Погребения с оружием кротовской культуры юга Западной Сибири (по материалам могильника Ростовка): гендерный аспект

Археологический памятник Ростовка, расположенный на левом берегу р. Омь, в непосредственной близости от Омска, был исследован в середине 60-х гг. прошлого столетия видным сибирским археологом В.И. Матющенко [Матющенко, Ложнико-ва, 1969]. Замечательные материалы памятника сразу привлекли внимание научной общественности, в результате он получил большую известность еще до полной публикации материалов, последовавшей только в 1988 г. [Матющенко, Синицына, 1988]. Изучение могильника продолжается и в настоящее время. Более полное понимание его значения пришло благодаря культурному атрибутированию его как памятника кротовской культуры [Молодин, Гришин, 2016, с. 353–356].

Тем не менее многолетнее исследование Ростов-ки не закрыло всех вопросов его изучения, одним из которых является явное несоответствие половозрастных показателей ряда погребенных и сопровождавшего их погребального инвентаря.

Источники и их характеристика

В могильнике Ростовка В.И. Матющенко выявил 38 могил. Еще одно погребение, найденное в 2012 г. при исследовании периферийных участков памятника, датируется эпохой поздней бронзы [Молодин и др., 2015, с. 317–318, рис. 1, 1 ]. Три погребения из общего числа (№ 3, 4 и 6) не имеют антропологических остатков и атрибутированы исследователями, проводившими раскопки, как могилы условно. Видимо, они являются ритуальными ямами, характерными для погребального обряда кротовской культуры. Это тем более вероятно, что погребение № 6 имеет полную аналогию по форме, характеру заполнения и составу инвентаря с захоронениями на могильнике Тартас-1 [Молодин, Дураков, Кобелева, 2016, с. 80–81, рис. 1].

Для 12 погребенных половозрастной со став определить не удало сь: в шести случаях умершие кремированы (погр. № 1, 19, 22, 35, 36, 37), в остальных это сделать помешала сохранность материала. В 15 могилах (погр. № 5, 7, 9, 13, 17, 18, 20, 23, 25–30, 34) захоронены мужчины, в двух – дети (погр. № 2, 32), два погребения (№ 8 и 21) – коллективные, в пяти могилах (№ 10, 14, 16, 24, 33) захоронены женщины (антропологические определения сделаны канд. биол. наук В.А. Дрёмовым).

Обращает на себя внимание значительная милитаризация оставившего могильник коллектива. Оружие присутствует в 19 погребениях, причем в девяти случаях (погр. № 5, 7, 9, 13, 17, 18, 23, 29, 34) это мужские могилы, в двух – разнополые кол- лективные (погр. № 8 и 21), в одном (погр. № 2) – детское и в четырех – женские (погр. № 10, 14, 24 и 33). Таким образом, с оружием захоронены 60 % мужчин и 80 % женщин. При этом следует отметить, что в могильнике есть мужские безын-вентарные погребения (№ 26, 28 и 30). Учитывая необычность такого распределения погребального инвентаря, особо остановимся на женских и детских захоронениях с оружием.

Погребение № 10 имело форму вытянутого прямоугольника, ориентированного по линии В – З. Его размеры 0,7 × 2 м, глубина – 0,3 м. Погребение потревожено. В могиле в беспорядке лежали кости женщины в возрасте ок. 20 лет. В западной части могилы найдены девять каменных наконечников стрел с прямым основанием, видимо, с женщиной был положен колчан [Матющенко, Синицына, 1988, с. 21–22, рис. 24, 1–7 ]. Такие наконечники широко встречаются в материалах кротовской культуры и, по классификации В.И. Молодина и А.Е. Гришина, относятся к I отделу [2016, с. 225–226, рис. 406].

Погребение № 14 имело форму неправильного овала, ориентированного по линии С – Ю. Размеры 0,85 × 1,7 м, глубина – 0,15 м. В юго-западном углу могилы найдены фрагменты черепа и нижняя челюсть женщины в возрасте 25–30 лет [Матю-щенко, Синицына, 1988, с. 23–24, рис. 28]. Рядом с ними лежало скопление углей и жженой земли. В южном углу могилы обнаружен каменный резец, ближе к центру – крупный отщеп. Вдоль восточной стенки располагался бронзовый кинжал в плохо сохранившихся кожаных ножнах. Кинжал имел сужающийся хвостовик, отделенный от клинка небольшим выступом, и лавролистное лезвие, усиленное ребром же стко сти в виде проходящего через его центр рельефного валика. Длина кинжала – 17,2 см, из них на хвостовик приходится 3,2 см. Длина клинка – 14 см, максимальная ширина – 3,6 см. По классификации Е.Н. Черных и С.В. Кузьминых, он относится к типу НК-16 [1989, с. 101–102, рис. 58, 6 ].

Погребение № 24 имело форму вытянутого прямоугольника с сильно скругленными углами. Длинной осью оно ориентировано по линии ЮВВ – СЗЗ. Размеры могильной ямы 0,7 × 2 м, глубина от уровня материка – 0,15 м. В заполнении встречены кусочки обожженной земли. В могиле погребена женщина в возрасте ок. 40 лет [Матющенко, Синицына, 1988, с. 31, 34, 36, рис. 42]. Захоронение потревожено, кости перемещены. В юго-западном углу найден плохо сохранившийся череп, в восточном – нижняя челюсть. Обломки бедренных костей, таза, берцовой кости и правой руки зафиксированы в центральной части могильной ямы. В этом же скоплении обнаружены бронзовый кинжал и долото. В восточной части могилы выявлен каменный наконечник стрелы с прямым основанием и обломок литейной формы для отливки копья сеймин-ско-турбинского типа. Найденный в могиле кинжал имел хвостовик с ромбообразным окончанием и двухлезвийный клинок подтреугольной формы. Его длина – 19,4 см, из них на лезвие приходится 13 см, на черенок – 6,4 см, максимальная ширина – 2,9 см. Е.Н. Черных и С.В. Кузьминых относят данное изделие к типу НК-16 [1989, с. 101–102, рис. 58, 1].

К мог. № 24 В.И. Матющенко относит скопление вещей, найденное в 0,3 м от ее восточного края и состоящее из двух бронзовых копий и кельта. Все предметы располагались остриями, воткнутыми в материк. Наиболее крупное копье – вильчатое с шипом у основания пера. Его длина – 40,8 см, при этом на втулку приходится 13,5 см, на перо – 27 см. Максимальная ширина пера – 8,5 см. Изделие имеет серьезные литейные дефекты: вся поверхность поражена газовыми раковинами, лопасти пера недолиты. Следы использования копья отсутствуют, по сути, это предназначенный к переработке брак, помещенный в приклад к могиле в качестве запаса металла. Второе копье – короткое и массивное, его длина равняется 20 см, из них на втулку приходится 5 см, на перо – 15 см. Ширина пера – 8,5 см. Кельт – одноушковый, сейминско-турбинского типа. Е.Н. Черных и С.В. Кузьминых относят подобные изделия к разряду К-32 [Там же, с. 63, рис. 23, 1 ]. Длина орудия – 14,5 см, ширина втулки – 4,2 см, ширина лезвия – 7,4 см. Отливка также имеет литейные дефекты: сквозные недоливы стенок, поверхность поражена многочисленными газовыми раковинами.

Погребение № 33 имело форму вытянутого прямоугольника, ориентированного длинной осью по линии ЮВВ – СЗЗ [Матющенко, Синицына, 1988, с. 46–47, рис. 61]. Заполнение могилы – темная углистая почва. Ее размеры 1,25 × 2 м, глубина – 0,25 м. Погребение потревожено, в анатомическом порядке сохранились только берцовые кости левой ноги. Захоронена женщина 20–25 лет, по всей видимости, в вытянутом положении на спине, головой на СЗ.

Несоответствие погребального инвентаря полу погребенной сразу бросается в глаза и уже отмечалось в литературе [Дрёмов, 1984, с. 16–17]. В северо-западной части могильной ямы обнаружено скопление из 51 пластины костяных лат, среди которых находился череп погребенной. В дно могилы был воткнут втульчатый наконечник копья сейминско-турбинского типа [Матющенко, Синицына, 1988, рис. 67, 1 ]. Его длина – 24,7 см, из них на втулку приходится 8,5 см, на перо – 17,2 см. Максимальная ширина пера наконечника – 7 см.

В заполнении могилы также найдены две золотые кольцеобразные височные подвески, два каменных наконечника стрелы и ко стяная рукоять ножа с тонким резным геометрическим орнаментом. У западной стенки обнаружена костяная проколка. В северо-западном углу в собранном состоянии лежали две створки каменной литейной формы для отливки круглого в сечении стержня. Подобные формы найдены на территории Сейминского могильника [Бадер, 1970, с. 123, рис. 63, 2–4 ]. Аналогии отливаемым в этих формах изделиям известны в материалах Турбинского могильника. О.Н. Бадер считал их заготовкой для дальнейшей перековки [1964, с. 87, рис. 83, Г ]. Глиняная форма для отливки такого стержня найдена и в Сибири, в поздне-кротовском погребении могильника Сопка-2 [Мо-лодин, 1985, рис. 28, 5 ].

Погребения вооруженных женщин из могильника Ростовка дополняет могила вооруженного ребенка [Матющенко, Синицына, 1988, с. 7–9, рис. 7]. Это погребение (№ 2) представляло собой выявленное на уровне материка скопление углей и жженой земли размером 0,85 × 1,05 м и мощно стью 0,1 м. В заполнении найдена каменная ножевидная пластина. На уровне дна обнаружен плохо сохранившийся череп и зубы ребенка 9–10 лет. Погребенный, видимо, лежал на спине. Под черепом находился кинжал с фигурным навершием в виде лыжника с лошадью. Данное изделие многократно опубликовано и, благодаря художественной выразительности скульптурной группы, широко известно. Помимо этого, в могиле найдено составное украшение из нефритовых бус бело-молочного и светло-зеленого цвета, бусин из лазурита, бронзовых кованых пронизок и зубов марала. Здесь же были медная фигурка птицы и нуклеус из горного хрусталя. Материал украшений этого погребения указывает на значительные по удаленности внешние торгово-обменные связи населения региона. Ближайшие источники происхождения нефрита и горного хрусталя находятся на Урале, лазурита – на территории современного Афганистана (Бадахшан).

Выводы

Таким образом, в большинстве женских погребений могильника Ростовка обнаружено оружие, причем в двух случаях (погр. № 24 и 33) присутствует весь комплекс вооружения, включающий оружие дальнего боя (наконечники стрел), длинное древковое оружие (копья и копья-алебарды), короткое древковое (кельты) и колюще-рубящее (кинжалы). Нетрудно заметить, что эти находки явно коррелируются с литейным оборудованием (формы или их обломки). Присутствие литейно-кузнечно- го инвентаря в женских и детских захоронениях для кротовской культуры не является уникальным явлением и прослежено на могильниках Сопка-2 и Тартас-1 [Молодин, Дураков, 2018, с. 34]. Видимо, литьем металла занимались все члены семьи, включая женщин и даже детей. Такая организация металлообрабатывающего производства известна из этнографических источников, она, например, зафиксирована у лохаров Восточного Раджахстана [Misra, 1975].

Сравнивая результаты анализа материалов памятника Ростовка и Сопка-2/4Б, В, следует отметить намного меньшую милитаризованность коллектива, погребенного на памятнике Сопка-2/4Б, В. Из 250 кротовских погребений этого могильника охотничье-оружейный инвентарь присутствует в 36 захоронениях, что составляет 14,4 %. Причем специализированное оружие (бронзовые наконечники стрел, кельт, кинжалы, наконечник дротика, каменная булава) найдены только в шести из них. В 15 случаях оружие присутствует в мужских могилах, в восьми – у мужчин в коллективных разнополых захоронениях, в трех – у детей и подростков, в о стальных случаях пол погребенных неопределим (антропологические определения сделаны канд. биол. наук В.А. Дрёмовым, д-ром ист. наук Т.А. Чикишевой и канд. ист. наук А.Р. Ким).

Мужской орудийный набор – каменные и костяные наконечники стрел, накладки на лук – присутствует в шести женских погребениях кротовского могильника Сопка-2/4Б, В. Например, в мог. № 44 (кург. 4, погр. 1) женщину 35–40 лет сопровождали накладка на лук и четыре костяных наконечника, а 14–15-летнюю женщину в захоронении № 65 (кург. 6, погр. 13) – колчан из 28 наконечников стрел [Молодин, Гришин, 2016, с. 41, 48–53, рис. 61, 78– 81]. Следует отметить и погр. № 464, т.к. здесь в захоронении женщины (30–40 лет) с ребенком находился не только наконечник стрелы, но и глиняная льячка со следами использования. Следовательно, и в могильнике Сопка-4Б, В прослеживается взаимное присутствие оружия и литейного оборудования в женских захоронениях. Подобная традиция сохраняется и в позднекротовское время. В материалах могильника Сопка-2/5 в погр. № 91 (кург. 14, мог. 2) вместе с черепом женщины 40–45 лет найдены литейные формы для изготовления стержня и наконечника дротика [Молодин, Гришин, 2019, с. 17, рис. 24, 25].

Таким образом, на территории могильников Ростовка, Сопка-2/4Б, В, Сопка-2/5 выявлен ряд погребений женщин, которых сопровождало оружие или предметы двойного охотничье-военного назначения. Причем в ряде могил фиксируются также остатки бронзолитейного оборудования (ли- тейные формы, льячка) и литейный брак. Кроме того, оба могильника (Ростовка и Сопка-2/4Б, В) содержали погребения вооруженных детей. При этом возраст детей (5 и 9–10 лет) исключал возможно сть применения ими оружия на практике. В некоторых случаях ребенок должен был иметь значительные затруднения при ношении оружия даже как статусной детали одежды. Например, длина массивного кинжала из погр. № 425 могильника Сопка-2/Б, В превышала половину роста похороненного в ней ребенка, соответственно, при ношении на поясе это оружие должно было острым концом волочиться по земле [Молодин, Гришин, 2016, с. 251–253].

По всей видимости, в кротовском обществе шел процесс формирования социальной дифференциации. Выделялись социально-экономические группы населения, вероятно, в виде отдельных кланов или других кровнородственных групп, все члены которых, независимо от пола и возраста, занимались определенными видами престижной деятельности (бронзолитейным производством, торговообменными операциями, отправлением культов) и параллельно были вовлечены в военную сферу. Наличие детских захоронений с оружием и бронзолитейным инвентарем указывает на то, что эта профессия и связанный с ней статус воина передавались по наследству.

Работа выполнена по проекту НИР № 0329-2019-0003 «Историко-культурные процессы в Сибири и на сопредельных территориях».