Помощь чехословацких семей голодающим детям Поволжья в 1921 г

Office, evacuation, ambulance train, the Czech government, the Central Committee Pomgol, RSFSR.

Осенью 1921 г. состоялись первые равноправные переговоры на правительственном уровне по поводу вывоза советских детей из голодающих российских губерний за границу. Они были инициированы Министерством иностранных дел Чехословакии, которое 8 октября 1921 г. направило в Торговую делегацию РСФСР в Праге письмо, в котором сообщалось о том, что около 400 чехословацких семей обратилось к правительству с предложением принять на полное обеспечение русских детей из голодающих губерний. В письме подчеркивалось, что эти семьи предпочли бы взять на воспитание сирот в возрасте не старше 14 лет. Чехословацкая сторона просила решить этот вопрос как можно скорее, чтобы в случае положительного ответа успеть перевезти детей до наступления зимних холодов [1]. В результате переговоров Комиссии по улучшению жизни детей при ВЦИК с Чехословацкой дипломатической миссией 15 октября 1821 г. было заключено «Предварительное соглашение» об эвакуации 400 детей [2]. При этом советская сторона поставила свои особые условия: во-первых, эвакуации подле- жат только русские дети, в возрасте 8-14 лет, «физически здоровые, умственно развитые и морально безупречные»; во-вторых, советское руководство, идя навстречу чешским семьям, обязалось «по возможности» отправить в Чехословакию именно беспризорных детей.

17 октября 1921 г. это соглашение было одобрено на заседании Комиссии по улучшению жизни детей ВЦИК, затем 24 октября – на ее президиуме, который признал предложение правительства Чехословакии об эвакуации 600 детей «приемлемым». При этом президиум Комиссии по улучшению жизни детей ВЦИК для контроля за жизнью эвакуированных детей предложил создать при российском представительстве в Праге особый педагогических инспекторат [3]. Одновременно было принято решение начать разработку организационно-технической стороны эвакуации. Оперативность Комиссии по улучшению жизни детей при ВЦИК говорила о том, что положение детей усугублялось с каждым днем, катастрофически росла детская смертность.

В соответствии с этим договором чехословацкая сторона обязалась принять на себе полное иждивение 600 детей из голодающих губерний Поволжья. Отдельно оговаривалось, что эвакуации подлежат только русские дети без различия пола (но предпочтительнее мальчики) в возрасте от 6 до 12 лет, «физически нормальные, умственно развитые и морально безупречные». Дети эвакуировались на срок не менее 1 года. Для контроля за жизнью эвакуированных детей при российской дипломатической миссии в Праге создавалось специальное педагогическое бюро (педагогический инспекторат). Этому пункту советское правительство придавало особое значение. В договоре особо подчеркивалось, что по истечении года чехословацкое правительство не должно чинить никаких препятствий к возвращению в Россию «всех детей, или тех из них, о которых будет заявлено российским правительством». 9 ноября 1921 г. проект был утвержден ЦК Помгол и передан на рассмотрение чехословацкой стороне.

Как выяснилось позже, условие о создании специальной группы для сопровождения эвакуируемых детей не устраивало чехословацкое правительство. «Чешпра было очень обижено фактом командировки с детьми наших педагогов, как признак недоверия» [4] – сообщил в январе 1922 г. в Москву полномочный предста- витель РСФСР в Чехословакии П. Н. Мостовенко. Несмотря на эти разногласия, 22 ноября 1921 г. Чехословацкая дипломатическая миссия сообщила, что правительство Чехословацкой республики приняло договор и к 28 ноябрю для эвакуируемых детей из Праги к русско-польской границе будет отправлен санитарный поезд.

По условиям договора, заключенного между властными структурами РСФСР и Чехословацкой республики, советские дети не позднее 1-2 декабря 1921 г. должны были быть доставлены к советско-польской границе для пересадки в чешский санитарный поезд. Это говорило о том, что чехословацкая сторона поставила своего партнера по переговорам в крайне затруднительные условия, поскольку Советская Россия переживала острейший экономический кризис. Все это в условиях тяжелейшей хозяйственной разрухи и голода от всех уровней властных структур, в первую очередь от органов социального призрения детей, требовало приложения непомерных усилий. Несмотря на то, что чехословацкая сторона не оставила времени для раскачки советских ведомств, к этой работе во всех властных уровнях приступили со значительным опозданием, особенно симбирские власти. В результате, телеграмма о том, что 26 ноября в Симбирск прибудет санитарный поезд № 40 для «погрузки» 600 мальчиков в возрасте от 6 до 12 лет» [5], в губернский отдел народного образования поступила только в середине ноября. После чего началась спешная подготовка детей по разнарядке для отправки детей в Чехословакию. Однако, несмотря на то, что санитарный поезд № 40 прибыл в Симбирск с пятидневным опозданием, местные власти не успели подобрать необходимый контингент беспризорных детей для эвакуации в Чехословакию. В результате поезд с детьми из Симбирска в Москву отправился только вечером 5 декабря [6].

Кроме того, для приведения беспризорных детей в соответствующий «человеческий вид» было необходимо не только время, но большие материальные и социально-педагогические ресурсы. Все эти моменты значительно затруднили работу симбирских социальных служб по подбору детей отправки в Чехословакию, с которой они справились лишь наполовину. Нет полных сведений о составе отправленного детского контингента в Чехословакию. Думается, в этой группе были не только беспризорники, и другие дети, имевшие родителей, родственников или опекунов, поскольку в то время многие дети, находившиеся в иждивении, по своему облику и уровню развития почти ничем не отличались от безнадзорного детского населения.

В действительности, число детей, отправленных из Симбирска в Москву, было значи- тельно меньше, среди них были дети обоего пола и старше 12 лет. По данным председателя педагогического бюро В. Н. Шульгина, из Симбирска в Чехословакию отправили только 292 ребенка в возрасте от 6 до 14 лет [7]. Дело было, конечно, не в том, что в Поволжье не было 600 голодающих мальчиков требуемого возраста. Проблема заключалась в том, что для отправки требовались мальчики «физически здоровые», «умственно развитые» и «морально безупречные». Разумеется, что среди голодающих беспризорников Поволжья детей, отвечающих этим требованиям, было достаточно. Но для этого требовались в то время и огромные материальные средства для приведения их в человеческий облик. В связи с этим местные власти действовали по привычной схеме и приказ Центра выполнили лишь наполовину и не тем качеством. У них без этого хватало проблем, поскольку их настойчиво осаждали сотни тысяч других голодающих детей, потерявших от голода человеческий облик и готовых из-за куска хлеба или миски похлебки идти на любые преступления. В результате недостающее число детей было решено набрать в Москве.

Путь из Москвы до станции Негорелое, где детей ожидал санитарный поезд из Чехословакии, оказался не менее сложным, как и путь из Симбирска в Москву. Вечером 17 декабря санитарный поезд № 40 сделал остановку в Смоленске, для «догрузки» голодающих детей, так как условиям советско-чешского договора еще не хватало около 200 чел. Однако, подготовленная для эвакуации группа детей в 200 чел. поезд ожидала не в Смоленске, а в Рославле. Учитывая сложности, связанные с плохой организацией работы железнодорожных служб, путь в Рославль занял бы еще более 2 суток. В то же время представители Чехословацкого Красного Креста, заявили, что «в случае дальнейшей задержки они снимают с себя ответственность за последствия, могущие произойти на границе недоразумения». В этих условиях было принято решение следовать далее к станции Негорелое, не заезжая в Рославль.

Помимо трудностей, связанных с передвижением поезда, в ходе эвакуации возникли и другие серьезные проблемы. В частности, предоставленное детям питание было крайне низкого качества, которое состояло из замороженной картошки, риса и испорченной трески. Причем сопровождающий советский персонал готовил для себя отдельно, а для представителей чешской миссии во избежание скандала приобреталось дополнительное питание. Длительный переезд в неотапливаемых вагонах и отсутствии нормального питания привел к обострению уже имевшихся и появлению новых серьезных заболеваний у детей. По подсчетам Шульгина, на пути от Симбирска до советско-польской границы ежедневно в среднем заболевали 4 ребенка такими тяжелыми болезнями, как менингит, корь, сибирская язва, возвратный тиф [8].

20 декабря 1921 г., почти на три недели позже запланированного срока, санитарный поезд с эвакуируемыми детьми пересек советско-польскую границу. В Минске были составлены акт о передачи Россией Чехословакии 439 детей, а также список детей, сбежавших за время пути или отставших от поезда. В списке сбежавших были указаны 12 мальчиков в возрасте от 9 до 12 лет, об их дальнейшей судьбе ничего не известно [9].

В чешском санитарном поезде, по свидетельству членов советского педагогического бюро, для детей были созданы все необходимые условия. Ребята были размещены в «достаточно просторных» отапливаемых вагонах, их ежедневно мыли. Для каждого ребенка были приготовлены мягкие тюфяки. В поезде был организован изолированный лазарет из двух специально оборудованных вагонов по 20 коек в каждом. Сопровождавшие детей чехи говорили по-русски. Во всех отчетах членов советского педагогического бюро особо отмечалось доброжелательное отношение чехов к детям. «Эта атмосфера заботливости, внимания, – подчеркивал в своем отчете Шульгин, – сопровождалась всю дорогу и не только со стороны сопровождающего персонала, но и со стороны посторонних поезду людей. На остановках, где скрещивались поезда, ребят приветствовали возгласами и маханием платков, некоторые заходили в вагоны и просили немедленно дать на воспитание ребят». Кормили детей 5 раз в день. Еда, по общим отзывам членов педагогического бюро, была «хорошего» качества. Единственная сложность, связанная с кормлением детей, заключалась в том, что изголодавшиеся дети ели настолько жадно, что от переедания у них начались желудочные проблемы [10]. Однако чешская сторона по условиям договора не обеспечила детей одеждой и обувью, а лишь пообещала их выдать по прибытию на место.

С прибытием в Чехословакию детей отправили в карантинный лагерь Пардубицы, в карантинном лагере им оказывался хороший прием. Встретившие их «сестры», по словам Шульгина, обращались с детьми, «с большой нежностью». Разместили ребят в 5 больших одноэтажных бараках. Вот как описывал эти бараки В. В. Беренштам, посетивший 6-7 января 1922 г. эвакуированных детей по поручению полномочного представителя РСФСР в Чехословакии П. Н. Мостовенко: «Каждый барак состоит из двух просторных залов, отделяемых общей передней. По длине залы (я измерял шагами только одну) – 38 аршин, ши- рине более 10 аршин, а также при 14 окнах – в зале помещается всего 34 кровати, так что воздуха и света для детей много, тем более что зал высокий. Пол – каменный – плиты, железные кровати с матрацами, бельем, одеялами и подушками. Каждый зал отапливается целый день двумя печами. Освещение вечером электрическое. Дети в возрасте от 7 до 14 лет (один есть 17 лет) – имеют очень жизнерадостный, сытый вид». Кормили в Пардубицах 4 раза в день, «вкусно сытно, разнообразно». «Дети сияют от удовольствия, когда говорят об обеде с его ежедневным разнообразием», – писал в своем отчете В. В. Беренштам. В своем докладе Шульгин расписывает меню: на завтрак: какао с белым хлебом; в полдень (в 12 ч.): суп, мясное блюдо с подливкой и картошкой или макаронами; в полдник (через 1,5-2 ч. после обеда): сладкий кофе или какао и белая булка с вареньем; на ужин: каша, галушки с мясом и хлебом. По словам В. Беренштама, дети были «в восторге», «все и всё» ели «поразительно жадно». В честь празднования Рождества была организована «ёлка», во время которой детей «угощали» колбасой с рисом [11].

Помимо еды, «восторг» у детей вызвало купание в ванной. Однако это удовольствие было не частым. За 12 дней детей искупали 2 раза в бане. Детей по каким-то причинам не обеспечили сменной одеждой, они после бани были вынуждены надевать старую грязную одежду (возможно продезинфицированную в сушилке), с которой приехали из России. Подавляющее большинство детей было одето в серые парусиновые халаты на вате, выданные в советском приюте. По утверждению представителя Чехословацкого Красного Креста в Пардубицах Кубека, одежду детей дважды продезинфицировали (возможно, это произошло в бане). Однако одежда детей на членов советского педагогического бюро и представителей дипломатической миссии произвела крайне удручающее впечатление. Объясняя причины невыполнения условий договора об обеспечении детей новой одеждой в первый же день после принятия их под чехословацкую опеку, чехи поначалу ссылались на необходимость снять с каждого ребенка мерку для индивидуального пошива. Затем утверждали, что новое белье и одежда своевременно подготовлены для всех детей, но выдавать их в карантинном лагере нецелесообразно, поскольку дети все равно быстро испачкают эту одежду. «Гораздо лучше для детей, когда они явятся в чужие семьи хорошо и чисто одетые, а не в грязные, пояснил по этому поводу Кубек. Сами видите, как они возятся, на затоптанном полу. Из бани в чистой одежде мы их сюда уже не впустим» [12].

В основном, дети были ухожены и сыты, тем самым чехословацкие семьи спасли, от голод- ной смерти в 1921 году, более 430 мальчиков из Симбирской губернии.