Положение национальных меньшинств (украинцев и белорусов) в Польше в первой половине 1920-х гг. (по материалам Архива внешней политики РФ)

Krasnodar, Russia, ,

входивших в состав СССР до его распада. Анализ событий, которые предшествовали ярко выраженной дискриминации по национальному признаку, поможет оценить ситуацию в изучаемый период и найти решение для предотвращения подобного в будущем.

В современной историографии ученые уделяли внимание положению национальных меньшинств и вопросам сохранения национальной идентичности в Польше (Вишиванюк, 2014; Гаври-люк, 2013; Маркелов, 2017; Ольховский, 2014; Banaszkiewicz, 2020), однако исследование положения национальных меньшинств (украинцев и белорусов), в частности попыток ликвидации их национальной идентичности и способов борьбы за свое право на сохранение родного языка и культуры, на «восточных кресах» в первой половине 1920-х гг. проведено не было.

Методология исследования представлена принципом историзма, историко-сравнительным методом, системным подходом, хронологическим методом. Источниковую базу составили документы Архива внешней политики Российской Федерации (АВП РФ) – референтура по Польше, а также Конституция Польши 1921 г., Версальский и Рижский мирные договоры.

После подписания Рижского мирного договора1 между Советской Россией и Польской Республикой в 1921 г. в состав Польши вошли территории Западной Украины и Западной Белоруссии со всем проживающим там населением, которое в одночасье стало национальным меньшинством в новой стране. Хотя Версальский мирный договор де-юре гарантировал их положение (ст. 93)2, однако де-факто это не всегда соответствовало истине.

В соответствии с данными переписи населения Польши, на «восточных кресах» зафиксировано порядка 33 % поляков (Зарубежная русская школа…, 1924: 231), но фактически на территориях Западной Украины и Западной Белоруссии проживало всего около 20 % этнических поля-ков3. Согласно Версальскому мирному договору и Конституции, правовой статус национальных меньшинств закреплялся и гарантировался юридически, как и согласно закону «О языке государственной и местной администрации» от 26 сентября 1922 г. или законам о «восточных кресах»4, что не соответствовало действительности. В частности, это выражалось в запрещении белорусского языка, закрытии школ с преподаванием на белорусском языке, запрете общественных организаций, кооперативов, что противоречило ст. 109–111 Конституции Польши5. Кроме того, национальные богатства Западной Белоруссии расхищались и продавались, например в 1924– 1929 гг. производилась вырубка и продажа лесов Беловежской пущи английской компанией Тhe Century European Timber Corporation6. Помимо этого, активно реализовывалась политика обезземеливания коренного населения в Западной Белоруссии, конфискованные земли передавались полякам, а система налогообложения для представителей национальных меньшинств была выше, чем для этнических поляков. Было распространено и превышение полномочий местной администрации в отношении представителей национальных меньшинств – аресты без предъявления обвинений, пытки, издевательства. Поэтому белорусское население вынуждено было либо эмигрировать в СССР, где положение национальных меньшинств существенно отличалось от положения в Польше, либо браться за оружие и идти в партизанские отряды для защиты своей национальной идентичности и культуры. Однако польское правительство приравнивало партизанские отряды к бандитам и наказывало по всей строгости того времени7. В подобной ситуации находились и этнические украинцы.

Другой способ принудительной полонизации коренного населения «восточных кресов» – закрытие национальных белорусских и украинских школ и преследование православия, например закрытие прихода или превращение его в конюшню. Любое неповиновение представителей национального меньшинства пресекалось правительством, все попытки белорусских крестьян открыть национальные школы наказывались путем конфискации земель, лугов или увеличения податей5. Так, в 1925 г. почитаемый местными жителями Жировецкий монастырь закрыли только за то, что настоятель архимандрит Тихон посмел возразить против автокефалии церкви в Польше, а сам он за эти слова был выслан из страны6.

Тяжелым положение было и у украинцев, проживающих на «восточных кресах», поэтому в поисках лучшей жизни они вынуждены были эмигрировать в Северную Америку и Канаду7. Например, гуцулы (этногруппа украинцев, проживающая в горной части Галиции) отправлялись в Канаду, где трудясь зарабатывали гроши, но в итоге снова возвращались, поскольку не могли жить без гор. Кроме того, в финансовом плане их положение в Канаде мало отличалось от жизни в Польше. В горах гуцулам не требовалось много в продовольственном плане, рацион питания был скромным и состоял, как правило, из брынзы и ячменя8. Однако, осознавая свое тяжелое положение, гуцулы приняли решение о переселении на территорию РСФСР, где положение национальных меньшинств кардинально отличалось от такового в Польше и Канаде. В частности, советское правительство приняло решение, что переселение гуцулов в 1926 г. на территорию РСФСР (Кубани, Причерноморья, Северного Кавказа) «совершенно невозможно ввиду недостаточной обеспеченностью землей местного населения, в особенности на Северном Кавказе»9. Кроме того, гуцулы просили советское правительство оказать им материальную и денежную помощь при переезде, но в этом вопросе им также было отказано по указанной причине. Тем не менее, принимая во внимание просьбу о переселении, советское правительство предложило гуцулам переселяться за свой счет (из расчета 96 р. на каждый желаемый гектар земли) и небольшими группами для организации сельскохозяйственных предприятий (коммун, артелей, переселенческих товариществ и т. д.). Для этого необходимо было написать заявление, которое рассматривалось специальной комиссией для вынесения решения о районе РСФСР, где переселенцам будет предоставлен земельный участок. В то время как в Польше национальные меньшинства всегда уступали этническим полякам в правах, в том числе на владение или получение земли1. Об этом свидетельствует тот факт, что к 1926 г. польским военным переселенцам было передано 500 000 га наиболее плодородных украинских земель2.

Однако на этом процесс «подчинения» национальных меньшинств, проживавших на «восточных кресах», не останавливался, польская полиция лишала их представителей личности, которую заменяли на специальный номер, используемый для идентификации, наподобие системы в фашистских концлагерях смерти (Piper, 2009), с той разницей, что его не татуировали на теле. Кроме того, сама система присуждения номера отличалась от фашистской: она состояла из трех частей – номера документа, номера дома, в котором проживал человек, и номера самого человека3.

Уже в 1926 г. польское правительство начало понимать, что принудительное «ополячивание» населения может привести к открытому вооруженному противостоянию (конфликту) на «восточных кресах», тем более представители национальных меньшинств открыто стали выражать недовольство странами Антанты, которые самостоятельно определи судьбу жителей «восточных кресов», тем самым лишив украинцев и белорусов права на самоопределение (например, жителям Верхней Силезии в соответствии со ст. 87 Версальского мирного договора было дано право на самоопределение4). Поэтому была несколько изменена процедура «ополячивания»: было решено действовать более мягко, чтобы не провоцировать еще большее недовольство населения на восточных границах, в частности постепенно «уничтожать» национальную идентичность. Для этого в ноябре 1926 г. Министерство просвещения разослало циркуляр попечителям Виленского, Белостокского, Полесского и Волынского воеводств, в котором отмечалась необходимость насаждения польской культуры и воспитания молодежи в соответствии с польской культурой только на фоне «уважения» (мнимого) к их национальной идентичности, поэтому нужно, чтобы преподавательский состав был хорошо знаком с национальным языком5.

Причина кардинальной смены политики польского правительства заключалась в необходимости обеспечить спокойствие на восточных границах, которое было нарушено политикой ущемления прав национальных меньшинств, в частности украинского и белорусского населения, что в итоге привело к формированию организаций, боровшихся за сохранение национальной идентичности и готовых сражаться за свои культуру и язык с оружием в руках. Например, к таким организациям можно отнести белорусскую «Громаду», которая уже к 1926 г. представляла серьезную опасность для польского правительства на «восточных кресах». «Громада» состояла из 56 000 человек и носила характер скорее неорганизованного крестьянского движения, способного в любой момент организовать хаотичное восстание6. Движение было популярно среди этнических белорусов и даже среди военных. Многие солдаты, служившие в армии на территории Западной Белоруссии, были этническими белорусами и даже создавали нелегальные «гуртки» (кружки) «Громады», распространяли специализированную литературу7.

За сохранение национальной идентичности активно боролись и украинцы. Об этом свидетельствует деятельность Украинского национально-демократического объединения (УНДО) – крупнейшей украинской политической партии на Галичине и в Польше (Марценюк, 2014). Члены УНДО подчеркивали, что «за 7 лет (с момента вхождения Западной Украины в состав II Речи Посполитой) Польша довела украинский народ до разрухи и в значительной степени уничтожила его культурные приобретения. Около полумиллиона гектаров, годной к обработке земли на украинской территории, отдала путем парцелляции польским военным переселенцам и “колонистам”, обойдя местное население, терпящее большой земельный голод. Вместо того чтобы дать разоренному войной украинскому крестьянству материальную помощь при восстановлении хозяйства, Польша отягощает крестьян непосильными налогами и податями, толкающими его в объятия безысходной нужды»8. Порядка тысячи украинских чиновников, учителей и работников (специалистов) в Польше были бесправны, их не принимали на государственную службу, а тех, кого принимали, переводили в отдаленные от Западной Украины территории. Кроме того, общественное самоуправление на украинских землях было сведено к минимуму, а точнее к полной разрухе и анархии. Из-за полонизации населения было закрыто более 2 000 народных украинских школ. Помимо школ гонению подвергалось и православие, например на северо-западных украинских территориях польские власти закрыли более 500 православных церквей, а в Галиции проводились административные притеснения греко-католического духовенства (униатской церкви, где богослужение проводятся в соответствии с византийской традицией, но сама церковь подчиняется Папе Римскому (Цюй, Гао, 2024)). Причина такой политики польских властей заключалась в желании оградить церковь от общественной деятельности по сохранению национальной идентичности и тем самым сделать ее (церковь) и духовенство орудием денационализационной политики1.

Само украинское население, проживавшее на «восточных кресах», понимало политику польского правительства, направленную на денационализацию населения, поэтому пыталось отстаивать право на сохранение национальной идентичности (языка, культуры и вероисповедания). Народный съезд УНДО констатировал что «Польша по отношению к украинскому народу не только не применяет никаких принятых на себя международного характера обязательств, но не применяет даже собственные конституционные гарантии»2. Выражалось это в том, что национальные меньшинства, в том числе украинцы, не могли пользоваться такими конституционно гарантированными правами гражданина, как свобода слова, печати, прессы, собраний и политических организаций. Более того, польские власти «уничтожали» украинскую прессу постоянными конфискациями, а политическую и культурную работу среди украинского народа затрудняли «репрессии» со стороны польской администрации. Например, за любую попытку воспользоваться правами гражданина на сохранение национальной идентичности польские власти проводили аресты и привлекали к уголовной ответственности тысячи украинских граждан, в том числе украинских послов, их держали в следственной тюрьме по несколько месяцев, а иногда и лет. В процессе уничтожения всего украинского (национальной идентичности) власти дошли до запрещения употреблять слова «украинец» и «украинский». Даже научные труды и художественная литература на украинском языке конфисковывались польской полицией. В то же время отмечалось, что в Восточной Украине, входившей в состав СССР, происходило укрепление национальной культуры и, как следствие, национальной идентичности3. Поэтому УНДО призывало защищать свои «национально-политические, культурные и хозяйственные интересы и бороться за принадлежавшие ему права»4.

Однако не стоит воспринимать УНДО только как организацию, ратовавшую исключительно за сохранение национальной идентичности украинцев, в первую очередь это была политическая организация, которая ставила цель создать независимую страну, состоящую из территории Западной и Восточной Украины, что соответствовало планам Великобритании по ослаблению СССР5. Несомненно, УНДО выступало против проводимой польским правительством политики (хотя и не исключало впоследствии и сотрудничества с польским правительством на взаимовыгодных условиях), которая выражалась в закрытии украинских школ; отсутствии национальных университетов, техникумов и т. д.; наличии в высших учебных заведениях принципа numerus clausus, направленного против национальных меньшинств; бюрократических проблемах при выезде заграницу для получения образования представителям национального меньшинства; полонизации образования на территориях Западной Украины и Западной Белоруссии; преследовании и ограничениях со стороны польской администрации в отношении национальных меньшинств, в том числе украинского населения, за культурно-просветительную деятельность в рамках дошкольного и внешкольного воспитания (попытки сохранить национальную идентичность у подрастающего поколения); конфискации научной и художественной литературы на национальном языке (на территории Западной Украины изымали не только литературу на украинском языке, но и произведения украинских авторов) и т. д.6

Кроме того, организацией была выработана программа по сохранению национальной идентичности украинского населения на «восточных кресах»7: ликвидация всех «шагов», направленных на «ополячивание» восточных кресов; призыв ко всем национальным меньшинствам, в частности украинцам, вести борьбу за свою национальную идентичность сообща; активная просветительская и воспитательная деятельность по сохранению национальной идентичности в дошкольных и школьных учреждения, а также активная внешкольная деятельность; изменение школьного образования, например в рамках обучения необходимо уделять внимание вопросам сохранения национальной идентичности (языка, культуры, истории и т. д.)8.

Нельзя не учитывать тот факт, что часть национального меньшинства, проживающего на «восточных кресах», предпочитала ассимилироваться с гражданами страны-реципиента, но большая часть все же хотела сохранить свою национальную идентичность, но им было в этом отказано.

Таким образом, положение белорусского и украинского национального меньшинства в межвоенной Польше было тяжелым. С одной стороны, Рижский и Версальский мирный договоры гарантировали национальным меньшинствам право на сохранение национальной идентичности, с другой – польское правительство проводило политику принудительного «ополячивания» «восточных кресов», тем самым уничтожая национальную идентичность проживающих там национальных меньшинств. Выразилось это в запрете на национальную культуру и язык. В сложившейся ситуации украинцы и белорусы вынуждены были отстаивать свое право на родной язык и культуру с оружием в руках, что заставило польское правительство несколько пересмотреть политику на восточных окраинах, а именно использовать более мягкий вариант полонизации. Однако, несмотря на все попытки отстоять право на национальную идентичность, украинцы и белорусы не имели ни четкой программы по ее защите, ни единства как внутри своего меньшинства, так и среди всех национальных меньшинств, боровшихся за национальную идентичность на «восточных кресах», что в итоге привело к денационализации населения в 1920-е гг.