее впечатление на поляка произвели жилые кварталы города Магнитогорска. Он отметил, что: «…Сейчас все население, насчитывающее 200 тыс. чел., живет на левом берегу в очень примитивных условиях. В настоящее время город из себя представляет хаотичное сборище совершенно разнородных зданий, от временных бараков до больших многоэтажных каменных домов... Построен без достаточного продумывания, шаблонно и до того дурно, что Орджоникидзе, когда его увидел, запретил называть его «соцгородом»...». Также дипломат заметил и экологическую проблему города [12, c. 45].

Самое большое впечатление на А. Жмигрод-ского произвел город Челябинск. Он записал, что «…Совершенно исключительное место среди всех промышленных объектов, увиденных мною в восточных районах СССР — ЧТЗ (Челябинский тракторный завод — А. Ч. ). Это полностью достроенный объект с технической точки зрения, то же самое можно сказать и о его жилых районах, которые затмили старый деревянный провинциальный Челябинск. На заводе внешне все отлажено как у хорошо функционирующего организма. Промышленная зона — настоящий город с заасфальтированными улицами и тротуарами. Скверы, клумбы с цветами, ряды молодых ухоженных деревьев, вазы. Все это прекрасно оттеняет огромные комплексы железобетонных промышленных зданий».

• А. Жмигродский далее отмечал — «…Челябин-ский завод производит совершенно исключительное впечатление. Он есть реальной материализацией тех обещаний, которыми уже несколько лет кормят рабочие массы в СССР. Естественно, и здесь присутствует брак в работе и погрешности, однако на общем фоне советской действительности ЧТЗ — это редкое явление. Все объясняется несомненно хо-

• рошим руководством завода, а также специальным назначением на случай войны. Завод будет производить танки, что и объясняет особую опеку над заводом со стороны советских властей» [12; c. 49].

В отчете дипломат констатировал, что вся территория от Урала до Саян «погружена в большую работу, результаты которой проявятся уже через несколько лет». А. Жмигродский с некоторым восхищением, что не было свойственно польским дипломатам в адрес СССР, отмечал что «…во многих пунктах моего пребывания еще четыре года назад были пустыри и маленькие отсталые поселения, теперь появились и работают большие промышленные предприятия… растут новые города» [12, s. 52].

Несмотря на «большое число ошибок, брака, халатности», с которой встречался гость в поездке, он дал оптимистичные выводы по вопросу развития советской индустрии в азиатской части СССР. Он писал о том, что «...если кто-то извне ему не помешает, он создаст на отсталых восточных окраинах России новый промышленно-аграрный край, который будет иметь значительный вес в жизни всего государства».

Известно, что свой отчет польский дипломат представил в виде доклада на консульском съезде в посольстве Республики Польша в Москве в октябре 1934 г. Доклад назывался «Экономическая реконструкция СССР» [2, c. 76].

Можно сделать вывод, что в начале 1930-х гг. наблюдалось явное сближение в советско-польских отношениях. Несмотря на закрытость советского государства от капиталистического окружения, польский атташе был допущен к поездке в «глубокий тыл» СССР, на промышленные предприятия Урала и Сибири, которые в случае войны должны были стать основой экономической мощи страны. После 1935 г. советско-польские отношения вернулись в свое обычное состояние недоверия и конфронтации [8, с. 10]. Поэтому путешествие А. Жмигродского на Урал и Сибирь напоминает нам не только о зигзагах в советско-польских отношениях, об уникальном случае межвоенного периода, но является важным и довольно объективным документом по истории социально-экономического развития азиатской части СССР эпохи индустриализации. В своем отчете автор подробно рассказал историю развития уральской и сибирской промышленности, собрал мнения ведущих советских инженеров, с которыми общался на предприятиях, выявил основные проблемы развития нового промышленного региона, дал подробную оценку заводам, фабрикам, городам, которые посетил. Сделал довольно точный прогноз развития Урало-кузнецкого комбината на вторую половину 1930-х гг.