Поиск и обретение себя: Н. П. Огарев в контексте автобиографического повествования

Николай Платонович Огарев – яркая фигура своего времени, оставившая след в философии, литературном творчестве и, конечно, в истории страны и мордовского народа. И дело тут не только в приверженности идеям декабристов и участии в политических дебатах и проблемах России, он – человек времени, не побоявшийся изменений и реформ, распространения прогрессивных идей, закрепивший за собой некий образ бунтаря и вольнодумца, с одной стороны, а с другой – несомненно, идеолога демократического и просветительского пути развития страны. Он, как никто другой, с трепетом относился к проблемам своего народа и переживал за свою страну, поражая отношением к простому человеку, беспредельно возвышая его. Н. А. Добролюбов называл Огарева человеком будущего, перед которым сможет преклониться всякое поколение, действительно глубоко поняв, сколь гениальная и целостная личность оставляет свой след в истории страны [2, с. 72].

Николай Платонович прошел не простой путь, путь человека, находящегося в вечных поисках себя, смыла жизни. Он был разносторонней личностью, освещавшей в своем творчестве многие проблемы мира и жизни общества того времени [6]. Среди его работ важнейшее место занимает автобиографиче- ское произведение «Моя исповедь», где он рассматривает вопросы, заставлявшие находить причинно-следственные связи явлений жизни и некие символические моменты во многих событиях, связанных с его биографией, отразившиеся на литературном, научном и философском творчестве [4, с. 175–184].

Подобные автобиографические проблемы понимания жизни и экзистенциального смысла бытия можно обнаружить в работах многих мыслителей. Так, еще средневековый философ А. Августин в своей «Исповеди» с глубоким упованием на божественное озарение и необходимость наполнения им жизни благодарит Бога за судьбу и ее раскрытый смысл. Анализ собственной жизни в контексте биографического повествования проведен в произведениях Л. Н. Толстого, А. И. Герцена, жизнь и проблемы которых в некоторой степени пересекаются с проблемами, отраженными Огаревым в его произведении «Моя исповедь». Так, «Исповедь» – произведение Л. Н. Толстого, написанное в конце 70-х – начале 80-х XIX в., где автор повествует об истории собственного поиска смысла бытия от юношеского периода становления до жизни зрелой личности, глубоко познавшей мир в его сложности и противоречивости. Книга А. И. Герцена «Былое и думы» также написана в конце 70-х гг.

XIX в.: многие моменты произведения рассматриваются через совместное духовное становление двух личностей – автора и его ближайшего друга Николая Огарева, близких не только по кровному родству, но и по экзистенциальному поиску себя в этом мире, по основным установкам и миропониманию [1]. Фактически Н. П. Огарев в произведении «Моя исповедь» дополняет биографические портреты собственной жизни и жизни А. И. Герцена, данные самим Герценом в произведении «Былое и думы», где отдельные главы буквально посвящены Н. П. Огареву. Сам Огарев пишет так о дополнении произведения Герцена: «Все же, раз встретясь, наши жизни не могли не идти вместе; пусть же моя исповедь будет для твоего «Былого и дум» дополнением до двух прямых» [5, с. 318]. Также о своем произведении автор говорит что, это «не христианская исповедь, которая есть покаяние», а история «с точки зрения естествоиспытателя» [5, с. 302].

Таким образом, через события своего детства и юношеских увлечений Н. П. Огарев рассматривает и свой дальнейший путь, где он уже не мальчик и юноша, а личность, идеи которой – идеи человека, способного к серьезным действиям, к внедрению многих новаторских идей и просветительских проектов на благо страны. В этом произведении мыслитель отражает основные аспекты развития себя как духовно-физического существа, сопоставляя факты своей биографии с ее основными будущими важнейшими событиями, вехами для глубинного понимания смысла собственного бытия, проникнутые искренностью изложения.

Начинает свой автобиографический анализ Н. П. Огарев с описания собственной наследственной природы, поскольку в ней он видит задатки дальнейшей политикофилософской и творческой деятельности. Автор говорит, что обладал отменным физическим здоровьем, по всей видимости, имея ввиду то, что бесконечные болезни не сломили его в детстве и юности. В этом он явно усматривает условия развития своего жизненного пути. С некоторой иронией он описывает сходство с отцом: «Я потому настаиваю на моем сходстве с отцом, что я в жизни развил его слабые стороны до уродливости. Я потому настаиваю на серьезном из- учении физиологической наследственности, что природа – пуще Иеговы – карает не только в седьмом поколении, но гораздо дальше». Возможно по этой причине, утверждает автор, во внешней покорности, формируемой от некоторой деспотичности отца, он развивался как внутренний бунтарь. Описывая собственное наследие, Огарев еще раз подчеркивает и свою приверженность идеям предшествия природы появлению человека с его сознанием. В своих произведениях он отражает неразрывную связь индивидуального и общественного в анализе различных экономико-политических процессов страны, а сложность отношений в собственной семье переносит и на всю атмосферу и жизненный уклад России того времени, когда царивший тяжелый дух отношений подчиненных и начальствующих особ рождал подобное состояние в обществе – «жизнь развивалась украдкой» [5, с. 304].

Продолжая говорить о своем становлении, Огарев пишет, что еще в детстве нуждался в любви и опеке, чтобы «как бы приютиться под чье-нибудь крыло и чтоб кто-нибудь меня любил и я бы кого любил как-то особенно». В истоках любовных переживаний детства Н. П. Огарев видит дуализм любви, который прошел у него через всю жизнь, «проводя разом крайность очень милого, а может, и пошлого романтизма с крайностью дико пошлого цинизма», что, как утверждает он в обоих направлениях, довело до художественности [4, с. 305]. Автор, удивляясь противоречивым сторонам собственного личностного становления, пишет в автобиографии, что религиозность и платоническая любовь, а также болезненные данные осложняли развитие сильного и деятельного человека, но при этом на вопрос «Что разовьется на первом плане: сила мысли, романтизм сердца или плотское сластолюбие?» отвечает: «Ничего на первом плане, вся жизнь пройдет в порывах по всем направлениям» [5, с. 308].

Знакомство с идеями декабристов у Н. П. Огарева происходит еще в отрочестве. По его убеждению, 1825 год имел для России важнейшее значение [3]. Огромное влияние это событие произвело на подрастающее поколение того времени, к которому принадлежал сам мыслитель. В дальнейшем он напишет и о так называемой злобе, воодушевлявшей на некие решительные шаги и действия, которые Н. П. Огарев будет совершать в течение всей своей жизни во имя правды, во имя страны и ее народа, которая являлась «не как единый властный деятель, а как противодействие пошлой мягкости моего характера вообще. Не будь способности к этой злобе, вызванной обыкновенно после великого долготерпения, мои тряпичные свойства совсем бы меня уничтожили. Злоба сколько-нибудь уравновешивала их, от этого она вам была не видна, а я ее слишком хорошо и горько знаю». «Злоба» как внутреннее движущее начало, а не «злоба» как определяющее качество юной души – именно такой смысл вложит Огарев в это сложное понятие в своем произведении [5, с. 313].

Дружба в жизни Н. П. Огарева в период отрочества заняла особое место, поскольку друзей и людей, которые бы его интересовали и которых бы он уважал в этом возрасте, на самом деле было немного. В своей «Исповеди» автор подчеркивает, что через общение и дружбу с ними он определит для себя и истинный, глубинный смысл дружбы, воспринимая ее суть через духовное и природное начало человека, о чем в дальнейшем он напишет: «...помимо научных, политических и умственных симпатий, дружба – так же, как и любовь к женщине – явление нервно-физиологическое, состоящее под условием движения ведомых и неведомых в науке элементов» [5, с. 314].

Еще в отрочестве Огарев начинает увлекаться и запрещенной поэзией Пушкина, Рылеева, определяя ее роль в своей жизни, утверждая, что таким образом «…нравствен-ное воспитание действительно началось». Известно, что Рылеев оставил серьезный литературный и образно-символический след в жизни и биографии Огарева. Интересуясь поэтическим творчеством Шиллера на уроках немецкого языка, в Н. П. Огарев проникается его философскими идеями: «Струна философско-гражданского поэтического настроения зазвучала. Звук ее совпадал со звуком современной запрещенной русской литературы». Более всего мыслитель увлекается философскими письмами Шиллера: «Шиллер для меня был всем – моей философией, моей гражданственностью, моей Поэзией». В процессе дальнейшего постижения поэзии

Огарев все больше и больше приобщается к философскому знанию, ищет истину или смысл поэтических творений, в чем, как он утверждает, «подготовилось одно – потребность философского знания» [5, с. 318].

Вольнодумство, идейное проникновение свободой, необходимость которой прослеживается в работах как его важнейшее жизненное начало, он принимает от чиновника до мозга костей, учителя немецкого языка Аллера, удивляясь этому сам: «Каким образом он сделался главной пружиной моего вольнодумства, он, чиновник в душе, в приемах… а ведь могут быть существа, у которых мысль с поэзией и жизнь идут как параллельные линии, никогда не встречаясь, но сосуществуя в одно время. Может, и Аллер принадлежал к таким людям». Впоследствии Огарев задается вопросами, связанными с противоречиями между влиянием фатальной предопределенности на судьбу человека и свободы воли. На все эти вопросы, которые возникали у него еще в отрочестве и юности, мыслитель найдет в будущем ответы в философии. Для Огарева свободное развитие личности предопределяет прогресс всего человечества. Именно свободе посвятит он не только философское теоретизирование, но и практические деяния, которые буквально наполнят смыслом его жизнь [4, с. 318].

Завершая анализ периода отрочества в своем автобиографическом произведении, Н. П. Огарев делает выводы: «Таким образом, я подхожу к второму периоду моего отрочества. Я приношу в него совсем подготовленную канву слабостей и стремлений: немного окрепшее тело, но все же вялое, робость перед отцом, затаенную злобу, скрытность в хороших и дурных поступках, уже вызывавшую меня на ложь, слишком уродливо развитую чувственность, немного усиленную склонность к романтической любви, сильную потребность нежной и горячей дружбы, смутные стремления к знанию, поэзии и гражданской свободе». Вся его дальнейшая сложная политико-философская, научная и творческая деятельность подготовлена именно ранним периодом становления его как личности неординарной, способной к решительным действиям, хотя, как говорит Огарев о себе, эти черты пока скрыты в его образе [5, с. 318].

Особое место в творческом, политическом и судьбоносном смысле занимала в биографии Н. П. Огарева встреча с А. И. Герценом. 14 февраля 1826 г. – день, ставший для этих великих людей началом их дружбы, которую они сохранили на всю жизнь. Сам Огарев в «Моей исповеди» акцентирует внимание на этой встрече, и вероятнее всего, считает ее отправной точкой на научно-философском и, разумеется, политическом пути. А. И. Герцену посвящены многие строки его произведений, писем и философских трактатов. Многие идеи воодушевляют юношей на подвиги во имя страны и ее народа [5, с. 334].

Завершает свою биографическую ленту жизни Н. П. Огарев описанием своих первых порывов влюбленного пылкого юноши. Юношеская любовь к женщине позволила ему и в дальнейшем быть искренним и трепетным человеком, пронесшим это нежное чувство через всю свою жизнь; женщины играли лишь роковые роли в его судьбе, оставляя в ней весьма противоречивый след. Мыслитель пишет лишь о том, как он отправляется в это сложное и в то же время волнительное любовное путешествие: «В саду, у реки, на скамейке под высокою липою сидел я с нею. Солнце заходило за поляной так ясно, река была такая светлая, лес такой пахучий... Я держал ее за руку, голова моя лежала на ее плече, мы оба плакали от полноты счастья...» [5, с. 323]. Именно этот многозначительный монолог Огарева заставляет нас понять суть любовных скитаний, поисков гармонии любви и мироощущения, что так сложно смогло раскрыться в его не простом биографическом пути и найти отклик в его философии, литературе – в его замечательных стихах и поэмах.

От собственной физической природы до воспитания – все охватит в «Моей исповеди» Огарев и всему найдет объяснение. Если внимательно рассматривать весь последовательно излагаемый им материл собственной жизни, то легко можно обнаружить наличие в его идеях прямой зависимости между природой человека и его судьбой, условиями воспитания и результатами в его поступках, выбором целей и способами их реализации. Эти идеи, разумеется, отражены и в других его произведениях, для него вообще подобные истоки есть некие условия дальнейшего «вызревания» и взросления человека. Продолжая раскрывать их в дальнейшем творчестве, Огарев не забывает убеждать себя, что в мире есть сложные причинно-следственные связи между многими явлениями и событиями. Эта диалектическая привязка абсолютно четко и видимо раскрывается им через собственный биографический портрет в работе «Моя исповедь».